Ознакомительная версия.
Гаур бросил тигрольва на землю и начал на нем топтаться. Но это продолжалось недолго. Скоро силы совсем покинули лесного гиганта и он, зашатавшись, рухнул рядом с безжизненным телом своего врага. Бходжи не мог поверить своей удаче. Такая знатная добыча и так легко ему досталась! Если он принесет в селение племени не только рог Джхаши, но еще и шкуру, а также клыки Пишачи, его имя станет легендой!
Немного подождав — пока гаур не перестал биться в конвульсиях, — охотник быстро спустился на землю и, держа наготове лук, приблизился к поверженным зверям. Этот лук был особый. Бходжи изготовил его специально для охоты на Джхашу. Он знал, что для гаура отравленные стрелы не представляют никакой опасности. Поэтому зверя нужно было целить в сердце. А чтобы пробить толстую шкуру гаура, требовались очень сильный лук и большие стрелы, похожие на дротики.
Если поставить лук на землю, то он доставал Бходжи до подбородка; а охотник был ростом около четырех с половиной хаста. (В его племени все были высокими.) Бходжи изготовил лук из рогов дикого гайяла, а наконечники стрел, похожие на листья фикуса, ему ковал лучший кузнец джати. Примерно такая же стрела, выпущенная из подобного лука во время штурма индийской крепости, пробила доспех самого Александра Македонского.
Гаур Джхашу был еще жив, но уже на последнем издыхании. Он смотрел своими огромными фиолетовыми глазищами на охотника… и плакал! Наверное, от бессилья. А может от того, что знал — ему уже никогда не вернуться к родным лежкам в Виндийских горах.
Бходжи опустил лук и нахмурился. Его охотничий азарт куда-то пропал, а на душу словно лег тяжелый камень. Ему было очень жалко гаура. Если б не строгий наказ главного жреца племени и старейшин, он никогда не осмелился бы охотиться на Джхашу. Охотника утешало лишь одно — то, что он фактически не виновен в смерти зверя…
Бходжи сидел на помосте, застеленном циновками, и неотрывно наблюдал за высоким керамическим кувшином. На его голой мускулистой груди висело ожерелье из клыков тигрольва. Рядом с ним сидели старейшины племени и жрецы. Их глаза тоже были прикованы к невзрачному глиняному сосуду, словно он был изготовлен из драгоценнейшего китайского фарфора и в нем плескалось то дорогое и восхитительно вкусное вино, что пьет сам раджа.
Все ждали, когда закончится испытание добытого Бходжей рога гаура Джхаши. Рог поместили в кувшин, бросили туда с десяток живых скорпионов и плотно закрыли сосуд крышкой. Жрецы тихо бормотали заклинания, а глава старейшин ерзал от нетерпения, предвкушая, сколько золота отвалит ему за этот бесценный рог туранский купец, прибытие которого в селение ожидалось со дня на день.
Наконец главный жрец племени, высокий костистый старик с седой бородой до пояса, поднялся, в торжественной тишине снял с кувшина крышку, осторожно вынул из него рог (который младшие жрецы тут же бережно положили на сафьяновую подушечку) и вытряхнул из сосуда скорпионов. Все затаили дыхание и уставились на ядовитых насекомых. Они были неподвижны. Для верности жрец потрогал их палочкой, но скорпионы по-прежнему не подавали никаких признаков жизни.
И тогда раздался общий вздох облегчения. Все вдруг радостно заговорили, задвигались, затем встали и начали благожелательно похлопывать по плечу сияющего Бходжу-Рожденного-Красной-Луной-Который-Всегда-Приносит-Добычу.
Охотник был на седьмом небе от счастья. Испытания показало, что Джхаша уже вошел в пору зрелости и рог гаура обладает своим главным и самым ценным качеством — предохраняет его владельца от ядов. Испарения от рога не только нейтрализовали яд скорпионов, но и убили насекомых…
* * *
По Большому шелковому пути шел караван весьма предприимчивого туранского купца Афросиаба. Это был наиболее протяженный участок пути, который проходил через территории Центральной Азии. Караваны, груженные шелком и фарфором из Китая, пряностями и самоцветами из Индии, серебряными изделиями из Ирана, керамикой и многими другими товарами, шли по пустыням Каракумы и Кызылкум, через оазисы Мерва и Хорезма, по безбрежным степям Сары Арки, одолевали перевалы Памира, Тянь-Шаня, Алтая, переправлялись через реки Мургаб, Амударью и Сырдарью. Большой шелковый путь словно на длинную нить нанизывал города Мерв, Бухару, Самарканд, Ургенч, Хиву, Отрар, Джуль, Суяб, Новокент, Баласагун, Борскоон, Таш-Рабат, Ош, Узген…
Это был очень длинный путь, и редко какой купец мог пройти его туда и обратно без смертельного риска для своей жизни. Многим вообще хватало одного раза, за что они потом долго возносили благодарственные молитвы своим богам-покровителям. И только удачливый и смелый Афросиаб регулярно — раз в два года — водил караваны в Индию на протяжении шестнадцати лет.
