Сейчас, созерцая легкие струи фонтана, Фаустина с грустью думала о безысходности своей жизни. Кроун, ее любимый Кроун, которого она знала с детства, охладел к ней. Он уже не видел в ней ту легкую блистательную Фаустину, которая из простой неграмотной ныряльщицы за жемчугом сумела стать подругой главного дворецкого Жемчужного королевства. Конечно, все знали, что она всего лишь наложница, но какое дело Фаустине было до дворцовых сплетен. С юности в ее жизни был только Кроун с его орлиной внешностью, деспотизмом и неистовыми ласками. В душе принцессы Фаустины не было места для другого человека. Но сейчас живые представления их дворцового театра, похоже, действует не в ее сторону. И виной всему принц Перль, этот странный Нарцисс, которого могла породить только королева Маргарита.
Могущественнейшая фея правила Жемчужным островом почти две тысячи лет, а потом вдруг родила мальчика невиданной красоты. Спустя два года после рождения сына королева умерла. Неудивительно, что принц толком ничем не занимается, а только смотрится в потертое старое зеркало, как будто бы там можно увидеть что-то новое. И это в 21 год! Уму непостижимо!
Простая ныряльщица Фаустина, которую благосклонная судьба поселила в роскошном дворце, не была образованной женщиной. Она с трудом выучилась читать и писать и даже немного освоила Шекспира, хотя ничего не понимала в сложных отношениях между героями. Но Фаустина была добросердечной и умела легко общаться с людьми, что и помогло ей, в конечном итоге, не отлавливать жемчужины на дне морском, а возлежать на бархатном ложе скального замка. К сожалению, простой ныряльщице было трудно разобраться во многих вещах. Но обладая безошибочной интуицией, Фаустина чувствовала всем своим сердцем, что должно произойти нечто, что поменяет ее жизнь навсегда. И это «нечто» заключается далеко не в ее любимом Кроуне, а в этом загадочном чудаке-принце, которого она в душе любила, как сына.
Наблюдательная Фаустина стала замечать, что Кроун в последнее время очень привязался к принцу. «Уж не пристрастился ли мой возлюбленный к мальчикам?» – подумала Фаустина и от нахлынувших эмоций осушила две трети бутылки граппы, которая стояла на столике рядом с ее ложем. Фаустине даже не пришло в голову закусить виноградную водку фруктами.
Вошел лакей и доложил, что ее высочество хочет видеть господин Кроун.
– Зови, – приказала Фаустина, однако внутренне вся сжалась. На всякий случай она покрепче запахнула на груди серый газовый шарф.
Развязно-изящной походкой, которая очаровывала стольких женщин, на балкон Фаустины взошел Кроун, на которого действительно невозможно было не обратить внимания. Стройный, ловкий, суетливо-грациозный, не признающий парики, кружева и модную в то время мишуру, он выглядел уверенным в себе дворецким, который вот-вот должен стать венецианским дожем или, по крайней мере, его советником. В нем чувствовались внутренняя сила, обаяние и одна бриллиантовая черта – умение входить в доверие к людям, быть своим в любом обществе и соответственно обращать ситуации в свою пользу. Лицо Кроуна находилось в постоянном движении. Он не мог долго смотреть на один и тот же предмет, словно это сбивало внутренний ритм его мысли. Его шея и тело постоянно вертелись как у фокусника, а глаза никогда не смотрели на собеседника. Я бы сказала неправду, если бы детально описала его лицо, но оно было овальной формы, смуглое, с темными или темно-зелеными глазами. Конечно же, Фаустина могла бы нам рассказать больше о своем возлюбленном, который вытащив ее из жемчужной дыры, отправил в жемчужный рай, но после трехсот грамм виноградной водки, она вряд ли бы сказала нам что-нибудь внятное.
– Привет, Фаустина! – весело поздоровался Кроун. – Я всегда знал, что ты умная девушка и не будешь демонстрировать мне свои прелести!
– А тебе этого не хочется? – грустно спросила Фаустина.
– Мне хочется тебя всегда! – с апломбом сказал Кроун, грациозно подбегая в Фаустине и равнодушно целуя ее в щеку. – Ты как всегда прекрасна, – сказал Кроун и тут же отвернулся. «Даже Фаустину не жалеют годы, хотя ей даже нет сорока», – подумал он про себя. «Ну, ничего, пока ее еще можно подержать в этом зеленом аквариуме, который они все так любят».
– Я хотела поговорить с тобой, Кроун.
«Начинается», – с раздражением подумал Кроун.
– О чем, душа моя? – сказал он, подсаживаясь к Фаустине и целуя ее в губы.
– О принце Перле. Ему уже 21 год, а он смотрится в зеркало, как вертлявая девчонка. Кому дела сдавать будешь? По закону в 21 год к нему переходит власть. Он – монарх!
– Перль – самый прекрасный из принцев в Венеции. Его ждет великое будущее! – И темные глаза Кроуна засверкали восхищением.
