К своему ужасу они обнаружили, что совершенно забыли об одном: куда девать верхнюю одежду гостей? Куда ее вешать? Места не было!
В эту минуту вошел Коль, и Анна-Мария в панике бросилась за советом к нему. Он огляделся.
— Подождите, — сказала он и попросил выделить ему одного помощника. Они вышли и вернулись с длинным столом из конторы. Они поставили его в дальний угол зала, одежду можно было складывать туда.
Сейчас наступил самый критический момент. Одна семья следовала за другой. Дети всех возрастов — и школьники, и дошкольники — кишмя кишели вокруг яслей, видно было только тем, кто стоял совсем рядом, и Анна-Мария стала бояться из-за свечей, которые были там зажжены.
Пришел священник. К счастью, Лина взяла его на себя и провела на место — после того, как он произнес что-то похвальное о яслях.
Но когда Анна-Мария повернулась, она увидела, что у двери было черным-черно — из-за мужчин. Шахтеры!
Она встретилась глазами с Колем, который стоял в другом конце зала. Он кивнул и немного нахально улыбнулся.
Бенгт-Эдвард проговорил ей прямо в ухо:
— Они получили выходной, все. Поэтому они и работали прошлой ночью.
— Это Адриан Брандт так решил?
— Нет, Коль.
— Им приказал прийти сюда?
— Да нет же. Они сами пришли, потому что им интересно.
— Нужны еще стулья, — в панике сказала Клара. — О, Господи, они все пришли!
Анне-Марии помог Коль, который появлялся неподалеку всякий раз, когда он оказывался ей нужен. Они отправили Сикстена и Сюне и еще пару молодых парней за чем-нибудь, на чем можно было сидеть — откуда угодно!
И отец Эгона был здесь! Не слишком трезвый, но Анна-Мария все равно была тронута. И его сын сможет показать, на что он способен!
Она наморщила лоб. Нашла жену кузнеца.
— А где Густав, твой муж? Ему надо видеть, как играют его дети, они такие чудесные! Женщина выглядела удрученной.
— Но кто-то же должен был остаться с младшими дома. А я нужна здесь.
— Коль, — решительно сказала Анна-Мария. — Детей надо привести сюда!
— Но барышня! — возразила мать. — Это невозможно! Ведь они в постели. Они даже стоять не могут.
— Их надо привести сюда, даже если это будет последнее, что с ними будет, — сказала Анна-Мария несколько необдуманно. — Ребята! Очистите эту сторону! Нам надо будет внести сюда кровать! Пошли, Коль!
Они взяли с собой мать детей и Клампена и поспешили к дому кузнеца.
Анна-Мария остановилась в дверях комнаты, где лежали дети. Она инстинктивно потянулась к руке Коля и вцепилась в нее. В большой, прикрепленной к стене кровати, лежали четверо маленьких ребятишек, больше всего похожих на тени замерзших тростинок. Их лица были белы, как алебастр, и казалось, что на них не было ничего: только огромные беспомощные глаза. Волосы прилипли от пота ко лбам, на рваном постельном белье были следы крови. Во всей комнате был запах смертельной болезни.
Они обессиленно смотрели на красивую даму в дверях.
— У меня есть постельное белье получше, — нервно сказала их мать. — И наша собственная кровать меньше, ее можно перенести.
— Замечательно, — кивнула Анна-Мария. Губы ее побледнели. — Поскорей смени белье! Ребята, вы берете кровать! Густав, одень детей получше, каждый из вас возьмет по ребенку и понесет, после того, как в зале установят кровать. Сама я сегодня, к сожалению, никого не могу нести.
— Да, я слышал о несчастье, которое приключилось вчера с вами, — сказал Густав. — Но, неужели, мы и правда вынесем их?
— Там весь Иттерхеден, — сказал Коль без всякого выражения. — Почему же вы должны сидеть дома?
Немного позже кровать в школьном зале была установлена, и четырех легких, как перышки, детей впервые за долгие месяцы, даже годы вынесли из дома.
— Говоришь, там много народа? — спросил Коля Густав.
— Все. Кроме Нильссона. И нельзя сказать, что его кому-то недостает.
— Да нет, он просто боится показаться сразу всем, кому так докучал. Боится, что камнями забросают!
