Там, на навсегда уже покинутом берегу, загнанные насмерть лошади ещё пытались подняться, но без сил валились обратно наземь не в силах подняться.
— Десять, — тихо, как бы для себя, проговорил сотник, глядя на брошенных, запалённых лошадей. — Будь всё по другому, нам бы они очень не помешали.
— Так сотник, — перебил его размышления грубый голос капитана. — Есть вопрос, который надо сразу же решить.
Обернувшемуся сотнику предстала картина, мрачного капитана, стоявшего за спинами его гвардейцев, и толпившихся за ним матросов, вооружённых, как для серьёзной драчки.
— Хоть вас и меньше, чем договаривались, но плату я возвращать не буду, — мрачно бросил капитан, настороженно глядя на него.
— Отвезёшь в южное Приморье, — спокойно бросил ему сотник, как будто не заметив вооружённой толпы матросов за его спиной. — Это дальше, чем договаривались, но и нас меньше.
— Мы так не договаривались, — замялся капитан, колеблясь и явно не зная на что решиться.
— Тогда возвращай деньги, — безразлично бросил сотник, отворачиваясь. — И учти, — бросил он, не глядя на то, что творится у него за спиной, — у тебя есть судно. А может и не быть.
— Нас больше, — раздался за его спиной насмешливый, но какой-то неуверенный, колеблющийся голос капитана.
— А нам нечего терять, — безразлично бросил ему сотник, не оборачиваясь. — И неизвестно, сколько вас потом останется. И хватит ли управиться с лодьёй, — добавил он равнодушно.
— Хорошо, — наконец-то раздался напряжённый голос капитана. — Но только до устья Лонгары. Дальше, мне резона двигаться с вами нет. Дальше только пираты.
— Высадишь на левый берег в устье где укажем, там и расстанемся, — бросил сотник не оборачиваясь, — а дальше мы сами.
Удовлетворённый соглашением капитан, ещё немного потоптался за спиной у сотника, пытаясь, что-то ему сказать, а потом, видя, что сотник на него никак не реагирует, медленно, осторожно оглядываясь на мрачно глядящих на него гвардейцев, вернулся к рулевому колесу.
Первые впечатления.*
Поздним вечером одного из последних дней уходящего лета небольшой отряд каких-то всадников с длинным обозом тянущихся за ними вьючных лошадей, осторожно пересёк невидимую границу, отделявшую земли Подгорного князя от земель амазонок. Теперь перед ними расстилались северные прерии Амазонии. Может в этом мире эти огромные открытые, травянистые пространства назывались и по другому, но что-то ни у кого не возникло охоты поинтересоваться местным названием у аборигенов.
Земли амазонок встретили их полуразложившимся трупом какого-то бедолаги, раскачивающемся на суку единственного встретившегося им за последние двое суток дерева. Это был то ли вяз, то ли тополь, а может и осина. Рассматривать вблизи что это было за дерево, единственно и выросшее в этом степном, пустынном краю ни у кого не возникло ни малейшего желания.
С самого начала им вполне определённо указывали на то, что путешествие по этим местам будет носить весьма своеобразный, малоприятный характер. И никому из них это сразу же не понравилось. Рассказ же Корнея, последовавший сразу же за тем как они по широкой дуге обогнули повешенное на ветвях дерева тело, окончательно ввёрг их в глубокую задумчивость, самым кратким резюме из которого было одно единственное слово, озвученное за всех Сидором.
— Идиоты!
— Это же надо было так влететь! Можно ведь было повернуть вверх по течению Стрыя, вернувшись по пустынному правому берегу обратно вдоль нашего речного маршрута. А там худо бедно и проскочили бы мимо этих уютных, милых мест.
Самое неприятное в том что произошло, было то, что торопясь убраться как можно дальше от князя и стараясь не приближаться к реке, на которой их могли бы заметить, они слишком увлеклись маскировкой и путаницей следов. И теперь возвращаться обратно, на Стрый, было слишком далеко, долго и всё равно, точно так же небезопасно, как двигаться дальше сквозь земли амазонок.
Оставалось попытаться как-то мимикрировать под местную действительность и попытаться тишком проскочить через эти земли, стараясь не привлекать к себе постороннего внимания. И единственным человеком кто хоть как-то мог им в этом помочь был Корней, прекрасный знаток местных обычаев и норм поведения.
Поэтому, не откладывая дело в долгий ящик, Корней тут же принялся делиться с ними всеми знаниями, которыми была битком набита его богатая на подобные сведения голова.
Два дня они сидели, тщательно скрываясь в какой-то лощине, внимательно слушая Корнея и вырабатывая легенду, которая единственная и будет их прикрывать в пути. И даже на третий день, когда рано утром они завтракали, готовясь тронуться в путь, они продолжали внимательно вслушиваться в речь битого жизнью вояки, повествующего о быте и нравах на пересекаемым ими землях.
— Всегда, во всех случаях поведения на землях амазонок, следует быть крайне осторожным. Во всех своих делах, речах и поступках.
— Правил поведения на землях амазонок, на самом деле, совсем немного. Всего только два. Это я вам говорил уже не раз и ещё, снова повторю.
— Первое правило, — Корней, прервавшись, обвёл всех внимательным взглядом и, задержав взгляд на тут же смутившейся Маше, продолжил. — Почитание женщин — абсолютное. Не почтительное, не трепетное, ни ещё какое-нибудь, по вашему выбору, а абсолютное. Это выражается даже в том, что они не сидят вместе с мужчинами за одним столом и не едят из одной миски, не пьют из одной кружки, не пользуются совместными столовыми приборами. За нарушение этого правила убивают медленной и мучительной смертью. Проще говоря, сажают на кол. Любят они там это занятие, — мрачно заметил он.
— Второе правило и последнее, — снова прервался Корней, снова задержав взгляд на уже окончательно покрасневшей от смущения Маше. — У женщин все права. Право на жизнь и право на смерть, что выражается в том, что она может, как родить, так и убить, кого хочет и когда хочет. Ответственности за свои деяния она не несёт. Никаких и никогда. Единственным сдерживающим фактором является родовая связь, принимаемая и передаваемая исключительно по материнской линии. Линия отца считается ущербной и учитывается только у некоторых новых родов, существующих не более одного-двух поколений, а в последующих, сходит опять же на нет.
После подобного пояснения порядков и обычаев в Амазонии, вокруг костра установилась какая-то нехорошая и мрачная тишина, пока её не прервал напряжённый голос Сидора.
— Ну и чего там есть ещё какого-нибудь не — …, - хмуро спросил он, мрачно глядя на невозмутимого Корнея.
