Ближе к рассвету они высадились на поросший лесом берег и укрылись в зарослях. Малфрида снова впала в полусон-полузабытье, но чувствуя себя в безопасности. К ней больше не придут священники с молитвами и святой водой, над ней больше не будут издеваться подвыпившие воины.
Когда она окончательно пришла в себя, то обнаружила, что лежит под навесом. Неподалеку у висящего над огнем котла хлопотали какие-то женщины. Рядом с ложем Малфриды сидела Невена, что-то толкла в ступке.
– Где Калокир? – спросила чародейка.
Невена склонилась к ней, стала смазывать приготовленным из трав снадобьем ожоги и раны на ее лице и руках. Оказывается, они углубились в земли Онгл, задунайские болгарские владения. Правда, сейчас тут никакой власти нет: влияние русов Святослава ослабело после того, как появились ромейские войска, но сами ромеи сюда не суются, а местные правители-комиты затаились и ждут, чем окончится противостояние императора и князя.
– Ну где же Калокир? – повторила вопрос Малфрида.
Невена пояснила, что херсонесец заплатил за их постой местным углежогам, которые согласились приютить двух болгарских беглянок, а сам отправился на поиски лошадей. Сейчас непросто купить коня, так как перед осадой Доростола русы забрали почти всех лошадей у местных землепашцев и бояр, но Калокир все же надеется что-нибудь найти. Ведь надо как-то выбираться отсюда.
– Я плохо выгляжу? – спросила Малфрида.
Болгарка спрятала улыбку: вспомнила, как нежно смотрел на спящую ведьму Калокир. Как долго сидел рядом с ней, лаская ее свалявшиеся волосы, роняя слезы на ее израненное лицо и руки. Малфрида для него все так же хороша, как и в те времена, когда Невена рядила ее в царский бархат в Преславе. Сейчас она перевяжет раны чародейки, а добрая еда и отдых помогут ей быстро окрепнуть. Их не выгонят, люди здесь хорошие и не очень-то рады приходу ромеев – пусть русы и не были ласковыми господами. К тому же Калокир расплатился серебром за своих спутниц и учтиво держался с семьей углежога.
Малфрида была вся в повязках, когда ближе к вечеру вернулся ее ромей. Теперь она не думала ни о его измене, ни о том, что он скрывал от нее. Это был он, ее патрикий! Небритый, усталый, запыленный, но бесконечно дорогой ее сердцу! Малфрида целый день в полудреме мечтала о нем: они уедут отсюда, проберутся на Русь, она поправится, и заживут они душа в душу. К ней вернется колдовская сила, она покажет Калокиру всякие дива, даже, возможно, научит его заговорам, а затем уведет своего милого в мир чародейства, подальше от людей, от войн, от врагов и правителей!.. Ведь не награды и венцы нужны для счастья. Нужно просто жить друг для друга, делать одно дело, спать в объятиях милого, улыбаться ему по утрам.
Но сейчас она не решалась заговорить об этом с Калокиром. Недужная, слабая, бессильная – и ради такой он должен оставить все, что имел прежде?
Вернувшись, Калокир сказал ей:
– Я был твоим должником, Малфрида! Ты спасла меня, когда томился в темнице в Царьграде, а теперь и мне довелось тебе помочь…
Он поведал, как после побега из тюрьмы отыскал своих сторонников, и те помогли ему устроиться мардаитом на один из дромонов во флоте друнгария [109] Льва, отправлявшегося сражаться против русов на Дунай. Во флоте требовались умелые воины, и Калокир, недолго думая, прикинулся жителем фемы Самос, выходцы из которой всегда служили на судах империи. Во флоте никто не знал патрикия Калокира из Херсонеса, и он завербовался на дромон «Жезл Аарона».
– Но не думай, Малфрида, что я в самом деле намеревался воевать против одарившего меня своей дружбой и породнившегося со мной Святослава, – усаживаясь рядом с притихшей чародейкой, сказал Калокир. – Мне просто некуда было деться – в империи за мою голову назначена большая награда, а вздумай я вернуться в Херсонес, люди Цимисхия отыскали бы меня и там. А сейчас я надеюсь при первой же возможности пробраться в Доростол и предложить свой меч князю. Для этого и прибыл.