Купцу уже перевалило за сорок, но в отличие от многих своих товарищей по ремеслу, фигуры которых напоминали курдюк с бараньим жиром, он был худощавый, живой и подвижный. Вместо того чтобы трястись на мягких подушках в паланкине, установленном на самом выносливом верблюде, Афросиаб предпочел доброго быстроногого жеребца, способного унести его от любой погони.
Эта предосторожность была далеко не лишней. Вдруг разбойники узнают, что он держит в тщательно притороченном к седлу пенале из бамбуковых дощечек… Афросиаб нервно вздрогнул и вознес молитвы всем богам, которых знал. А затем мечтательно сощурился: если он довезет рог гаура Джхаши (или аликорн, как его называют европейцы) в целости и сохранности домой, то получит от ганзейских купцов столько денег, что хватит и ему, и его многочисленному потомству до скончания века.
Тогда можно будет поручить водить караваны в Китай старшему сыну Джамшиду, а сам он займется розничной торговлей в лавке на базаре, чтобы в любой момент можно было предаться усладам в обществе прекрасных юных гурий. Представив этот момент, Афросиаб покраснел, словно его обдало жаром, и в очередной раз вздрогнул — но уже от вожделения.
Где-то впереди каравана загудел карнай[6]. Это караван-баши Бахрам подавал сигнал, что пора останавливаться на ночлег. Афросиаб посмотрел на пламенеющий закат и тяжело вздохнул: «О, боги! Вы так не постоянны в своих милостях к нам, смертным… Кто знает, что ждет меня впереди. Если доберусь домой в целости и сохранности, клянусь, что в вашу честь сделаю гекатомбу[7]».
На гористую местность, по которой шел караван, опускались сумерки…
Сэр Уильям Сесил, государственный секретарь и основатель тайной службы королевы Англии Елизаветы I, был сильно озабочен. Его подняли с постели среди ночи, и теперь он, не выспавшийся, а от того злой, как тысяча чертей, трясся в скрипучей карете по скверным лондонским улицам, проклиная и паршивую сырую погоду, и свою служебную должность при дворе, и саму королеву-девственницу, которая, на удивление тех, кто привел Елизавету к власти, оказалась весьма деятельной и беспокойной.
То ли дело ее отец, король Генрих VIII… Сэр Уильям Сесил ностальгически вздохнул, вспомнив прежние времена. Король-сибарит и сам грешил напропалую, и на проделки своих придворных, в отличие от Елизаветы с ее пуританскими наклонностями, смотрел сквозь пальцы. А уж как обстоятельно он разбирался со своими недругами…
«К дьяволу воспоминания!» — мысленно воскликнул глава английской тайной службы. Действительно, предаваться воспоминаниям и впрямь было недосуг. Зачем он понадобился королеве в такое позднее время?! Сэр Сесил машинально погладил пухлую кожаную сумку, лежавшую на сиденье, — на всякий случай он захватил все самые важные и безотлагательные дела, которые могли интересовать королеву.
И тем не менее на душе у него было очень неспокойно. Похоже, случилось что-то из ряда вон выходящее. А он, глава королевской тайной службы, ничего об этом не знает!
Если это так, то ему ничего иного не останется, как немедленно уйти в отставку. Тем более что заменить его есть кем. Френсис Уолсингем — достойный кандидат. Несомненно, королева поддержит его кандидатуру, хотя бы потому, что Уолсингем — ее дальний родственник. Уолсингем находился в родстве (впрочем, весьма отдаленном) с Марией Болейн, старшей сестрой матери королевы, Анны Болейн. Королева благоволила к Уолсингему и даже прозвала его Мавром — талантливый юрист (он изучал право сначала в Кембридже, затем в Падуанском университете) был очень смуглым и черноволосым.
Елизавета прониклась к Уолсингему большим доверием после того, как он, став одним из помощников сэра Сесила, предотвратил покушение на королеву, подготавливаемое Гизами[8]. Уолсингему удалось завербовать некоего капитана Франсуа. Под этим псевдонимом скрывался Томазо Франсиотто, протестант из города Лукки, который сорок лет работал на французскую разведку. Он и передал Уолсингему список заговорщиков.
Карету сильно тряхнуло на очередном ухабе; глава тайной службы подпрыгнул на сиденье, больно ударился головой и в который раз выругался. После этого его мысли свернули в другое русло. А что, если ночной вызов к королеве связан с русским посланником Андреем Совиным? Он приехал в столицу Англии вместе с дьяком Семеном Савостьяновым и привез письмо от царя Московии[9] Иоанна Васильевича. Вчера вечером посланник московитов был удостоен королевской аудиенции.
Ознакомительная версия.
