Филипп слишком много времени потерял в Иерусалиме, улаживая дела королевства, и теперь вдруг почувствовал себя чужаком в родной Антиохии. Граф Раймунд де Пуатье сумел-таки за короткий срок сколотить многочисленную партию из крестоносцев, прибывших из Европы, и теперь уверенно противостоял как сторонникам Лоррена, так и сподвижникам Русильона. Филипп почти уговорил коннетабля не вмешиваться в чужую авантюру, но неожиданный набег туркменов спутал ему все планы. Влад де Русильон, ни в силу занимаемого положения, ни в силу собственного характера, не мог спустить сельджукам такого коварства. Он сразу и бесповоротно заявил, что примет участие в походе Раймунда, ибо молчание христиан будет расценено сельджуками как слабость. В этом случае на помощь Нуреддину ринуться эмиры Ирака и Месопотамии, а Антиохию постигнет участь Эдессы, брошенной на растерзание голодным псам. Филиппу ничего другого не оставалось, как согласится с братом и сделать все возможное, чтобы затеянная впопыхах авантюра превратилась в победоносную войну. Одного он не мог взять в толк, почему умный и осторожный Нуреддин позволил туркменам совершить этот ненужный набег на Антиохию. Конечно, христианское графство под боком у Халеба мешало младшему сыну Зенги. Но как раз сейчас он вел тонкую игру против правителя Дамаска Унара и своего старшего брата Сейфуддина. Причем брать Дамаск силой он явно не собирался, этот самый богатый город Сирии должен был сам упасть в его руки как перезревший плод. Война с Антиохией могла сильно осложнить его положение, а поражение в этой войне и вовсе означало для него гибель. Нынешний атабек Мосула, надо полагать, сумеет использовать в своих интересах оплошность младшего брата, претендующего на первенство в мусульманском мире, и не позволит ему вновь подняться на ноги.
Дозорные, посланные коннетаблем к Халебу, донесли, что эмир Нуреддин уже двинул свои войска навстречу крестоносцам. Численностью мусульмане превосходили христиан приблизительно на треть, но это их превосходство не смутило ни Раймунда де Пуатье, ни Владислава де Русильона. Поле предстоящей битвы граф Антиохийский выбрал сам. Он же предложил сосредоточить в центре наиболее опытных и хорошо знавших тактику сельджуков рыцарей, способных без труда выдержать натиск хорошо снаряженных нукеров Нуреддина. На левый фланг он поставил нурманов барона де Лоррена, правый был отдан под начало коннетаблю. Слева за холмом граф предложил спрятать тысячу молодых шевалье и сержантов на резвых конях, которые должны были зайти в тыл сельджукам в самый разгар битвы. Командовать этим засадным отрядом Раймунд, с единодушного согласия вождей, поручил Филиппу де Руси.
– По-моему, мы обречены на победу, – подмигнул Олекса Хабар вечно хмурому Аршамбо де Сен-Валье.
Юный рыцарь, спасенный Филиппом в Дамаске, собирался вступить в орден тамплиеров после смерти своего воспитателя и названного отца благородного Бернара, но этому воспротивился сенешаль де Бове, настоятельно посоветовавший внучатому племяннику испросить благословения отца. Хитрость старого Ролана была шита белыми нитками. Скорее всего, он просто не хотел, чтобы немалые деньги, хранителем которых был сначала Венцелин фон Рюстов, а потом Бернар де Сен-Валье, попали в казну ордена. Филипп предполагал, что сенешаль де Бове был связан договором с язычниками и просто не мог поступить по иному. Однако юный Аршамбо, на беду своих воспитателей оказавшийся искренним приверженцем христианской веры, просто-напросто не знал о взаимных обязательствах старых грешников, а потому и затаил на сенешаля тамплиеров обиду.
– Поживем – увидим, – бросил озабоченный Филипп, разглядывая с невысокого холма поле предстоящей битвы.
– Нурманам следовало бы держаться ближе к центру, – сказал Хабар, расположившийся по левую руку от шевалье. – Сельджуки вполне могут отрезать их от основных сил, а потом зайти в тыл графу Раймунду.
– И что ты предлагаешь, стратег? – раздраженно спросил Филипп.
– Пошли гонца к Лоррену, – пожал плечами Олекса. – Его оплошность может всем нам обойтись очень дорого.
Благородный Симон впервые вышел на поле битвы, когда Хабар еще не родился. И, тем не менее, опытный вроде бы военачальник допустил ошибку, которой даже глупой назвать было нельзя. Гонца Филипп к нему, конечно, послал, но положение дел это не изменило. Нурманы нехотя сдвинулись с места, но брешь между центром и левым флангом так и продолжала зиять пугающей пустотой.
