— Ты не мог этого знать, Павел, я о том тебе не говорил. Значит, тебе сказал кто-то из моих товарищей…
— Мне никто не говорил, — покачал головой Павел, и негромко добавил, — я сам сделал выводы, просто нас хорошо учили...
Глава 14
— Я расскажу все, мне скрывать от тебя нечего. Но вот какая штука получается — вот мы прочитали книгу и получили из нее информацию. Проанализировали, сделали выводы и стали использовать в прикладном характере. Вот какое у тебя прозвище было в партизанском отряде, между своими, конечно, не для вышестоящего командования?
— «Лаэ», так меня звали товарищи, и русские, и эстонцы, — усмехнулся Альберт Генрихович, вот только глаза оставались прищуренными, смотрел на Никритина так, словно просверлить насквозь хотел.
— «Заряжай»?! Хм, как раз по случаю.
— Почему «заряжай», может быть «давай»?! Да и что за случай, о котором ты упомянул?
— Гауптман, вы в болотистой местности оперировали, а она ограничивает численность партизанского отряда, и усложняет снабжение всеми видами довольствия, и особенно боеприпасами. Так что патронов у вас была хроническая нехватка, и ты постоянно на это сетовал. Отсюда и прозвище, хотя есть возможность ошибки, ведь не в курсе всех деталей, могу только догадываться. Но, думаю этого вполне достаточно, камераден. Генуг!
Никритин пожал плечами и посмотрел на старого партизана — вид у дедушки Эльзы был ошеломленный, с вытаращенными глазами и отвисшей челюстью. Дело в том, что сентенцию Павел выдал на беглом немецком языке, специально занимался им в девяностые, а потом проходил полугодичную практику в Германии, по обмену между университетами. По большому «блату» получил эту уникальную возможность, оплатили и поездку, и длительное обучение с проживанием.
— Ты не можешь так говорить! Я же сам с вами все время занимался, и тобой, и с Эльзой. А у тебя владение немецким языком сейчас ничем не хуже моего, беглая речь!
— Я еще также на английском говорю, только чуть получше. Мог бы тебе и на нем все рассказать, но ты его не знаешь.
Павел усмехнулся, глядя на пораженного эстонца — для того это было огромным потрясением по меньшей мере. Ведь не может школьник, которого как облупленного знал с самого детства, неожиданно, за считанные дни, пока отсутствовал, овладеть иностранным языком в достаточной степени, чтобы говорить на нем бегло, причем оперируя словами, которых юнцы просто не знают. А если и слышали, то в быту их не применишь.
— Я тебе говорил про книгу для примера. Но представь, что в сорок первом ты получил разум самого себя, только с семьдесят восьмого года, когда возраст к шестидесятилетнему рубежу подошел?! Помогли бы тебе те знания, которыми ты сейчас владеешь?
— Ты хочешь сказать…
Альберт Генрихович осекся, впился взглядом в лицо Павла, а тот в ответ только кивнул и натянуто улыбнулся. Но паузу держать не стал, было ни к чему тянуть время, рубанул сразу:
— Немедленно поговори с Элей, что произошло вчера вечером — она тебе расскажет все. Только не торопись принимать решения, мы с тобой должны подумать над тем, что случилось.
— Хорошо, я так и сделаю. Подожди меня здесь — можешь закурить, вижу, что ты уже баловаться табаком стал.
Изрядно побледневший Альберт Генрихович поднялся со стула и тут же вышел из комнаты. Никритин потянулся к красно-зеленой пачке «Леэк», вытянул сигарету и закурил — нервы весь разговор были натянуты струною, тронь — либо зазвенят, или лопнут. Так он и сидел, молча курил, ожидая Альберта Генриховича. Но тот вернулся только через полчаса, побледневший и мрачный. Тяжело опустился на стул, сжав губы. К спиртному притрагиваться не стал, наоборот, убрал бутылку в шкаф вместе с рюмками. Положил руки на стол, напряженно размышляя.
Павел курил, сохраняя внешнюю невозмутимость, стараясь не смотреть на Альберта Генриховича. Но вот заданный им вопрос оказался для него совершенно неожиданным:
— Почему ты решил, что эти «крестоносцы» из КГБ?
