Площадь была оцеплена. Монгольские всадники перекрывали все окрестные улицы. Бежать не представлялось никакой возможности. Вооруженная стража внимательно следила за пленниками. Но кто-нибудь из конных воинов нет-нет да и косился на памятник. Наверное, пример совдеповского искусства был кочевникам в диковинку.
У правого крыла областной администрации лежали трупы. Друг на друге — как бревна. Косов присмотрелся. Нет, это не горожане — мертвые монголы! Десятка три-четыре. А вон — и еще подносят. «Какие-никакие, а потери!» — злорадно подумал он. Хорошо… Или, наоборот, плохо? Что если дикари сейчас лютовать начнут?
Слева, на стоянке служебного транспорта, была устроена коновязь и разбита пара шатров. Лазарет, что ли?
У центрального входа обладминистрации — на крыльце и вокруг — стояли хмурые воины в тяжелых пластинчатых панцирях. Над сверкающими в лучах утреннего солнца шлемах возвышался длинный шест со связкой конских хвостов.
— Что здесь происходит? — взволнованно зашептала Ритка. — Прямо концлагерь какой-то!
— Скорее фильтрационный лагерь, — угрюмо отозвался Косов. — Эти узкоглазые ребята знают что делают. На площадях проще присмотреть за пленными и рассортировать их. Да и перебить в случае чего — нетрудно.
— Думаешь, до этого дойдет? — ужаснулась Ритка.
Косов пожал плечами:
— Хочешь — сама спроси у монголов.
Она не хотела.
Их повели не под памятник — к другим пленникам, а к крыльцу обладминистрации. Почему? Зачем?
— Бунчук, — задумчиво пробормотала Ритка.
— Что? — не понял Косов.
— Видишь та жердина с лошадиными хвостами? Это вроде главного знамени.
— Значит, где-то там должен быть и главнокомандующий?
— Значит, должен…
Перед знаменосцем с бунчуком, на самой высокой ступеньке крыльца, стояли в плотном кольце охраны двое. Одноглазый старик с изуродованным лицом и скрюченной, словно разбитой параличом, правой рукой. И молодой азиат, хищно скаливший зубы. Интересно, кто из них главный? Старый калека или ухмыляющийся юнец?
— Ритка, как по-твоему, те двое, под знаменем, кто они? — спросил Косов.
— Думаю, Субудэй и Джебе, — побледнев, ответила сестра.
* * *
Далаан спешился и подошел к ступеням русинского дворца. Крыльцо было невысоким, с парой вычурных бездымных светильников по обе стороны от массивных дверей. Зато сам дворец казался необъятным. Огромное здание в восемь этажей. Высокие, вмурованные в стены колонны. Диковинная лепнина. Бесчисленное количество одинаковых окон. Трехцветное знамя на крыше. Справа и слева — два больших крыла-пристройки в пять этажей каждое.
Далаан поклонился Субудэю и Джебе, но обратился только к Субудэю:
— Ты звал меня, непобедимый? Я пришел и привел русинку, которую ты хотел видеть.
Телохранители расступились. Джебе-нойон остался под бунчуком. Субудэй-богатур выступил вперед. Хмуро глянул за спину Далаана, поморщился:
— Сотник, я звал тебя и твою пленницу. Зачем ты привел с собой еще и этого русина?
Далаан вновь склонил голову:
— Позволь объяснить, непобедимый. Он брат русинки, и без него она не желает говорить. Я обещал сохранить ему жизнь, если она согласится помогать нам и отвечать на наши вопросы.
Субудэй перестал хмуриться.
— Что ж, это разумный договор, — одобрил он. — Как зовут твою пленницу?
— Ее имя Магритэ.
— И она действительно говорит по-монгольски?
— Я понимаю ее гораздо лучше, чем исковерканный ойратский язык хальмга, который убил себя из огненной трубки.
Субудэй улыбнулся:
— Что ж, Далаан, возможно, через тебя милостивый Тэнгри опять посылает нам удачу. Пусть твоим пленникам развяжут руки. Отсюда они уже никуда не денутся.
Приказ Субудэя был выполнен незамедлительно.
— Много ли знает твоя Магритэ? — спросил старый полководец, наблюдая, как пленники растирают посиневшие руки. — Или сведения, которые она способна дать, столь же скудны, как ее одежда?
— С ее помощью мы вернули золото, отправленное русинскому наместнику и похищенное на каменном пути: — Далаан кивнул на турсук, притороченный к седлу одного из воинов.
— Вот как? — заинтересовался Субудэй.
— Она же указала, где следует искать послов, захваченных русинами на придорожном харагууле.
— Вы нашли их? — встрепенулся Субудэй.
