Хищники тоже находились здесь, замершие и молчаливые — будто окаменели от лучей солнца прямо там, где стояли, и превратились в темные статуи. Их вожак в волчьем шлеме лежал среди них. Его броня превратилась в оплавленное месиво, а сгорбленная поза говорила о мучительной боли — но он был жив. Это хорошо, подумал Зет. Ему среди них понадобятся союзники.
Его взгляд нашел другого — того, который решит его судьбу. Над мертвыми молча парило существо без лица, оборванные края его мантии почти не касались земли. Будто призрачная птица-падальщик, видящая смысл в кровавой бойне. Возле нее так же молча шел гигант в броне. Подол его соболиного плаща промок от крови растоптанных тел.
Колдун и Повелитель. Снова слова просто появились в мозгу Зета — вместе с пониманием, что к этим древним порождениям кошмаров лучше не приближаться. Они подойдут к нему сами, когда настанет время. Зет ждал, вперив взгляд в землю, запятнанную кровью. И наконец они пришли.
— Неужто мы выдавили из этого мира все до капли? — раздался сухой шепот Повелителя. — Забрали все… и это мелкое создание пережило жатву?
Колдун не ответил, но Зет внезапно почувствовал, как тот потянулся к нему щупальцами собственной воли…
Проникал к нему в душу… Пробивал все стены, словно бумагу… Подталкивал его к самому краю…
В отчаянии Зет взмахнул своим жертвенным подношением:
— Убийство… убийство за Истинную Ночь!
С его руки свисали кровавые ошметки разорванного лица Хаз'тура.
Повелитель остановил психическую атаку едва заметным жестом и наклонился вперед. Обескровленные, но красивые черты его лица походили на высеченные из мрамора, но испещренного тенями. Глаза же были безжизненного черного цвета.
— Говоришь, ты убил хищника? — В голосе не слышалось злости. Только невозможно древняя горечь, от которой почему-то становилось еще хуже. Если ответ будет хоть на волос дальше от идеального — его ничто не спасет.
— Он был… слаб, повелитель, — выдохнул Зет, ожидая смерти.
Под губительным взглядом мгновения превращались в мрачную вечность. А потом древний кивнул:
— Да. Слабость — единственный грех, который презирает эта Галактика. — Повелитель повернулся к колдуну. — Берем его.
— Это опасно. — Слова прорывались через электрическое шипение.
— Надеюсь, колдун. — В бесцветном голосе слегка угадывалась ирония.
— Лорд Вассааго, его сущность запятнана… элементом, влияние которого я не могу оценить.
Зет приглушил волну ненависти к этому мерзавцу без лица. Тот явно тоже почувствовал на себе касание Иглы и боялся — боялся той силы, которой он станет…
— Мы все запятнаны, Езод. — Зет чуть не поморщился от желчи в голосе Вассааго. — Именно поэтому мы должны идти дальше.
— Лорд, он непредсказуем, — настаивал Езод.
— Увидим, — ответил Вассааго, отвернувшись от обоих.
«Увидите», — пообещала Игла.
Аарон Дембски-Боуден
ОДНА НЕНАВИСТЬ
Я будущее нашего ордена.
Мои повелители и наставники часто мне это говорят. Они говорят, что я и те, кто схож со мной, держат в своих руках душу ордена. Мы носим черное, мы — бьющееся сердце возрожденного братства.
Наша обязанность — помнить. Мы призваны помнить традиции, которые появились до того, как наш орден оказался на грани исчезновения.
Меня зовут Арго. В ордене, где осталось так немного священных реликвий, я превыше других братьев благословлен орудиями войны в моем владении.
Моя броня родилась одновременно с Империумом и с тех пор хранилась, восстанавливалась и улучшалась поколениями воинов, рабов и слуг. Мой болтер ревел на полях сражений времен Ереси Хоруса. Окрашенные в красный цвет руки тридцати семи космодесантников Астартес несли его с той минуты, когда он был создан. Каждое из их имен выгравировано на темном металле оружия, так же как и названия тех миров, что забрали их жизни. Глазные прорези моего шлема видели десять тысяч войн и стали свидетелями гибели миллиона врагов рода человеческого.
На моей шее подарок Экклезиархии Священной Терры: символ аквилы, бесценный и наделенный защитными секретами почти забытой технологии. Мои доспехи черны, потому что я — сама смерть. Мой шлем — череп каждого человека, погибшего на полях сражений легиона за десять тысячелетий с момента его основания.
И даже более того. Мое лицо — победная усмешка умирающего Императора.
Почему же мне выпала такая ответственность? Почему я ношу черный цвет?
Потому что я ненавижу. Я ненавижу больше, чем мои братья, и ненависть моя чернее, глубже и чище.
Одна ненависть возвышается над остальными. Одна ненависть пылает в нашей крови и изрыгается из стволов пятисот болтеров, когда мы плечом к плечу идем в бой. У ненависти много имен: зеленокожие, орки, кины.
Для нас они — просто «враг».
Мы — Багровые Кулаки, рука, несущая щит Дорна. Мы были на грани исчезновения и выжили там, где другие превратились бы в никчемные воспоминания. Наша ненависть ведет нас через звезды в бесконечном служении Трону.
И теперь она привела нас на Сайрэл.
Сайрэл. Одинокий шарик, вращающийся вокруг крошечного солнца на самом краю Сегментума Темпестус.
Единственное небесное дитя красной звезды, умирающей уже тысячелетия. Здешнему солнцу суждено угасать еще тысячи лет до своей неизбежной кончины — но пока планета, которую оно согревало, могла принести немалую пользу Империуму.
На аграрном Сайрэле большую часть суши занимали плодородные поля и пастбища. Великие океаны также служили нуждам Империума. Под их темной поверхностью скрывались гидропонные установки с город размером, которые пожинали съедобные богатства глубин.
Как у планеты у Сайрэла была лишь одна колоссальная цель — экспорт гигантского количества провианта для ближайших миров, не одаренных столь щедрой природой. Сайрэл кормил три мира-улья, от шпилей дворцов до нищенских трущоб, несколько имперских военных флотов и полки Имперской Гвардии, ведущие крестовые походы в этом регионе.
Из космоса Сайрэл выглядел зелено-голубым шаром, вынырнувшим из наследственной памяти человечества: так, будто художник пытался изобразить Старую Землю в ее древние нечестивые дни. Однако облик планеты может сильно измениться за год.
— Кулаки вернулись.
Лорд-генерал Ульвиран взглянул на майора Дэйса, который принес эту новость. Обладатель костлявого лица, льдистых голубых глаз и орлиного носа, лорд-генерал был словно создан для того, чтобы бросать убийственные взгляды на подчиненных, имевших глупость его разочаровывать. Сейчас он наградил подобным взглядом Дэйса. Присмиревший майор отвернулся.
