Ознакомительная версия.
– Где? – вытянув шею, осведомился Асфеллот.
– Вот это вот, сударь, здесь! Не слишком ли?
– Ах, его светлость князь Расин, – Кассий откинулся на спинку кресла. – Пустяки.
– Кому, может статься, и пустяки, а мне вот как! – Ванцера провел у себя по горлу ребром ладони. – Королевская кровь! Люмийский князь Алариху Лафийскому родной племянник! Да я камнем со своего места слечу, и хорошо еще, если…
– Фью, да будет вам, – насмешливо прервал Асфеллот. – Будто старик Аларих все бросит и кинется племяннику на выручку. Он сам еле ходит. Да и как, по-вашему, король обо всем узнает?
– Так и узнает! – буркнул Ванцера. – Если я им от ворот поворот дам, у меня спросят, по какому праву. И что я отвечу?
– Разве я говорил, что вы должны их не пустить? – спросил Кассий. – Я сказал, что их присутствие на Лакосе для меня крайне нежелательно. Впустите гостей, но сразу дайте знать мне. Вот и все, что от вас требуется, милейший. Из-за чего вы подняли такой шум?
В кабинете повисла тишина. Ванцера смотрел на своего гостя, и Ламио словно вживую увидел, как вытягивается его худое желчное лицо.
– С-сударь… – кашлянул он наконец. – Верно ли я вас понял?
– Судя по вашим глазам, вернее некуда, – невозмутимо кивнул Кассий. – Поименованные господа сойдут на пристань Лакоса и назад, боюсь, не вернутся. А вы дадите мне знать, когда они прибудут. Ясно вам? Вот и славно. Теперь обговорим все хорошенько.
Кассий покинул Луня через три четверти часа, когда на колокольнях Морского собора били первый вечерний звон. Сразу вслед за этим Ванцера кликнул секретаря. Ламио проворно взбежал к нему:
– Вы звали, сударь?
– Звал, – Лунь недовольно дергал воротник. – Распорядись там насчет вина с корицей, сам знаешь. Мне что-то дурно.
Ламио скользнул глазами по кабинету Ванцеры, ища следы пребывания недавнего гостя, и взгляд его уперся в кресло, где сидел Лунь.
То было роскошное кресло, «мой трон», как говаривал Ванцера. Сидя в нем, капитан на целую голову возвышался над собеседником. Из зеленого бархата выступал массивный подголовник: две кабаньи морды, смотревшие каждая в свою сторону, с агатовыми глазами и белыми клыками. Одна из голов была изуродована, точно в нее с размаху метнули чем-то острым, и попали прямо в глаз. Черная бусина вылетела из глазницы, а морда была расщеплена на лучины.
– Ну что встал, как невеста на смотринах? – раздраженно спросил Ванцера. – Или я неясно сказал?
– Прошу прощения, сударь! – Ламио кинулся к двери.
Когда он исчез, Лунь еще долго сидел, злобно шипя себе под нос и, сам того не замечая, царапал чем-то дубовую столешницу.
– Проклятый Асфеллот, чтоб ему сквозь землю провалиться! Возомнили себя бог весть чем! – Ванцера наконец-то заметил, чем корежит стол, и в бешенстве отшвырнул искалеченный нож для резки конвертов, тот самый, что воткнулся в дюйме от его головы, пущенный рукой Кассия.
Наскоро сделав, что было приказано, Ламио стрелой вылетел из Кормчего дома и понесся к гавани.
Рельт. Рельт Остролист! «Во что на этот раз он влетел?» – спрашивал себя Ламио. Увел выгодное дело у какого-нибудь торговца, которому покровительствует Асфеллот? Или снова помог кому бежать? Да нет, что-то здесь не то…
– Слишком мелко для Кассия… – вслух произнес Ламио. Проходившая мимо торговка косо глянула на него, и молодой человек, прикусив язык, перешел на другую сторону улицы.
Потом ему припомнился весь разговор Луня со своим гостем. Не сколько сам Рельт ему не угодил, сколько те, кто будут с ним. От волнения все вылетело у Ламио из головы, крутилось только имя люмийского правителя. Князь Расин. Высоко, однако, замахнулись Кассий с братцем.
– А зачем, собственно, я в это лезу? – вполголоса пробормотал Ламио. – Кассий Асфеллот – человек непростой, Расин и вовсе князь, кто их знает, чего они не поделили… Да кто я такой буду-то? Ха, птица высокого полета – секретарь и прислуга капитана порта! – вдруг он встал на месте как вкопанный. А как же Остролист?
…Развеселая тогда вышла история, два года назад.
Ламио до сих пор с содроганием вспоминал тот блестящий пир в Кормчем доме. Чудное празднество задал Асель Ванцера в честь совершеннолетия единственного сына. Парадная зала горела сотней свечей, а в полночь ожидалась огненная потеха, какой давно не видали на Лакосе. До нее оставались считанные минуты, гости шуршали платьями, смеялись и переговаривались, высыпав на площадь перед Морским собором, где в звездном свете искрились фонтаны.
