Старейшина снова завел речь, но я почти не слушала. Глядела на толпу вокруг и на Томиру, а в мыслях была корова в темном сарае, и куры с откушенными головами, и тот въедливый, тошнотворный запах. Хотелось обвинить кого-то в своих бедах. Хотелось, чтобы кто-то заплатил за то, что сделал.
Но Томира ли это? Она могла оказаться колдуньей, а могла быть и просто женщиной с кривыми зубами и хорошей коровой, которая попалась под горячую руку завистливых соседей.
Я глядела на нее – на запуганную пожилую женщину в рваной рубахе – и пыталась слушать ее при помощи дара. Не получалось. Похоже, действие белого таленца подходило к концу. А своим собственным чувствам я доверять не могла. Знала, что слишком мягкая.
Низкие тучи ходили над селом. Мрачные и тяжёлые, как мои думы. Предвещали скорый дождь. Голова гудела от разгневанных криков селян, которые все ещё звенели в ушах. И не мог их перекрыть шепот навьих духов.
Я шла, практически ничего перед собой не различая. Чернолес и в ясные дни не пропускал к земле света, а теперь и вовсе затянул его густой сумрак. Однако заблудиться я не боялась. Лес уже стал словно родной. Казалось, он помнит меня и узнает, и сам покажет дорогу. Спустя время впереди и вправду зажглись болотные огни. Подплыли ко мне, покружили в воздухе и потянулись в чащу. А я – за ними.
Я поспешила к дому, как только завершился сбор. Друзья остались послушать, как селяне десятки раз пересказывают друг другу свои беды, в которых углядели признаки колдовства. У меня же и так от всего происходящего залегла тяжесть на сердце, и совсем не хотелось с остальными перекапывать случайные неудачи в надежде свалить их на Томиру. И оттого, что подобным заняты друзья и соседи, делалось на душе ещё более погано. Хотелось поскорее оказаться подальше от всего этого. Поэтому я накинула на плечи епанчу́² с капюшоном из плотного войлока, которая защитит от дождя и холода, и отправилась в Чернолес никем не замеченная.
И вот болотные огоньки вели вперёд, тусклым желтоватым сиянием освещая путь. Вели к тому, кто, я надеялась, сможет помочь мне снова.
– Рад тебя видеть, Огниша, – раздался приятный тихий голос из теней, и только потом показался его обладатель. Зажегся жёлтый глаз, высокая фигура словно бы сгустилась из сумрака и сделала шаг.
– Лихо. – Я улыбнулась и почувствовала, как сердце наполняется теплом впервые за весь этот тревожный, напряжённый день. – И я… тоже рада.
Он приподнял уголки пепельных губ, но взгляд его был обеспокоенным.
– Кажется, с каждым разом ты приходишь все мрачнее и печальнее. Жаль видеть боль в твоём сердце. Жаль, что не могу забрать ее…
Столько заботы и искренности было в его голосе, столько теплоты во взгляде, что хотелось положить голову на его плечо, зарыться в мшистую мантию и выплакать все печали. Наверно, стало бы немного легче. Но я не могла себе этого позволить. Не решилась бы.
Вместо этого я лишь подошла чуть ближе, повинуясь внезапному порыву. Опустила голову и прошептала:
– Ты прав, Лихо. Жаль.
Он несмело потянулся ко мне черными пальцами, но, так и не коснувшись, уронил руку.
– Что гложет тебя теперь?
Я набрала в грудь побольше воздуха и выложила все, начиная с пробуждения и сгустка черной слизи. Говорила долго и чувствовала, что с каждым словом становится все легче. Одолевающее поначалу смущение постепенно ушло, и на смену ему пришла благодарность. Скажи я подружкам, что проплакала все утро над мертвой коровой, они засмеяли бы и решили, что с головой не ладно. Потому что никто по корове не плачет. Разве что по молоку, которого теперь будет недоставать, по предстоящим тратам. Скажи я подружкам, что кашляю чернотой, стали бы держаться подальше, лишь бы не заразиться.
Но Лихо не смеялся, не отстранялся и не прерывал. Просто слушал. Притом слушал внимательно, будто мои глупые переживания действительно имели какое-то значение. Даже неловко стало.