Битва началась стремительным натиском сельджукской легкой конницы, которая атаковала крестоносцев по центру, но не сумела прорваться сквозь плотный строй пикинеров и откатилась вправо. Град стрел, пущенный туркменами через головы пехотинцев, если и потревожил рыцарей, то особого урона им не нанес. Пикинеры, выполнившие с честью свою задачу, поспешно покидали поле боя, освобождая место для тяжелой кавалерии. Нукеры и мамелюки эмира Нуреддина приближались к крестоносцам Раймунда в плотном строю с длинными копьями наперевес. По внешнему виду они мало чем отличались от франков, разве что тюрбанами, закрученными вокруг стальных шлемов. Что касается кольчуг и пластинчатых панцирей, то изготовлявшие защитное снаряжение мастера Востока ни в чем не уступали мастерам Европы, а кое в чем превосходили их. Две железных стены встретились на том самом месте, где пикинеры только что отбили лихой наскок туркменов, и треск от этого столкновения слышен был по всему бескрайнему полю. Одновременно с нукерами в атаку на правый фланг покатилась волна конных курдов, мешая коннетаблю совершить обходной маневр. Курдов поддержали откатившиеся было туркмены, пытаясь выйти христианам во фланг. Там их должны были встретить арбалетчики и пикинеры, которым вполне хватало времени, чтобы совершить этот сложный маневр. Судя по тому, как туркмены осаживали коней, они действительно встретили нешуточное сопротивление. Пока все развивалось почти так, как и предполагал граф Раймунд. Нукеры и мамелюки не смогли прорвать плотный строй рыцарей по центру, а курдам не удалось потеснить людей коннетабля, вставших на их пути непреодолимой преградой. Решающее слово в этом противостоянии принадлежало нурманам барона де Лоррена, пока еще не вступившим в битву. Именно они должны были ударить во фланг нукерам и мамелюкам, но почему-то продолжали стыть конными истуканами у подножья холма. Видимо, Нуреддин заметил опасность, исходящую от них, а потому ввел в битву свой последний резерв. Три тысячи всадников на застоявшихся конях ринулись навстречу нурманам, которые не собирались их атаковать.
– Они отходят, – крикнул Хабар Филиппу. – Борон де Лоррен открывает фланг.
Отходил не только благородный Симон со своими нурманами, вслед за ними отступали алеманы маркиза фон Вальхайма, до сих пор стойко державшие строй. Филиппу ничего не оставалось, как только бросать своих людей на помощь рыцарям графа Раймунду, неожиданно для себя оказавшихся в плотном кольце. Их атаковали с тыла отборные гвардейцы Нуреддина, которых должны были остановить нурманы барона де Лоррена. Засадный отряд сумел разомкнуть кольцо, душившее крестоносцев, и через прорубленный ими проход ринулись французы шевалье де Сен-Лари, бросая на гибель своих недавних союзников. Остановить их было невозможно. Филипп успел хлестнуть по лицу благородного Роже замшевой перчаткой, обшитой стальными чешуйками, но обезумевший провансалец даже не почувствовал удара. Прорубиться к Раймунду на помощь Филипп с Хабаром просто не успели. Сельджукская волна накрыла графа Антиохийского раньше, чем месиво из людских и конских тел просело под копыта его возможных спасителей. Сквозь нарастающий шум битвы Филипп услышал унылый звук труб, призывающий к отступлению. Сигнал мог подать только коннетабль де Русильон, продолжавший со своими людьми сдерживать курдов, дабы спасти хотя бы часть благородных антиохийских шевалье, отчаянно отбивающихся в центре.
– Отходим! – прокричал во всю мощь своих легких Филипп, размахивая окровавленным мечом. – Все назад.
Рыцарская конница не могла быстро оторваться от наседающих сельджуков. Коннетабль Русильон это отлично понимал, а потому и повел своих людей в последнюю решительную атаку во фланг мамелюков. Спасая тем самым не только уцелевших шевалье графа Раймунда, но и пикинеров бегущих с поля битвы. Филипп, со своими людьми, каким-то чудом сумели потеснить гвардейцев Нуреддина и расширили проход для отступающих антиохийцев. Олекса Хабар и Гвидо де Раш-Русильон, собрав две сотни отчаянных наездников, попытались пробиться к центру, где гибли люди коннетабля, но вынуждены были отойти назад под напором сельджуков. Крестоносцы медленно отступали к дальнему холму, надеясь уже просто на чудо. У этого холма Раймунд де Пуатье раскинул свой шатер, рассчитывая отпраздновать в нем победу. Здесь же находился обоз и прикрывавшие его туркополы. Филипп был уверен, что сирийцы и армяне уже бежали вслед за отступающими алеманами, но ошибся. Град стрел обрушился на нукеров и мамелюков, теснивших антиохийских шевалье, и остановил их в тот самый миг, когда многим казалось, что все уже кончено. Пешие туркополы стреляли из-за телег и со склонов холма, здесь же засели отступившие с поля битвы пикинеры и арбалетчики. Их отчаянное сопротивление не только остановило сельджуков, но и обратило их в бегство. Воспользовавшись замешательством в рядах мусульман, барон Драган фон Рюстов вырвался с остатками рыцарей из плотного окружения и вывез с поля битвы раненного коннетабля, который скончался здесь же у шатра на руках своего сына Гвидо де Раш-Русильона, успев только сказать брату на прощанье:
