– Но даже пара волшебно прекрасных сериалов ничего не изменят, – сказала я.
– Верно, одна роза цветника не делает. Ну да вы не одни у меня, у меня много кадок… Вы начните пока с этого… А потом, когда нынешние карапузы подрастут на этих сериалах, добавим драматизма. Выдумаете мне городок… провинциальный… – Старик пощелкал пальцами. – Этакие типичные Малые Зорюшки…
– Из которых вы развернете Город Солнца, – сказал Филипп. – Начнете с хлебопека, которому надоело, что его обирает пожарный инспектор.
– У пожарного инспектора есть крыша в милиции? – заметил Константин. – Хлебопек с друзьями и дробовиками едет в милицию и разоружает такую милицию. А потом едет в мэрию, ловит мэра, и убедительно убеждает этого разжиревшего ублюдка, что в милиции должны служить честные люди, как, впрочем, и распоряжаться городским бюджетом…
– Выдумайте мне, – сказал старик, – российский городок алкашей и раздолбаев, не верящих ни в особый путь России, ни в далекого и справедливого батюшку-президента, который когда-нибудь наведет порядок, ни в спецслужбы… вот эту дурь про всесильные спецслужбы, которые придут и разберутся, каленым железом!.. а верят они только в себя, в своих родных и друзей. И готовы, раз уж пришлось, и иначе никак, своими руками навести порядок в родном городе. Но уж тут чтобы не боялись ни жезла, ни черта!
– Через неделю в этот городок приедут из ближайшей военчасти на танках и укатают его в прежнее состояние, – заметил человек в темном.
– Что ж… а нарисуйте мне и это! А что? Мальчишки любят стрельбу и спецэффекты. И злость. За армию, разваленную настолько, что у нее нет салярки, танки глохнут, не выехав из части, а стрелять из пушек толком не умеет ни один новобранец. И сделайте мне их офицера, который, раз в жизни, решает, что будь оно что будет, но хватит ему выслуживаться, русский офицер он или не русский офицер! И вот уже наш городок с собственной маленькой армией… Фантасты вы, черт возьми, или кто?! Выдумайте мне это. Только сделайте не отбывая срок и отбивая бюджет, а с душой и мастерски.
– Без розовых соплей, – сказал Филипп, – но не скатываясь в чернуху.
– Чтобы хорошие парни по-настоящему круты и героисты, – заметил Константин, – а злодеи еще харизматичнее и вкуснее, и все же в итоге побеждает добро. И чтобы все это сделано интересно, с ненавистями и любовями, с горем и счастьем, с борьбой и интригами, раскачивая маятник действия на всю страну… а главное, с ветром свободы!
– Растяните мне это на сериал, на пяток превосходных сезонов…
– Гм-гм… – вклинилась я. Мне уже надоели эти прожекты. – Ну допустим, замысел я поняла… Но для чего было везти нас сюда? Я прекрасно умею держать язык за зубами. Работа гоуст-райтера меня вполне устраивает. Тем более что справедливый гонорар, как я понимаю, для вас не проблема…
– Вы здесь потому, – грустно сказал старик, – что некоторые розы распускаются только в оранжерее, под опытной рукой с секатором.
– Прощу прощения?..
– Сценарий купить можно, но разве можно купить вдохновение? Ну заплачу я вам сто тысяч… Мало? Миллион? А пусть и все десять! Что я получу? Если не откровенную халтуру, то в лучшем случае потуги угодить мне…
– Так вы хотите, чтобы я… – Я недоверчиво усмехнулась. Обвела взглядом комнату и все вокруг. – В домике вроде этого? Борец за свободу – с дулом у виска? Сам как последний раб?
– А вы думаете, – заметил Филипп, – что если вам заплатить десять миллионов, то, сидя дома на той самой Рублевке, в кабинете на мансарде в полакра, обделанной карельской березкой, за дубовым столиком размером с бильярдный, попивая коньячок и гоняя прислугу за лимоном с сахарной пудрой, вам будет лучше сочиняться про бунт униженных и обездоленных?
– Как показывает практика, – заметил Константин, – в таких кабинетах людям почему-то куда лучше думается не о деле, а о том, как бы убедить заказчика, что работа кипит, и результаты будут вот-вот.