– Ну и закончилось все тем, что Томиру заперли в темнице, пока старейшина не придумает способ проверить ее, или пока не появятся новые доказательства. – Я перевела дыхание и добавила: – Поэтому я пришла к тебе за советом. Как можно опознать колдуна, не причиняя вреда человеку? А то ведь вдруг женщину ни за что начнут раскаленным железом жечь и в пруду топить…
Лихо задумчиво глядел на меня какое-то время, потом вдруг его губы тронула печальная улыбка.
– Думаешь о других, в то время как у тебя самой произошло несчастье… Ты станешь хорошей волховкой, Огниша. Надеюсь, помощь людям принесет в твою жизнь немного света. – Он поднял голову к небу, чья хмурая серость лишь слегка проглядывала сквозь густые листья и ветки. Заметил: – Скоро начнется дождь. Идём. Не хочу, чтобы ты промокла. У меня есть убежище на случай долгого сна. Там и отвечу на все вопросы.
Дождавшись моего кивка, Лихо развернулся и махнул рукой. Ступал он беззвучно, и для меня это было загадкой. Он не был похож на бесплотных навьих духов и имел вполне осязаемое тело. Однако ветки трещали только под моими ступнями.
Подумалось: столько неизвестного и удивительного в мире, с чем я могла бы даже не столкнуться, если бы не случай. Смерть волхва подтолкнула к открытию этого нового. Было ли так задумано богами с самого начала?
Ветер протяжно завыл в листве, заставляя поежиться. Я плотнее укуталась в епанчу и попыталась припомнить, когда в последний раз был настолько холодный день в начале лета. Кто-то из селян, несомненно, сочтет плохую погоду ещё одним признаком колдовства. А было ли так на самом деле? Кто знает. Но, похоже, предстоит ещё одна грозовая ночь. Колдовская. И если наутро в селе не найдут мертвых животных, скорее всего, лишь уверятся в том, что Томира виновна.
Я протяжно вздохнула и постаралась прогнать тяжёлые мысли прочь. Пока не буду уверена точно, колдунья она или нет, не хотелось думать о женщине плохое, но также и не следовало считать ее невиновной. Ведь всякое может быть…
Тем временем мы подходили к огромному дубу. Из груди вырвался восторженный вздох при виде настолько древнего и величественного дерева. Его ствол в обхвате был, наверно, шести саженей – больше, чем любой виденный прежде дуб. Темную, почти черную кору с глубокими трещинами густо покрывал мох, а с низких раскидистых ветвей свисали серыми нитями пучки лишайника, который звался у нас лесной бородой.
Лихо провел рукой по зелёному покрову коры, зацепился за край и потянул. Мох поддался, отошел в сторону, словно полог шатра. Взору открылась спрятанная за этим мхом расщелина.
– Чудеса… – ошарашенно протянула я, на что Лихо только улыбнулся и жестом пригласил внутрь.
Первыми в расщелину устремились болотные огни, которые все это время сопровождали нас. Следом ступила и я. Пришлось пригнуть голову на входе, но внутри оказалось на удивление просторно. Дерево смыкалось над головой на расстоянии вытянутой руки, образуя природный свод. Землю устилал ковер пушистого мха. Пространство освещали огни, которые неспешно кружили под сводом. Здесь было тепло и тихо, даже уютно, а места хватило бы, чтобы с удобством растянуться и подремать.
– Вот и дождь, – сказал Лихо, усаживаясь напротив. – Не слишком подходящее время для прогулок по лесу.
И правда, снаружи доносился мерный шелест, с каким капли бьются о листья. Пока ещё слабый, но со временем дождь только усилится.
– Знаю. Я специально взяла накидку с капюшоном, но здесь, конечно, гораздо уютнее, чем стоять и мокнуть снаружи. – С интересом оглядев окружение, я обратилась к нечисти. – Значит, здесь ты, хм… впадаешь в спячку?
– Можно и так сказать, – усмехнулся Лихо. – Думаю, это необычный дуб. Ни разу в него не ударяли молнии, не падали на него деревья во время ураганов. А ещё на дуб нельзя натолкнуться случайно. Нужно знать, где искать. Здесь безопасно. Поэтому, Огниша, – он внимательно взглянул в глаза, а тон сделался серьезным, – если тебе когда-нибудь понадобится укрытие – место, где тебя никто не потревожит, – можешь прийти сюда.
