Еда * Напитки * Ночлег
Владельцы — М. Марголис, П. Оборванка
— Он мне не сын! — объявила разъяренная Бабушка. — Покинуть свою дорогую мамочку, сменять ее на какую‑то дешевку, иностранку, оглашать мирные ночи звуками, которые я даже и описать не могу! Какой позор он на нас навлек! И еще это логово греха и содомии! Б. А. Р./Отель, ха! Как будто его дорогая мамочка не знает, что это значит! Думает, его мамочка не умеет читать! Харан, — сказала она своему будущему мужу. — Ноги моей не будет в этом вертепе. С этого момента он мне не сын. Я отрекаюсь от него. — И она аккуратно плюнула на землю перед Б. А. Р./Отелем.
Этим вечером Персис Оборванка и Микал Марголис закатили вечеринку в честь открытия и выставили столько маисового пива, сколько гости могли выпить. Пива потребовалось не очень много, поскольку гостей было всего пятеро. Даже доктора Алимантандо убедили оставить в этот вечер свои штудии ради праздника. Дедушка Харан и Бабушка остались нянчить маленьких Лимаала и Таасмин, хотя Дедушка Харан с удовольствием присоединился бы к гулякам. Он с тоской посматривал в сторону света и шума, а Бабушка с укоризной посматривала на него. Полный запрет, наложенный ею на Б. А. Р./Отель, без сомнения, распространялся и на ее мужа.
На следующий день после открытия Персис Оборванка отвела Раджандру Даса, господина Иерихона и Раэла Манделлу на ту сторону железной дороги к исцарапанному пилотажному самолету, чтобы они разобрали его и упаковали в пятнадцать ящиков из‑под чая. Пока шел демонтаж, Персис Оборванка не произнесла ни слова. Она заперла разобранный на части самолет в самой дальней и темной пещере Б. А. Р./Отеля, а ключ положила в кувшин. Ей так и не удалось заставить себя забыть, где этот кувшин стоит.
Как‑то утром, в два часа две минуты, она перекатилась на Микала Марголиса и прошептала ему в ухо:
— Знаешь, что нам нужно, дорогой? Что нам не хватает для полного совершенства?
Микал Марголис задержал дыхание, предполагая, что им не хватает обручальных колец, детей, легких извращений с использованием кожи и резины.
— Бильярдного стола!
Жили–были три брата по фамилии Галлацелли: Эд, Луи и Умберто. Никто понятия не имел, который из них Эд, который Луи, а который — Умберто, поскольку они были тройняшки и походили друг на друга, как горошины из одного стручка или дни тюремного срока. Братья выросли в сельскохозяйственной общине Бурма–Шейв, у жителей которой успело сложиться о них три устойчивых мнения. Первое: их нашли брошенными в картонной коробке на краю маисового поля Джиованни Галлацелли. Второе: они были чем‑то большим, чем просто тройняшками, хотя чем именно они были, никто сказать не решался, опасаясь оскорбить госпожу Галлацелли, поистине святую женщину. Третье: мальчишки Галлацелли успели поменяться личностями по меньшей мере один раз, так что Луи вырос как Эд или Умберто, Умберто — Луи или Эд, а Эд — Умберто или Луи, со всеми возможными пермутациями при последующих обменах. Мальчики и сами были не уверены, кто из них Эд, кто Луи, а кто — Умберто, но жители Бурма–Шейв свято верили, что никогда не бывало до такой степени идентичных близнецов («клонов», о, боже, просто само вылетело, понимаешь; не то это слово, какое я бы употребил при родителях) — или таких дьявольски красивых.
Агнета Галлацелли была приземистой жабой с сердцем из горячего молочного шоколада. Джиованни Галлацелли — длинный и тощий, как грабли. Эд, Луи и Умберто уродились черноглазыми, кудрявыми, веселыми богами любви — и прекрасно знали об этом, как и все до единой девушки Бурма–Шейв. Это обстоятельство в итоге заставило братьев Галлацелли покинуть Бурма–Шейв в один прекрасный вторник, ранним утром, на автомотрисе из переделанного фермерского автофургона.
Жила–была одна девочка. Звали ее Магдала, или просто Магса. Она принадлежала к тому типу девочек, которые носятся, играют и безобразничают с мальчишками и выглядят как мальчишки — до тех пор, пока мальчишки, а также и сами эти девочки, не осознают вдруг, что они вовсе не мальчишки, вовсе нет. К Магсе это осознание пришло через две недели после поездки в дальние поля на автофургоне братьев Галлацелли. Для Эда, Луи и Умберто оно приняло вид заряда дроби, изрешетившей грузовичок, когда они подъехали к усадьбе Майагесов, чтобы узнать, почему Магсы так долго не видно.
Братская солидарность была для близнецов Галлацелли всем. Она не дрогнула под давлением кроткого отца и разъяренных соседей. Они не признались, кто из них обрюхатил Магдалу Майагес. Весьма вероятно, что они и сами этого не знали.
— Или один из вас признается — или все на ней женитесь, — сказал Сонни Майагес. Его жена подтвердила весомость требований, направив на них обрез.
— Ну, вам выбирать. Признавайтесь или женитесь.
Братья Галлацелли не выбрали ни то, ни другое.
Нигде больше в мире никто бы и глазом не моргнул из‑за проблем Магсы Майагес, маленькой дурочки. В ближайшей Белладонне на одной только Лотерейной улице насчитывалось восемьдесят пять абортариев и двенадцать трансплант–питомников, предназначенных специально для таких вот маленьких дурочек. Однако Белладонна — Белладонной, а община Бурма–Шейв была общиной Бурма–Шейв, и потому братья Галлацелли предпочли Белладонну общине. Здесь, в подпольном универсууме, они получили десятидолларовые дипломы в области агрономии, юриспруденции и общего машиностроения. Они бы с удовольствием провели в этом городе остаток жизни, но в баре на улице Примавера с ними произошло досадное недоразумение, связанное с ножом, пьяным грузчиком и девчонкой. Из‑за того, что в Белладонне закон еще кое‑как соблюдался — ибо полностью коррумпированная полиция лишь немногим хуже абсолютно честной — им снова пришлось бежать.
Они тащились по паутине, сотканной из сверкающих стальных рельсов и опутывающей весь мир — фермер, законник и механик. Эд был механик, Луи законник, а Умберто — фермер. Эти специальности могли позволить им устроиться в любом месте, ибо мир был еще достаточно молод, чтоб нагрузить работой любые свободные руки. Но вышло так, что этим местом стала Дорога Отчаяния.
Они вылезли из своей автомотрисы — мрачные, потные, но как всегда дьявольски красивые — и распахнули двери Б. А. Р/Отеля. Они по очереди позвонили в колокольчик. Все головы повернулись, все глаза уставились на них. Братья Галлацелли улыбнулись и помахали всем присутствующим.
— Эд, Луи и Умберто, — представился один из них.
— Ищем, где переночевать, — объяснил другой.
— Чистые постели, горячая вода и горячий ужин, — сказал третий.
Персис Оборванка появилась из подвала, где она размещала бочонок свежего пива.
