Андрей Посняков - Пропавшая ватага

Ознакомительная версия.

Конечно, неказистое судно ватажников сильно задерживало, однако, когда обогнули туманный северный мыс, задул попутный ветер, и теперь уж оба корабля побежали достаточно резво, так, что вскоре внимательно осматривающий низкие берега «шипонос» Керган-та уже замахал рукою, закричал, да, подбежав к вышедшему на палубу атаману, поклонился, да принялся что-то возбужденно говорить, то и дело показывая на показавшуюся речную дельту.

– Ямтанг, господин, Ямтанг!

– Понимаю, – покивал Иван. – Выходит, приплыли. Шкипер! Командуйте поворот, идем к берегу.

Волны тускло мерцающей в предутренней дымке реки мерно бились о берег, едва ль не доходя до широкой, почти в тридцать шагов, стены, сложенной из толстых бревен, даже издали выглядевшей неприступной и мощной. Под стать стене были и ворота, над которыми высилась церковь. Просторная, с двумя дополнительными комнатами по бокам и чешуйчатым остроконечным шатром, похожим на узкий чум, с золоченым крестом, сиявшим на десятки верст вокруг. Пусть окрестные племена видят и всегда помнят, кто их повелитель… повелители… повелительница!

Митаюки-нэ нынче спала плохо, ворочалась, чуть было не разбудив крепко храпящего мужа. Все снились какие-то кошмары, а какие именно, девушка не могла бы сказать, запомнилось только, что страшные. А перед рассветом сильно сдавило грудь.

Осторожно выскользнув из-под тонкого одеяла, Митаюки накинула кухлянку и, как была босиком, выбежала из покоев на узорчатую, под тесовой крышею галерею, выходившую во внутренний двор острога. Жилища казаки Матвея Серьги устроили прямо в стене, во двор выходили окна или вот галереи, как у атамана и его супруги, «царственной государыни», как шутливо говорил немец Ганс Штраубе, занимавший «хоромы» рядом. Да тут все были рядом, все казаки, нынче – стараниями Митаюки-нэ – получившие то, что давно уже полагалось им по заслугам, – почет, богатство, роскошь, сладких любвеобильных дев. Ну и, конечно же, власть. Хоть какую-то.

Нынче у каждого казака в подчинении находилось несколько десятков местных воинов, преданных «белым господам» – ибо именно от них они и получали все. Тех же женщин, нефритовые побрякушки, а главное – военные победы и пусть небольшую, но власть! А что еще более ценно для воинов?

Туземные десятки были нарочно перемешаны, чтоб не оказались вместе воины из одного селения, и даже – по возможности – рода. Десятников ставил атаман – ему они и подчинялись. Именно ему, а не своим бывшим вождям. Так посоветовала Митаюки, и это было правильно!

Да что же так ломит грудь? Вот и виски заныли… На погоду, что ли? Так ведь не старая она старушка, в конце-то концов, молодая совсем, юная, тем более чародейка, колдунья. Пусть пока и не такая сильная, как хотелось бы, но старательная, умная, хитрая. Здесь, на земле «некогда могучих „двуногов“» в верхнем течении реки Ямтанг, все, как хотела, устроила. Вроде бы и муж ее, походный атаман Матвей Серьга, нынче тут верховный вождь… а на самом-то деле хитрая Митаюки-нэ через супруга сама власть имеет! Немец Штраубе – умнейший человек! – об этом догадывался, да что там догадывался – знал, недаром шутливо называл атаманскую жену «Ее величеством» – Митаюки проведала уже, так в полночных землях бледнокожих самых владетельных особо величают. Шутка, да… но приятно. Умный Штраубе… а не слишком ли? Может, пора от него избавляться? Не-ет, не пора. Умные тоже нужны, с одними дураками власть не построишь и не удержишь. Да и многое уже их с немцем связывало, и главное – кровь Нуер-Картаса, первого разоренного ватажниками городка нуеров, племени, ныне носившего почетный титул «союзников и друзей». А что? Семь сотен воинов – шутка ли? С дюжиной-то казаков – даже таких сильных и в воинском деле опытных – много ли сладишь? А если уж говорить о Штраубе, так зря ли к нему три наложницы приставлены? Красивые, юные… Митаюки сама выбирала с пристрастием, благо было из кого выбрать, да на голове у каждой, лично волосы сбрив, колдовской знак наколола да наложила древнее заклятье – паучье заклинание, путающее память. До тех пор пока татуировка цела, эти девы не будут знать, кто они такие, откуда, из какого рода-племени. Смыслом их жизни стало угождать хозяину, заботиться, ухаживать, услаждать, делать все, чего он только пожелает.