Малфрида слушала его с двойственным чувством. В Доростоле находился ее князь, ее соотчичи-русы, да и она сама еще недавно только и думала о том, как попасть к ним. Но теперь желала одного – уехать прочь с Калокиром.
А тот между тем продолжал:
– Корабли друнгария Льва сожгли все те ладьи, что князь велел строить в местечке Малый Переяславец. Я там был и сам помогал наводить раструб сифона с горючей смесью… Ничего не поделаешь: с корабля так просто не сбежать, а привлечь к себе внимание неподчинением слишком опасно. Так что теперь там, где Святослав рассчитывал возвести новую столицу, только пепел и обгорелые трупы защитников Переяславца. А вот воевода Волк успел скрыться еще до подхода флота. Помнится, ты недолюбливала этого воина, мне тоже не за что его хвалить, тем более что он бросил большую часть людей на погибель, а сам ускакал со своим отрядом. Понятия не имею, где он теперь. Когда ты сидишь на судне и не имеешь права покинуть палубу, вести доходят до тебя в последнюю очередь. Но известие о том, что стража императора поймала ведьму, добралось и туда. Я не хотел верить, думал, что ты давно уже на Руси – русалок приманиваешь. И почему ты не ушла туда?
Она молчала, только слеза ползла по щеке. Отчего не спросит, почему сбежала от него, почему покинула, когда так ладно жили?..
Малфрида безмолвно выслушала рассказ Калокира о том, как во время затянувшейся осады многие из служивших на дромонах стали просить навархов, чтобы их хоть изредка отпускали на берег. Вот и для него настал день увольнения. Большинство мардаитов не спешили в воинский лагерь, предпочитая грабить поселян, но Калокир упросил перевезти его на тот берег, где высился Доростол. Дескать, охота помолиться в походной церкви. На деле же хотел убедиться, что не его чародейку держат в клетке. Но когда увидел, как она стонет и мечется, как оплиты забрасывают ее нечистотами и объедками…
– Я сразу решил, что не вернусь на дромон, а сделаю все, чтобы тебя освободить. Помнишь, как у вас на Руси говорят: долг платежом красен. А тут еще и повезло – увидел в одном из притонов Невену. Добрая она душа – и мне помогла, и одежду для тебя раздобыла. Вот и все: немного хитрости и поддержка верного человека.
– Что дальше делать собираешься? – наконец решилась спросить Малфрида.
Калокир стащил с головы кожаный шлем, растрепал густые отросшие волосы.
– Я говорил же: к Святославу проберусь. Ему сейчас каждый воин дорог. А мы с князем – кровные братья. Это дорогого стоит. Наши императоры ни с кем не братаются.
Малфрида глубоко вздохнула – вздох этот вырвался из самого сердца. Развеялись ее тайные мечты о будущем. Если мужчина что-то решил, его не переубедить.
И тотчас заговорила о другом:
– Я тоже хотела пробраться к Святославу в Доростол. Он ведь на мои чары когда-то надеялся, и если б не мы с тобой… И обещал князь, если помогу, внучку мою в ученицы мне отдать…
Как же давно это было! Каким важным тогда казалось! А сейчас даже Калокир не понимает, о чем она, смотрит озадаченно.
– Теперь мне, такой немощной и израненной, в Доростол не попасть, – облизнув потрескавшиеся губы, глухо произнесла Малфрида. – А вот если у тебя получится, передай князю, что, когда я вновь обрела чародейство, открылось мне грядущее. И стало мне ведомо, что грозит Святославу. Не Цимисхия с его воинством надо опасаться князю. С ним он вскоре договорится. Беда будет от хана Кури! Вот это и передай слово в слово.
Они надолго умолкли. Под навесом становилось сумрачно, солнце садилось, звенели трели птиц, провожающих светило. Майский вечер был тих и напоен ароматами. Неожиданно к ним заглянул один из углежогов – лицо в саже, борода клочьями, – окинул взглядом Калокира и израненную женщину и вышел, поняв, что не до него сейчас этим двоим. Откуда-то доносился негромкий голос Невены: она беседовала с женами углежогов у костра. Голос был спокойный, в какой-то миг даже рассмеялась чему-то.
– Когда идешь к русам? – спросила чародейка после долгого молчания.