– Мне нужна вовлеченность, девочка моя, – сказал старик. – Чтобы вы сострадали своим героям, жили в их шкуре… Страдали за них, страдали как они! По-настоящему. Чтобы вы не целились в абстрактного мальчика у телевизора, а выдавливали рабов из самих себя. Всерьез и честно, отжимая по капле, с юшкой и кровью! Чтобы ваша душа рвалась к свободе и справедливости так же, как у ваших героев!
Я отступила на шаг от стола. Оглядывая комнату еще раз.
Окно… Но перед ним был кабан. Выход… Там маячил второй. Ухмыльнулся, перехватив мой взгляд.
– Послушайте, ну вы же умный человек! – взмолилась я, уже чувствуя, как подступает отчаяние. – Вы же должны понимать, что это невозможно! Ни за год, ни за два, ни за пять! Один человек историю не изменит! Она течет так, как течет! Все нормальные общества когда-то прошли через стадию баронов-разбойников, хозяйничающих над быдлом! Это неизбежно! Сначала бароны-разбойники, за ними долгая череда переделов, пока те, в чьих руках в итоге осела собственность, не побеспокоятся о том, чтобы переделов больше не было. Пока не сообразят, что удержать награбленное голой силой трудно, ведь сзади подпирают молодые да резкие, которым нужно все и сразу, а терять нечего… И вот тогда-то, для себя, а не для абстрактного народного блага, они сделают нормальную полицию и суды, которые будут защищать их статус кво под девизом святой частной собственности. И вот только после этого, когда сменится еще поколения три, в стране могут народиться те люди, о которых вы мечтаете, гордые и свободные…
– Введение из пособия для эмигранта, – тихо заметил Степа. – «Почему я убегаю из России, но не должен стыдиться своего бегства».
Старик не обратил на него внимания.
– Ну да, ну да… Я часто слышал это, девочка, и от очень умных людей… Может быть, так оно все и есть. Возможно, только так оно и возможно… Божьи мельницы мелют медленно… Но еще три поколения, девочка?.. Для вас это пока просто слова. Вы представляете, когда это будет? Внуки моих внуков. Я этого уже не увижу. А знаете, как хочется? Очень хочется… Божьи мельницы мелют медленно.
Я снова заметила, что он странно произносит эту присказку, напирая не на «медленно», а на «божьи мельницы».
– Чтобы вам было легче, – заметил Филипп, – ваша работа будет контролироваться. В том числе и физическими наказаниями, если дело дойдет до халтуры и лени.
– Или, упаси боже, открытого саботажа, – добавил Константин.
Лысеющий человек в темном вдруг нервно хрюкнул и выдернул руку из кармана и тут же сунул ее за спину, будто пряча подальше. Но я успела заметить, что его рука обмотана в платок, испачканный чем-то темным и засохшим.
Я вдруг поняла.
С жуткой ясностью осознала, почему этот разговор происходит именно посреди болота.
– Прямо здесь?.. – прошептала я. – И на какой срок?..
– Вот опять, срок… – нахмурился старик. – Я же говорю, вы должны не отбывать срок, а дело делать. Ну, про кнут сказали. Теперь про пряники. Они, конечно, тоже будут. В пределах разумного: свежие фильмы, музыка… Праздничный ужин… Хорошего мальчика по выходным, опять же… Если будет, за что.
– Девочку, – зачем-то брякнул лысеющий человек в темном.
– Мальчики, девочки… Возможно, иногда интернет. Это под наблюдением, конечно…
Пять сезонов? – билось у меня в голове. – Десять лет?.. А потом – еще добавив драматизму?..
– Но это же… Это же… Жить без надежды… – я шептала, я почти молила: – Должна же быть надежда… Какая-то надежда, что это однажды кончится!
– Как же – без надежды? – вскинул брови старик. Почти обиделся. – Па-азвольте! Я выложил вам надежду. Не очевидно ли? Сможете воспитать поколение честное и ответственное, сделают они милицию и спецслужбы нормальными, занятыми не рекламой крыш, а своим делом, – глядишь, и заинтересует кого-то, что это за дом такой странный? Платят ли налог на собственность за него?.. А? Смогут они, честные, навести во всей стране порядок? Или так и останется бардак, в котором еще один странный дом на болоте никого не заинтересует? Все в ваших руках. Что заслужите, то и получите.