– Не прикидывайся передо мной глупцом! Ты теперь переключился на юношей? – с яростью сказала Фаустина и отхлебнула еще один глоток граппы.
– Вам надо меньше пить, Фаустина, принцу это не нравится.
– Вот ты и сам признался!
Кроун резко обернулся, подошел к Фаустине и без всяких слов ударил ее по лицу.
У Фаустины не дрогнул ни один мускул.
– Не любишь правды, ныряльщик? Но тебе все равно придется ее сказать. Почему вы не подыщите принцу невесту?
– Пока рано. Мальчик не готов.
– Свезите его на Риальто, найдите ему наложницу. Наконец, разбейте это хреново зеркало!
– Я не могу, понимаешь, не могу! – сжал зубы Кроун. Он был на грани истерики.
– Почему же? – спросила Фаустина.
– Тело королевы Маргарита до сих пор покоится в тронной зале! – прошептал Кроун.
– Ты что водишь туда экскурсии или держишь штат прислуги? – съязвила Фаустина.
– Ты в своем уме?
– Вполне. Кто-то должен менять красные лилии, следить за телом, периодически бальзамировать его. Ведь прошло уже 19 лет. Почему ты не похоронишь ее?
– Я не могу.
– Из-за чего?
– Из-за последствий для мальчика.
– Все мальчик, мальчик, мальчик! А меня ты не хочешь взять прямо здесь, на балконе?
И Фаустина, с яростью сорвав с себя корсет, подошла к Кроуну.
– Кроун, давай, вспомним, как нам было хорошо! Я все та же Фаустина, и ты все тот же Кроун, самый близкий мне человек. Да, нам уже почти по сорок лет, но что это меняет? Посмотри на мою грудь, посмотри на мои глаза! Они все те же и жаждут твоих поцелуев. – И влюбленная Фаустина бросилась на шею к Кроуну.
В тот день она больше не отпускала его от себя.
Мне пора заниматься делами, Фаустина, – зевнув, сказал Кроун, порядком уставший от искренней и бескорыстной любви своей наложницы.
Ему уже хотелось иметь нечто юное, легкое, невинное и радостное, – в общем, то, что свойственно молодости.
А Фаустина была уже слишком опытной и искушенной в делах любви. К сожалению, она может ему кое-что припомнить, и тогда его репутации придет конец. Но пока он ласков с ней, она не будет строить ему козни. А потом постепенно можно будет избавиться от нее. И Кроун с нежностью посмотрел на Фаустину.
– Ты всегда, есть и будешь моей королевой!
Почувствовав фальшь в его словах, Фаустина нахмурилась, накинула на голое тело рубашку и сказала:
– Я была твоей королевой, только позабыла, когда.
– Ты слишком прямолинейна! – раздраженно бросил Кроун. – Тебя это может погубить!
– А я не боюсь гибели. Моя судьба предрешена. Только я не люблю, когда люди получают удовольствие ради какой-то подлой цели. А теперь оставь меня одну. Видишь, бутылка граппы на треть пуста. Мне нужно с ней разделаться.
– Может приказать принести вам ужин, принцесса Фаустина? – вежливо предложил Кроун.
– У меня за деревьями стоит печка, где я пеку отличный панини. Фрукты мне уже набили оскомину, а рыбы у меня целый бассейн, да еще Робин приносит свежие уловы с моря. Мне не нужны ваши дворцовые помои.
– Тогда честь имею откланяться, – сказал Кроун и поспешно покинул балкон Фаустины.
– Раньше ты оставался со мной до утра, – прошептала Фаустина и ушла вглубь фруктового сада.
Чеканя шаг, Кроун шел по тоскливо-белым дворцовым залам, которые расцвечивали только люстры из цветного стекла и, напоминающие калейдоскоп, витражные окна. Кроун шел уверенно, выбрасывая ногу вперед, словно на военном параде. Да только это был не парад победы над бывшей наложницей, а скорее поражение над своим прошлым.
По лабиринту лестниц Кроун поднимался вверх к необитаемым башням дворца. Проходы и галереи становились все уже и темнее, а настенные светильники горели тускло и неприветливо. Лихая уверенная поступь Кроуна куда-то испарилась, а взгляд становился мрачным и напряженным.
Наконец он остановился перед огромной железной дверью. Кроун извлек из бокового кармана маленький серебряный ключ и открыл помещение. Запахло сыростью и увядшими цветами. Круглые окна залы были завешаны темными шелковыми портьерами, через которые навсегда был заказан доступ солнечным лучам, а в центре, на возвышении стоял светлый гроб королевы Маргариты, матери жемчужного принца. Ее тело, покрытое темно-бордовым, расшитым причудливыми знаками погребальным покрывалом, вызывало благоговейный страх, а сложенные на груди руки были одеты в перчатки из легкого паутинного кружева. Синие глаза Маргариты навеки сомкнула смерть, но лицо оставалось молодым и прекрасным. Украшавшие гроб красные лилии пожухли, черный мраморный пол был давно не мыт, а шелковая подушка, на которых покоилась голова Маргариты, покрылись слоем серой пыли.