— Да, непобедимый, — вздохнул Далаан. — Они мертвы. Русины разбили им головы, как Дэлгэру. Скоро их тела привезут сюда.
Субудэй сжал губы:
— Что ж, я не ждал ничего иного.
Затем он вновь обратил взор на пленницу.
— Пусть эта русинка останется со мной, — глухо сказал Субудэй.
Далаан прикусил губу. Субудэй пристально взглянул на него. Прищурился. Спросил — негромко, с легкой усмешкой:
— Тебя что-то смущает, Далаан? Погоди-ка, уж не хочешь ли ты сделать Магритэ своей наложницей? Или, быть может, ты вознамерился взять эту русинку в жены?
Далаан опустил глаза. Субудэй был умен и проницателен. Он читал людей, как мудрец — древние свитки. Даже одним глазом он мог видеть то, чего другие не замечали двумя.
Старый монгол усмехнулся:
— Не волнуйся, Далаан, я не стану посягать на твою добычу и не потащу русинку к своему ложу. Магритэ будет твоей женщиной и одарит любовью только тебя. Но — потом. А сейчас мне нужен тайлбарлагч, знающий наш язык и готовый отвечать на мои вопросы. Поэтому я заберу и девчонку, и ее брата, раз уж при нем она говорит охотнее, чем без него. Заберу на время. Потом — верну.
Субудэй шагнул мимо него. Спустился по ступеням. Подошел к пленникам.
Русин глядел злобно, исподлобья, как хищный зверь в клетке. Русинка смотрела со страхом, но за ее страхом угадывалось еще и любопытство.
Субудэй вынул из ножен саблю. Отточенное лезвие коснулось шеи пленника. Тот не дрогнул. Вздрогнула русинка.
К ней и обратился Субудэй:
— Ну, Магритэ, покажи мне, чего стоит жизнь твоего брата и твоя жизнь. Только предупреждаю сразу: тебе придется быть честной и говорить все без утайки. Ложь я распознаю. Сокрытую правду — почувствую.
Вот теперь в глазах русинки остался только страх.
— Что именно ты хочешь услышать? — спросила она дрожащим голосом.
Субудэй удовлетворенно кивнул и вложил саблю в ножны. Магритэ облегченно выдохнула.
— Я рад, что мы понимаем друг друга, русинка, говорящая на языке моего народа, — сказал он. — И я рад вдвойне, что мы понимаем друг друга правильно.
По его знаку злобно зыркающего пленника оттеснили в сторону. Брат Магритэ был пока не нужен.
— Для начала расскажи мне о правителе этой страны. Кто он такой? На что способен? Чего от него можно ждать? Как он поступит, узнав о захвате своего города? Расскажи мне все о вашем Пэрэздент-хане.
— Пэрэздент? Хан? — в глазах русинки отразилось недоумение.
Потом по пухлым губам пленницы скользнула слабая улыбка. И отнюдь не благоговейная.
— Он не хан… — сказала она. — Он просто пре-зи-дент.
— Так он даже и не хан? — удивился Субудэй. — Может быть, наследник хана? Или его ставленник?
— Скорее ставленник. Только не хана.
— Ничего не понимаю. Тогда почему ему подчиняется твой народ? Кто он? Темник? Нойон? Отважный нукер или прославленный богатур?
— Нет, он… того… — еще одна непонятная усмешка. — Всенародно избранный. Вроде как.
Субудэй задумчиво почесал щеку:
— Курултай, да?
— Выборы. Так это у нас называется. Президента выбирают на выборах. По крайней мере, считается, что выбирают.
— Так выбирают или считается? — Субудэй пристально смотрел в глаза пленницы.
Она замялась.
— Трудно объяснить… «Демократия»…
Похоже, русинка не лгала ему и не пыталась его обмануть. Она сама путалась в своей непростой правде.
— Наша «демократия», — с каким-то странным выражением добавила пленница.
Возможно, непонятное слово чужого языка, произнесенное дважды, содержало разгадку. Но воинам Великого хана такие слова были не известны.
— Выборы проходят раз в шесть лет, — продолжила русинка.
— Мало! — Субудэй неодобрительно мотнул головой. — Шесть лет — слишком мало. За это время мира не завоюешь.
— Мира? — пухлые губы Магритэ скривились. — У себя бы порядок навести! Но вообще-то после выборов можно и переизбираться. Еще на шесть лет. Да и потом… Не обязательно вовсе отходить от власти. Есть разные варианты.
— Тогда какой смысл вообще проводить курултай каждые шесть лет? — задал Субудэй очевидный вопрос. — Не лучше ли единожды избрать достойнейшего из достойнейших и поднять его на белом войлоке к Синему Небу, как мы в свое время подняли над собой Великого хана. И пусть достойнейший властвует до конца своих дней. Разве это плохо?