— Потому что знаю, — пожал плечами Павел. — Там через одиннадцать лет сам буду тайник с оружием обустраивать. По приказу «комитетчиков». Так что в это дело лучше не влезать, и никому не говорить — там смерть. Есть тайны, прикосновение к которым гибельно для того, кто к ним притронулся. Так что не мешает проявить осторожность.
— Согласен, — кивнул головой ветеран, но тут же задал вопрос, при этом внимательно смотря на Павла:
— Как так произошло, я имею в виду случившийся с тобою, скажем так — «перенос сознания»?! И сколько тебе лет на самом деле?!
— Перенервничал и умер, только и всего, в шестьдесят два года. Это произошло в 2023 году вчерашним днем, восьмого.
— На два года старше меня, — Альберт Генрихович даже не удивился, просто констатировал факт. — А ведь днем я заметил, что у тебя глаза стали другими, совсем иными — блеклые, будто старческие. Или того человека, кто долго воевал и видел немало смертей.
— Можно сказать и так — воевал. Только та война гражданской, по своей сути была, власть против народа. А смертей хватило, прямо мор прошелся — люди тысячами мерли, на помойках еду искали.
— Да что же у вас там случилось такое жуткое?! Ядерная война, что ли?! Да ведь карточки на хлеб можно было ввести!
— Хуже ядерной войны, «Лаэ», намного сквернее. Ликвидация и распад СССР из-за измены верхушки, и реставрация капитализма, — Павел замолчал, глядя на помертвевшее лицо ветерана…
Наградной знак ЦК ВЛКСМ — его выдавали многим бойцам оперативно-комсомольских отрядов по борьбе с преступностью.
Глава 15
— Ну и дела пойдут, хуже не придумаешь, хоть вешайся!
Эстонец совершенно по-русски почесал затылок — впервые Павел видел Альберта Генриховича столь растерянным. Сообщение о смерти внучки и о собственной кончине спустя четыре года он встретил совершенно спокойно, по крайней мере, наружно, но рассказ о распаде СССР его потряс — несмотря на распахнутое окно в комнате клубился табачный дым, раскинувшись облаком под высоким потолком.
— Я вот сейчас подумал, а ведь действительно сейчас налицо многие факторы, о которых ты говорил. Но руководство или не признает тяжелой ситуации, или просто отмахивается от решения проблем. Видимо, думают, что все само собой рассосется, как беременность у школьницы. Действительно — «кремлевские старцы», как их называют в народе.
«Лаэ» налил себе кипятка из чайника, раскрыл банку с растворимым кофе, и в чашку ушло сразу две чайных ложки с горкой. Кофе, хотя и было в дефиците, но в Эстонии его еще можно было купить, как и многие другие продукты — все же «витрина социализма» — но каждые выходные дни город был переполнен автомобилями с ленинградскими номерами.
Павел налегал на чай — он был хорош, не грузинский с «поленьями», а индийский из большой пачки со слоном. Посмотрел на часы — только перевалило за полночь. «Исповедь» заняла добрых три часа — ветеран расспрашивал его жестко. По сути, умело вел допрос, используя различные типы вопросов, стараясь поймать на нестыковках и противоречиях. Но разве юноша способен создать целостную картину погибающего мира, которую даже силами ЦРУ и КГБ невозможно придумать, вкупе с усилиями всего института марксизма-ленинизма и резолюциями съезда КПСС?!
— Значит, 26 июля Карл Генрихович будет избран первым секретарем ЦК нашей компартии?
— Да, вопрос о назначении Вайно в Москве будет решен на днях, он сменит на этом посту Кэбина, но Иван Густавович будет назначен председателем президиума Верховного Совета — все же был помощником Каротамма. А в 1983 году его сменит Рюйтель, который через пять лет протолкнет «Декларацию о суверенитете». Потому, сейчас Москва ставит «русского» эстонца, видимо, понимают, что дела здесь совсем плохи, и не на кого опереться — песок ведь плохая замену бетону в фундаменте.
