– Откуда вы знаете, как достать жеребят из утробы? Как спасти кобылу? Ничего подобного никогда не видел! – Дин перевёл на меня свои серо-голубые очи, ожидая ответа.
– Много времени проводила в королевских конюшнях, которую обслуживали первые умы империи, в том числе и знахарь-коневод.
– Вот как! Выходит, вашим наставником был весьма искусный мастер своего дела? – уважительно кивнул граф и, встав с корточек, посмотрел на меня сверху вниз. Харрисон был очень высок, рядом с ним я чувствовала себя чуть ли не ребёнком. – Пойдёмте в дом, вам уже приготовили комнату и новое платье, ваше, кажется, безвозвратно испорчено, – и выразительно посмотрел на мой изгвазданный наряд. – Я просто обязан возместить ущерб. А ещё благодарен за спасение Элегии.
– Она прекрасная, – кивнула я, посмотрев на усталую лошадь, но живую, – правильное питание и уход помогут ей поскорее прийти в себя. Эли непременно поправится.
– Как красиво вы сократили её имя, – улыбнулся Дин. – Знаете, я не очень люблю людей, особенно аристократов, но обожаю животных. И вот сегодня вы своим поступком сподвигли меня чуточку поменять своё мнение.
– Странно слышать ваше признание, зная, что вы граф, – удивлённо заметила я, направляясь на выход из денника.
– Моя мама была из рабочего класса. Граф признал меня сыном, поскольку больше детей у него не народилось, – ответил мужчина. Честно, без прикрас, как есть. В этом времени быть бастардом клеймо. Уверена, что многие знатные дома относятся к Дину с предубеждением.
– Вас шокировало моё признание? – вдруг уточнил он, прерывая странную тишину, образовавшуюся между нами.
– О нет! Я просто задумалась о своём, – спокойно ответила я.
– Леди Грейс, ещё раз хочу вас поблагодарить за помощь в спасении Элегии! Именно она родила победителя прошлогодних скачек, – и протянул руку. Я, не колеблясь ни секунды, подала свою. Дин наклонился и мягко прикоснулся к тыльной стороне моей ладони и едва ощутимо поцеловал, вызвав во мне странные эмоции – сонм мурашек по позвоночнику. Но я постаралась как можно побыстрее отогнать эти чувства прочь, не хватало ещё! А ещё взор его красивых глаз на градус потеплел. – Райд, у вас замечательная подопечная, – Дин словно нехотя отпустил мою руку и повернулся к старику.
– О да, – Пол смотрел на меня очень задумчиво, – кажется, мне, нас ждут большие перемены, – негромко добавил он, помогая мне забраться в бричку.
Я сделала вид, что ничего не услышала. До особняка добрались быстро и в сопровождении молодой симпатичной служанки в белоснежном чепчике, прошла на второй этаж в выделенную для меня опочивальню.
По сравнению с домом Батлера этот был обставлен очень богато, по-мужски сдержанно, но я буквально видела ценники на стоявшей тут и там мебели, висевших картинах и гобеленах, даже белоснежный с золотистыми прожилками пол, натёртый до зеркального блеска и ковёр из шёлковой пряжи на полу комнаты – всё это говорило о баснословном богатстве хозяина.
Мама ждала меня в поместье, её отвели в малую гостиную и угостили чаем с пышными булочками. Я присоединилась к ней сразу же, как приняла ванную и переоделась в действительно новое платье. Вот интересно, откуда оно здесь взялось? Навряд ли граф отправил кого-то в Алон прикупить наряд специально для меня. О чём и спросила помогавшую мне служанку.
– Это платье младшей сестры господина, леди Эприкот. Когда она приезжает погостить к брату, то непременно скупает всё, что видит в алоновских модных лавках. Но многое забрать с собой не может, в закрытом пансионате благородных девиц есть правила и ограничения так же касающиеся и одежды.
– Понятно, – кивнула я, почему-то мне было важно знать, что я не надела на себя одежду любовницы Дина. Глупость, конечно, но…
Мэделин сидела на софе и читала какую-то книгу. Солнечные лучи подсвечивали её тонкий стан и золотили белокурые локоны, собранные в высокую строгую причёску. Мама хмурила брови, пробегая глазами по строчкам какого-то романа.
– Мам, – позвала я, подходя ближе и присаживаясь рядом, – надо поговорить.
