пока он аккуратно подбирался на нужную дистанцию. Он действительно успел отчасти настроиться на Камень, и этих ограниченных возможностей оказалось достаточно, чтобы позволить ему кое-что сотворить с помощью Самоцвета, кое-что неизвестное мне, а вот Бранд об этом был осведомлен с самого начала.
Бранд со всеми предосторожностями появился на безопасном расстоянии от Бенедикта, попробовал Камень, подошел чуть ближе, попробовал снова, и так все приближался и пробовал, пока не добрался до точки, из которой Самоцвет смог воздействовать на нервную систему Бенедикта.
– Бенедикт, – сказал я ему, – тебе лучше перебраться ко мне.
И я, сосредоточившись, напряг всю свою волю, однако Бенедикт даже не пошевелился и не ответил.
Козырь его действовал, я чувствовал его присутствие и благодаря этому наблюдал все происходящее – но не мог добраться до него. Самоцвет, очевидно, воздействовал не только на двигательные функции.
Я снова посмотрел на облака. Они быстро сгущались, тянулись к луне. Похоже, скоро они ее закроют, и если я не сумею до того вытащить Бенедикта, он рухнет прямо в море, как только свет будет перекрыт и Тир-на Ног’т исчезнет. Бранд! Если он осознает происходящее, он, быть может, сумеет воспользоваться Самоцветом и рассеять облака. Но для этого ему, вероятно, придется отпустить Бенедикта. Вряд ли он на это пойдет. И все же… Облака вроде бы несколько замедлили свой бег.
Я вытащил из колоды карту Бранда и на всякий случай отложил в сторону.
– Эх, Бенедикт, Бенедикт, – сказал, улыбаясь, Бранд, – чего стоит лучший боец из всех живущих, который не в состоянии пошевелиться и достать клинок! Я же говорил, что ты дурак. Ты и правда думал, что я добровольно пойду на заклание? Следовало бы тебе поверить тому страху, который ты испытывал. Тебе следовало бы догадаться, что я не приду сюда беспомощным. Я ведь вполне серьезно говорил, что выиграю. Но тебя выбрали неспроста, ты самый лучший из всех. И я бы правда хотел, чтобы ты принял мое предложение. Однако теперь это уже не важно. Меня не остановить. У других нет и шанса, а без тебя все будет куда проще.
И Бранд извлек из-под плаща кинжал.
– Проведи меня к себе, Бенедикт! – крикнул я. Бесполезно. Ответа не было – и не было силы, способной перенести меня по Козырю туда, наверх.
Я достал Козырь Бранда, вспомнив поединок воли с Эриком. Если я сумею сейчас мысленно достать Бранда, возможно, это разрушит его сосредоточение в достаточной мере, чтобы Бенедикт освободился. Все свои силы я направил на карту, готовясь к полноценному ментальному штурму. И – ничего. Холод и темнота.
Должно быть, он был настолько сосредоточен на своем деле, на мысленном управлении Самоцветом, что я просто не мог пробиться сквозь этот ментальный барьер. Все мои ходы оказались блокированы.
Вдруг лестница надо мной стала бледнеть, и я быстро взглянул на луну. Проклятье! Край облаков наползал на серебристый диск.
Я снова переключился на Козырь Бенедикта. Медленно, слишком медленно, однако связь восстанавливалась, значит, где-то в глубине души Бенедикт оставался в сознании. А Бранд придвинулся еще на шаг ближе, все так же насмехаясь. Самоцвет на тяжелой цепи полыхал, активно работая. Их разделяло около трех шагов. Бранд поигрывал кинжалом.
– …Да, Бенедикт, – говорил он, – ты бы, пожалуй, предпочел погибнуть в бою. С другой стороны, можешь и этот вариант считать своего рода честью, символом. Смерть твоя в некотором роде ознаменует рождение нового миропорядка…
На какое-то мгновение Образ за ними совсем поблек, однако я не мог отвести взгляд и не знал, что там делается с луной. Сам же Бранд, посреди теней и мерцания Камня, спиной к Образу, казалось, не замечал ничего. Он сделал еще шаг вперед.
– Однако хватит. Многое еще предстоит сделать, а ночь не вечна.
Бранд подошел ближе, опуская кинжал.
– Спокойной ночи, милый принц [47], – проговорил он, сходясь вплотную со своей жертвой.
И тут странная механическая рука Бенедикта, некогда вырванная мной из этого мира теней, серебра и лунного света, метнулась атакующей змеей. Созданная из металлических пластин, сверкающих как грани самоцвета, с запястьем, свитой из серебряной проволоки, зафиксированной веснушками огоньков, стилизованная, скелетоподобная, швейцарская игрушка, механическое насекомое, функциональная, смертоносная и по-своему прекрасная, она выстрелила вперед неимоверно быстро, я даже заметить не успел, тогда как все остальное тело Бенедикта продолжало оставаться неподвижным, будто статуя.
Механические пальцы впились в цепь, на которой висел Камень Правосудия. И тут же рука дернулась вверх, подняв Бранда за цепь высоко над полом. Бранд уронил кинжал и обеими руками вцепился в горло.
За его спиной Образ вновь померк, а потом засветился опять, но куда бледнее. Перекошенное лицо Бранда в свете фонаря казалось искаженной маской призрака. Сам же Бенедикт был по-прежнему недвижим, держа Бранда высоко над полом, человек-виселица.
Образ поблек вновь. Лестница надо мной начала исчезать. Луна уже наполовину скрылась за облаками.
Извиваясь, Бранд вскинул руки и ухватился за цепь по обе стороны от сжимавшей ее механической ладони Бенедикта. Бранд был силен, как и все мы. Я видел, как вздулись, напрягшись, его мускулы. Лицо Бранда потемнело, а на шее скрученными жгутами проступили жилы. Он прокусил губу, кровь стекала по его бороде, пока он пытался разорвать цепь.
Громкий щелчок, звенящие брызги; цепь порвалась, и Бранд упал, задыхаясь, на пол. Потом перевернулся, сжимая горло обеими руками.
Медленно, очень медленно Бенедикт опустил свою странную руку, по-прежнему сжимавшую цепь вместе с Камнем. Он чуть размял вторую руку и глубоко вздохнул.
Образ еле светился. Тир-на Ног’т над моей головой стал прозрачным. Луна почти скрылась за облаками.
– Бенедикт! – крикнул я. – Ты меня слышишь?
– Да, – ответил он очень тихо и начал проваливаться сквозь пол.
– Город исчезает! Иди ко мне, сейчас же!
Я протянул руку.
– Бранд… – начал было он, оборачиваясь.
Но Бранд тоже проваливался, и я видел, что Бенедикту до него не дотянуться. Я крепко схватил Бенедикта за левую руку и дернул. Оба мы упали на землю на вершине Колвира.
Я помог Бенедикту встать, и мы устало опустились на каменную ступень, а потом долго-долго мы молчали. Потом я снова посмотрел вверх: Тир-на Ног’т исчез.
Вновь я вспомнил обо всем, что сегодня случилось – так быстро, так внезапно. Тяжким грузом навалилась усталость; я чувствовал, что силы мои почти истощены, я вот-вот засну. Мысли путались. Просто уж слишком активно набросилась на меня жизнь. Я вновь прислонился к камню, глядя на облака и звезды. Кусочки мозаики… которые лишь надо правильно подобрать, повернуть, вставить… и вот прямо сейчас они подбирались, поворачивались