Густав едко засмеялся над собственными словами.
Когда они вошли в зал с детьми на руках, все стихло. И все расступились перед Колем и другими мужчинами, чтобы маленькие, обреченные на смерть, существа смогли увидеть рождественские ясли. Анна-Мария заметила робкие улыбки на губах детей и разрыдалась. Она ничего не могла с собой поделать и заторопилась за занавес, где ее ученики удивленно смотрели на нее.
Наконец, все четверо детей были уложены в постель, вокруг них разложили подушки, чтобы они могли видеть сцену. Кузнец запасся большим количеством тряпок — в качестве носовых платков — на случай, если они будут кашлять кровью, — сказал он.
«Как мне могло прийти в голову, что жалкие лекарства из волшебных трав Людей Льда могут спасти этих детей? — в отчаянии подумала Анна-Мария. — Они уже добыча смерти. Особенно двое младших. От них просто ничего не осталось!»
Внезапно к занавесу подошли Сикстен и Сюне, а с ними еще двое парней. Они хотели поговорить с ней. Она высморкалась, вытерла глаза и вышла к ним.
— Мы можем спеть небольшую песенку, — сказал Сикстен, стараясь казаться безразличным. — Если это подойдет?
— Превосходно! — горячо заверила его Анна-Мария. — Сразу после спектакля, когда я объявлю ваше выступление, чтобы вы знали, что вам начинать. А можете две? Я имею в виду — песни.
Они могли.
— А Бертиль очень здорово читает стихи, — сказал Сикстен. — Он может прочесть одно, если барышня захочет.
— Конечно, большое спасибо, — сказала она Бертилю.
Сикстен продолжал:
— А Фредрик может спеть что-то религиозное. И подыграть себе на пиле.
— Здорово! — она сосчитала на пальцах. — Будет лучше, если мы начнем с религиозного, после рождественской пьесы, Фредрик. Потом стихи. Еще школьники споют песню… А в конце вы двое, Сикстен и Сюне, ведь ваш репертуар, наверное, полегче? Ох, вы просто спасли наш вечер, понимаете, у нас была слишком короткая программа.
— Да, мастер говорил, — признался Сикстен. — И еще, фрекен. Мы только хотели сказать, что просим прощения за то, что было там, у скал…
Сюне кивнул, подтверждая.
Анна-Мария улыбнулась.
— Все забыто, ладно? Ничего и не было.
В этот момент появилось семейство Брандт. Они высокомерно остановились в дверях, как бы сожалея о том, что пришли на столь многолюдный праздник, и посмотрели на переполненный зал. Лина поспешила к ним, сделала книксен и попросила занять места впереди, рядом со священником. Но не угодно ли им будет посмотреть сначала рождественские ясли?
Они изучали их весьма подробно, пока их подчиненные почтительно расступились. Они поднимали фигурки, на что до них не отваживался никто, и обсуждали между собой. Селестина хотела поиграть верблюдом, и ее бабушка разрешила ей сделать это. Анна-Мария забрала верблюда и поставила на место, за что удостоилась злобного взгляда девочки. Адриан поздоровался с Анной-Марией, как всегда в присутствии семьи — нервно, а потом стало казаться, что он избегает встречаться с ней взглядами здесь, где их могли видеть все его рабочие.
И не то, чтобы Анна-Мария была в восторге от твердокаменных мужчин, но должны же у слабости быть какие-то границы! Адриан был один из самых слабых, которых ей только доводилось встречать, непонятно, как это ему удавалось руководить целой компанией: шахтой. На примере этого можно было видеть, что могут сделать имя и деньги! И еще хороший мастер…
Она ничего не могла поделать: взгляды, которые она бросала в сторону Коля, были очень теплыми. Потому что в них отражалось то, что она думала именно сейчас. Он удивленно взглянул на нее и медленно отвернулся.
Анна-Мария очнулась от голоса почтеннейшей госпожи Брандт, стоявшей у яслей. А она почти совсем забыла о них.
— Очень мило, — сказала фру Брандт, проводя рукой над яслями. Она снисходительно велела:
— Купи это, Адриан!
И направилась к своему месту.
Анне-Марии стало жарко от возмущения.
— Не думаю, что Коль захочет это продать, — произнесла она дрожащим голосом.