Юная колдунья невольно улыбнулась, вспомнив, как дарила немцу этих покорных дев:

– Захочешь, чтобы умерли, умрут. Волосы скоро отрастут, татуировка будет не видна. Но они навсегда останутся твоими преданными живыми игрушками и пойдут за тобой куда угодно. Даже в твою далекую неметчину. И останутся верными рабынями.

– Я не знаю их языка, – сглотнул Штраубе.

– Не важно. Они из рода сир-тя, они умеют угадывать желание.

Так и остались служанки у немца. Понравились, еще б… Вот и присмотрят, донесут, ежели что.

На сторожевых башнях острога перекликались воины – мускулистые, рослые парни сир-тя из рода нуеров, – вооруженные не только луками-стрелами, палицами, но короткими копьями с наконечниками из твердого металла белых – металл этот назывался «железо» и «булат». Из этого «булата» – все оружие белых: изогнутые мечи, кинжалы, панцири и плюющие смерть «огненные наряды», обращаться с которыми еще ни у одного сир-тя не получалось. Да и не нужно было! Копья эти раньше при ватажниках были, хотя Матвей обмолвился как-то, что металл «железо» можно и здесь, в землях колдунов, выплавлять из рыжих камней, что полно в любом болоте. Камни эти назывались – «руда», правда, до дела пока не дошло… опять же – пока не нужно.

Внизу хлопнула дверь, подбирая длинные черные одежды (рясу), пробежал по двору светлокудрый богатырь отец Амвросий, великий шаман белых. Воистину великий – жрец непонятного, но могучего распятого бога, именем которого творили казаки все свои дела. Звали бога – Иисус Христос – и был он чем-то вроде Хозяина Священной березы, точно так же умирал и возрождался вновь. Однако силу имел куда как большую! И этой силы хватало, чтоб справиться с самым коварным колдовством, чтоб победить самых великих воинов и низвергнуть свирепых тотемов «двуногов», хотя один вид подобных чудовищ вызывал панический ужас. Именем своего могучего бога белые варвары справились и с ними и ныне везде строили храмы, «крестили» людей, подчиняя воле Христа. Да почти все сами стремились «креститься», еще бы – заполучить в помощники столь сильное божество! Крестились, молились, правда, и от старых богов не отказывались – зачем? Ведь даже самому глупому ясно – чем богов больше, тем лучше.

Ох! Снова сдавило виски – Митаюки аж скривилась от внезапно резанувшей боли и уже спустилась во двор по лесенке, намереваясь побежать следом за священником в храм – просить помощи. Однако, добежав почти до самых ворот, над которыми сияла золоченым крестом недавно возведенная церковь, дева в задумчивости замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. А вдруг это сигнал, весть? Какой-нибудь оберег что-то сказать пытается – а их Митаюки поставила немало, и вот теперь даже не могла осознать – какой именно говорит… кричит даже!

Успокоиться! Немедленно успокоиться… вот так. Теперь пойти на смотровую башню… там стражник – выгнать. Нет! Негоже выгонять стража, супруг родной да и все казаки этого не одобрят. На амбар надо влезть, там крыша покатая и нет никого рядом.

Так юная чародейка и сделала, уселась на тесовой крыше, скрестив ноги, закрыла глаза и принялась медленно раскачиваться из стороны в сторону, что-то вполголоса напевая. Потом резко вздрогнула, сжала руки в кулаки… затем столь же резко разжала, будто что-то в кого-то кидала.

– Нянинбей садця тухоль пен, хадо ядась!

Отражающее заклинание, коим Митаюки-нэ овладела еще в Доме девичества, само по себе ничего не порождало, а лишь откидывало обратно все направленные на ведьму чары, хорошие или плохие, не важно.

– Хадо ядась! – снова повторила колдунья.

Боль в висках не прошла, а, наоборот, усилилась, словно бы приближаясь… Приближаясь! Вот именно! Кто бежит в острог с вестью – о том и говорит почуявший гонца оберег. Митаюки-нэ усмехнулась – сама же ведь и настораживала, налагала заклятье – да вот забыла, не сразу сообразила со сна.

Правильно оберег предупредил! Гонец не просто с вестью бежит, с чем-то необычным, важным – именно на это амулет и настроен был, заговорен на крови юркой болотной змейки.

Вестника этого, пока время есть, перехватить надо – лучше сначала самой во всем разобраться.

Спрыгнув с амбара, юная ведьма побежала к воротам, на ходу бормоча заклинания, призывающие идущего именно к ней… и с запоздалой досадою осознала, что ничего-то у нее не выходит! Не получается – и ясно ведь было, почему. Сверху, из церкви, послышалось басовитое пение – великий белый шаман отец Амвросий возносил хвалу своему могучему богу. Это называлось – «заутреня». Многие казаки уже поднимались по узкой лестнице в церковь… в том числе и муж… Суровый, хмурый спросонья… все оглядывался, и, увидав жену, с удивлением вскинул брови:

Ознакомительная версия.