А в это самое время в одном из покоев Кормчего дома метался Ламио. На полу растекалась темная лужа крови, в которой лежал не кто иной, как молодой Ванцера. Подле него, вытирая ладони, стоял молодой человек, похожий на Ламио большими серыми глазами, но с ярко-рыжими волосами, крупными кольцами падавшими на плечи. Ламио он приходился сводным братом.
– Успокойся и не кричи, – тихо сказал брат Ламио. – Услышат.
– Да ты хоть понял, что сделал? – отчаянным шепотом спросил Ламио. – Ты же убил, и кого… Аселя Ванцеры сына, боже ты мой! Да он не переживет! За что ему, честнейший человек…
– У твоего честнейшего человека пираты в доме веселятся, – резко ответил тот. – Сына вон его друзья…
Ламио вздрогнул и бросился на брата, замахнувшись. Рыжий молниеносно увернулся, перехватив его запястье.
– Врешь! – задохнулся Ламио. – Ни единому слову не верю!
– А тот Асфеллот со шрамом, он, по-твоему, кто? Весь вечер около Кассия зубы скалил?
– Эрейский посланник! – борясь со слезами, шипел Ламио.
– Так пойди да спроси своего эрейского посланника, кто ему такое клеймо поставил! Я бы и сам поглядел, как изворачиваться начнет. А еще лучше так сделай, – Ланцель снял с безымянного пальца перстень с огромным аметистом. Грани самоцвета ослепительно вспыхнули в пламени свечей. – Сен-Леви, как его увидит, небось позеленеет. Этим перстнем ему пощечину залепил наш отец. Камнем внутрь носил, вот отметину и оставил, – Ланцель надел перстень на палец и откинул со лба рыжие кудри.
Ламио сполз по стене вниз.
– Он тебя видел? – еле слышно спросил он.
– Сен-Леви? Видел.
– Узнал?
– А то… Видит бог, Ламио, не хотел я всего этого. Только моя-то участь решена была в тот самый миг, как Асфеллот уставился на меня и понял, кто перед ним. Едва я свернул в коридор, меня встретил этот…
– Один?
– Один. Никто больше не видел. Он стоял и поигрывал, – Ланцель кивнул на кинжал, торчавший из груди Ванцеры. – Прости, Ламио, я его не трогал. А то, что он не знал, на кого пошел, так моей вины нет. – Ланцель устало закрыл глаза. – Как же далеко пустил корни Асфеллотский заговор! Везде у них свой народец… А ты делай со мной что хочешь, дружок. Отпираться не стану.
…То, что произошло после, Ламио вспоминалось как в дурном сне. Ванцере было не до нового писаря, которого он тогда толком и не знал, а сын его затерялся в толпе. Брат ночью, в самый глухой час бежал из города в монастырь на Салагуре, чей настоятель приходился обоим приемным отцом. Встретив беглеца, Златоуст вопросов лишних задавать не стал, скрыл.
Тело нашли наутро, и вот тогда-то у господина Ванцеры и появилось прозвище Лунь: побелел в один час. Награда за голову убийцы была назначена поднебесная. Для братьев настало тяжкое время. Прятаться в монастыре долго не будешь, тем более что постриг Ланцель принять отказался еще давно. Надо было уходить с Лакоса, уходить во что бы то ни стало! Но как?
Несчастный Ламио осунулся, потемнел лицом, работа из рук валилась, ночью сон не шел. Не будь Ванцера так погружен в свое горе, он бы приметил, что с секретарем творится неладное.
В гавани у Ламио не было еще таких обширных знакомств, как нынче. Тогда он кое-кого знал в лицо, но то был народ мелкий, пара шкиперов, старый лоцман не у дел. Днями и вечерами Ламио с дрожащими руками бродил по гавани, заглядывая в лицо всем и каждому, пытаясь угадать, кто их них возьмется вывезти из гавани человека, не зная его имени, когда отовсюду кричали о такой награде. Поймут ведь сразу! И денег больших у Ламио не было…
Неожиданно удача улыбнулась братьям. Секретарь прослышал о моряке с Лафии, который не убоится никого, лишь бы досадить Аселю Ванцере, чей сын в пьяной драке зарезал его штурмана. Ланцеля спас Рельт Остролист. Белым днем его судно вышло из главной гавани перед самым носом у Ванцеры.
С тех пор прошло два года…
Долг платежом красен, как говорят. Особенно такой.
Первыми на подходе к гавани «Лафисс» встретят лоцманы. Даже если судно не выбросит флаг о приглашении, те напросятся сами. Там уже дело за малым. Секретарь знал, что едва судно Остролиста минует острова на подходе к гавани, в гавань поступит условный знак, и Рельта будут ждать.
Ламио даже взмок. Как же быть?
Перед ним, как на ладони, лежала Лакосская гавань. Светло-голубая вода, подернутая легкой рябью, качала корабли, кое-где зажигались огни. Среди залива высилась Саир-Ду, старая башня маяка, дальше торчали островки. Пара черных точек – корабли на рейде ожидают лоцманов. Лоцманы… Нет, среди них помощи искать не стоит – сдадут Ванцере за милую душу, не сколько из-за денег, сколько со страху. Все равно ведь всесильный Лунь дознается, кто приказ нарушил. Среди лоцманов не было таких, кто мог его ослушаться… Или были?
Ознакомительная версия.
