— Интересно, сколько таких островов на планете и каков их максимальный размер? — спросил он.
— Я не знаю, — ответила Вала. — С тех пор как меня забросило сюда, мы видели издали парочку, но фрииканы говорили, что их очень много. Туземцы упоминали о Матери островов — относительно большом куске суши, о котором они слышали. Еще есть множество летающих островов, и их размеры ничем не отличаются от абуты илмавиров. Но зачем нам обсуждать такие скучные вещи, когда мы могли бы поговорить друг о друге?
— И о чем же, например? — спросил Вольф.
Она повернулась и придвинулась к нему. Ее губы почти касались его подбородка.
— Почему бы нам не забыть того, что случилось между нами? В конце концов, прошло столько времени, а мы были тогда молоды и глупы.
— Сомневаюсь, что ты изменилась с тех пор, — сказал он.
Вала улыбнулась.
— Откуда тебе это знать? Позволь мне доказать, что я стала другой. — Вала обняла Роберта и прижалась лицом к его груди. — Я другая во всем, кроме одного. О, какая страсть сжигала меня в ту пору. Ты помнишь? И стоило мне увидеть тебя вновь, как я поняла, что любовь в моем сердце так и не угасла.
— Зачем же ты пыталась убить меня в постели? — спросил он.
— Ах, ты об этом! Милый мой, я думала, ты спутался с этой мерзкой и хитрой Алаграадой. Мне казалось, что моя любовь предана. Как ты можешь обвинять женщину в том, что она сходила с ума от ревности? Ты же знаешь, какая я ужасная собственница.
— Вот это я знаю очень хорошо, — сказал он, отталкивая Валу. — Ты с детства любила только саму себя. Все властители эгоистичны, но ты в этом отношении — непревзойденный лидер. Понять не могу, что я в тебе тогда нашел.
— Мерзавец! — закричала она. — Ты любил меня, потому что я Вала. Я — Вала, и этого достаточно!
Он покачал головой.
— Возможно, когда-то так оно и было. Но теперь все изменилось. И никогда не повторится.
— Ты любишь другую! Я ее знаю? Это, случайно, не Анана, моя глупая и кровожадная сестра?
— Нет, — ответил он. — Анана кровожадна, но не глупа — даже Уризену не удалось заманить ее в ловушку. По крайней мере, я не вижу здесь нашу любимую сестру. Или с ней что-то случилось? Она умерла?
Вала пожала плечами и отвернулась.
— Я ничего не слышала о ней уже триста лет. Но твое беспокойство доказывает, что она тебе не безразлична. О Анана! Кто бы мог подумать?
Вольф не стал разубеждать ее. И счел неразумным упоминать о Хрисеиде. Хотя Вала никогда с ней не встречалась, такими вещами рисковать не стоило.
Вала повернулась к Вольфу.
— А что случилось с той девчонкой с Земли?
— С какой еще девчонкой? — спросил он, застигнутый врасплох.
— С какой девчонкой? — передразнила она его. — Я говорю о Хрисеиде, той глупышке-смертной, которую ты похитил с Земли около двух с половиной тысяч лет назад. Там рядом находился город, который назывался Троя — или как-то в этом роде. Потом ты сделал ее бессмертной, и она стала твоей возлюбленной.
— Как и несколько тысяч ей подобных, — небрежно ответил он. — А почему ты вспомнила о ней?
— О, я знаю! Я все знаю! Ты и впрямь стал выродком, мой братец Вольф-Ядавин.
— Откуда тебе известно мое земное имя? Да, теперь я предпочитаю называться именно так. А что ты еще узнала обо мне? И главное, откуда?
— Я всегда была любопытна и старалась получить любую возможную информацию о каждом из властителей, — ответила она. — Вот почему мне удалось прожить так долго.
— И вот почему погибло так много других людей.
Ее голос снова стал нежным; она улыбнулась ему.
— У тебя нет причин для ссоры со мной. Почему бы нам не оставить прошлое в прошлом?
— А кто ссорится? Ты права: что прошло, то прошло. На то оно и прошлое. Но властители не помнят добрых дел и никогда не забывают своих обид. И пока ты не убедишь меня в обратном, я буду относиться к тебе, как к прежней Вале — такой же красивой и даже более прекрасной, чем раньше, но по-прежнему с черной и прогнившей душой.
Она попыталась улыбнуться.
— Ты, как всегда, слишком резок. Но, возможно, поэтому я тебя и люблю. Ты лучший из всех мужчин. И я считаю тебя первым в числе моих любовников.
Она ожидала, что он вернет ей комплимент, но Роберт ответил:
— Людей в любовников превращает любовь. И я любил тебя. Но эти времена прошли.
Он повернулся и зашагал по краю берега, изредка оглядываясь. Она шла за ним на расстоянии двадцати шагов. То тут, то там почва проседала под ногами.
Вольф остановился, подождал Валу и разочарованно сказал:
— На дне, должно быть, много пещер. Как же нам вызвать Теотормона?
— А никак. Пещер здесь действительно много. Иногда погибает целая группа пузырей — от болезни, возраста, или их объедают рыбы, которым нравится вкус оболочек, — и тогда возникают пустоты, хотя со временем их заполняет новая поросль.
Роберт принял ее слова на заметку. Если дела сложатся слишком плохо, человек всегда может укрыться под островом. Но Вала, очевидно, догадалась, о чем он подумал, — этот дар выводил Вольфа из себя, когда они были супругами.
— Я бы туда ни за что не полезла. Вода буквально кишит пожирателями плоти.
— А как же тогда удается жить Теотормону?
— Не знаю. Возможно, он слишком быстр, силен, и рыбам его не одолеть. И потом он полностью приспособлен к такой жизни — если только это можно назвать жизнью.
«Жаль, что не удалось повидаться с Теотормоном», — подумал Вольф и зашагал обратно в джунгли. Вала поспешила за ним. Роберт позволил сестре идти сзади, зная, что, пока он нужен ей, она не решится на убийство.
Но не прошел Вольф и нескольких ярдов, как его сбил с ног сильный удар. Сначала он подумал, что на него набросилась Вала. Он откатился в сторону, пытаясь вытащить лучемет из кобуры, и увидел того, кто швырнул женщину ему в спину. На него летело огромное, блестящее и мокрое тело Теотормона. Массивная туша навалилась на Роберта, и от четырехсотфунтовой тяжести перехватило дыхание. Теотормон уселся на поверженного брата и яростно заколотил по его лицу плавниками. Первый же удар поверг Роберта в полубессознательное состояние, второй — погрузил в бездну тьмы.
Вольф на несколько секунд лишился чувств, но частичку сознания ему удалось сохранить. Высвободив руки, он крепко ухватился за оба плавника и развел в стороны покрытые скользкой слизью конечности. Как только к нему вернулась способность соображать, он рывком вывернул их. Теотормон завизжал от боли, приподнялся, и Вольф тут же воспользовался этим. Он оттолкнул от себя выпиравшее брюхо, откатился в сторону и, согнув правую ногу, изо всех сил пнул. Теперь дыхание перехватило у Теотормона.