– Безусловно, – женщина подняла свои невероятные сапфировые глаза на меня, грустно вздохнула и, закрыв книгу, положила её на низкий столик, стоявший рядом.
Графиня не стала присутствовать на операции, я попросила её уехать. Раскрывать все свои умения при ней посчитала неправильным.
– Я знаю, как лечить животных. Любых.
В гостиной стало тревожно тихо.
– Кто ты? – выдохнула Мэделин, и я была готова к этому вопросу. – Ты не моя дочь!
– Посмотри на меня внимательно, – я сжала ладони в кулаки, стараясь говорить ровно. – Ты видишь не Грейс?
– Её. То есть тебя! Ох! Совсем запуталась, – Мэделин прижала подушечки пальцев к вискам и с силой помассировала.
– Я Грейс. Иного не дано. Но другая. У меня иные мысли и желания. Я просто не помню, чего хотела до падения. Не помню ни тебя, ни отца, ни тётушку Мэй. Ни друзей, ни первую любовь. Всё, что было до того, как я вылетела из двуколки для меня неизвестное прошлое, там темнота, – я говорила страстно, веря во всё сказанное, по сути, ни капли не солгала, бедная девочка Грейси была чужим для меня человеком. – Мне сложнее, чем тебе. Ты думаешь, что я бес какой-то, вселившийся в тело твоей дочери, так ведь?
– Что ты такое говоришь? – охнула графиня, по её алебастровым щекам покатились крупные слёзы.
– Я жива, я у тебя есть. Мне в голову не приходят чудовищные мысли кому-либо навредить, хочу лишь, чтобы ты была счастлива. Живу только этим, – это было тоже чистой правдой. За время, проведённое рядом с сидящей подле меня женщиной, я прикипела к ней душой, для меня она стала самым близким человеком в этом чужом мире. – Если тебе будет так лучше, то я могу уехать куда-нибудь, оставлю поместье полностью тебе, – предложила сознательно, это был тот самый переломный момент.
Глаза графини стали ещё больше она даже чуточку приоткрыла рот – настолько её поразили, да чего уж там, ужаснули мои слова.
– Не смей больше даже заикаться о чём-то подобном! – выдохнула она наконец, – ты моя дочь и точка! А все эти странные знания и поведение тебе несвойственное… – Мэделин эмоционально повертела ладонью в воздухе, позабыв, что леди должна быть сдержанной, договорила: – Будем считать, что они тебе достались взамен утерянным воспоминаниям. Да. Так оно и есть. И пострадавшая сторона тут далеко не я, а ты, – губы женщины дрожали, она тихо плакала, и я не выдержала, обняла маму, забирая часть её слёз себе.
– Ну, всё, нужно успокоиться, – несколько минут спустя хлюпнула графиня, я тут же подала ей ажурный платочек. Женщина вытерла щёки, глаза и улыбнулась.
– Мама, если что, я помогала королевскому знахарю, вот откуда у меня такие познания и умения. Граф Харрисон насел с вопросами, пришлось солгать.
– Ничего, всё правильно. Вполне приемлемое обоснование, – кивнула Мэделин. – Поедем домой?
– Нет, я ещё не поговорила с лордом Дином о наших делах. К тому же, он попросил его дождаться и разделить с ним трапезу.
– Что же, отказываться не следует, – кивнула мама, – как я выгляжу, глаза сильно покраснели?
– Вот удивительно, даже нос остался прежним, – улыбнулась я, рассматривая графиню: лицо её было чуточку бледнее обычного, но и только – ни опухшего носа, ни красных глаз – ничего из этого не наблюдалось. Вот уж повезло так повезло с генетикой!
Нашу беседу прервал стук в дверь.
– Леди Мэделин, мисс Грейс, – в комнату вошёл дворецкий, мистер Гилберт, – прошу, следуйте за мной. Господин ждёт вас.
Мажордом проводил нас в небольшую столовую, стены помещения были обиты сливочного цвета шёлковыми обоями, на потолке висела люстра с пазами для сотен свеч, сейчас не горевших. Лорд Харрисон ждал нас, стоя у широко распахнутого окна.
– Леди, – он подошёл к нам и подал одну руку маме, другую мне, чтобы сопроводить к столу. Как только мы устроились на местах и перед нами поставили тарелки с первым блюдом, хозяин заговорил о погоде, об урожае, о будущем сезоне скачек, в общем, мы обсуждали разные темы, деликатно не касаясь вопроса недавно прошедшего аборта Элегии.
