С миг они простояли, покачиваясь с пяток на носки. Затем господин Флэй, выставив меч, начал перемещаться вдоль балки влево — видимо, намереваясь подобраться к врагу поближе. Свелтер, следивший за каждым его шагом, скосил маленькие глазки вправо и обнаружил, что взгляд ему застилает столь плотная пелена древней паутины, что оставаться там, где он есть, для него неразумно. Мигом отшагнул он левее, одновременно метнув в том же направлении взгляд. Флэй, вглядываясь сквозь окутавшую его лицо плотную кисею, подбирался все ближе. Голова его находилась теперь прямо над нижним концом балки. Быстрый взгляд, брошенный Свелтером влево, принес недурные плоды. Задранный конец балки представился ему первым истинным другом в этом полном препон помещении, и когда повар вновь перевел глаза на тощего недруга, толстые губы его искривились. Можно ль назвать «улыбкой» это непристойное сокращение мышц, он и не знал, и знать не хотел. Пригнувшийся господин Флэй оказался именно там, куда повар намеревался его заманить. Подбородок его был, как всегда, выставлен вперед — словно обыкновением этим он обзавелся исключительно для удобства Свелтера. Нельзя было терять ни секунды. Когда Свелтер прыгнул, его отделяли от задранного конца балки три фута. На миг воздух наполнился таким количеством плоти и крови, что звезда под плечом Сатурна перемигнула, меняя цвет. Повар приземлился не на ноги. Да он и не собирался на них приземляться. Важно было ударить всем весом по высокому концу. Свелтер плюхнулся на него подбрюшьем и дальний конец балки, взлетев, как живой, двинул господина Флэя под выпяченную нижнюю челюсть, растянув его в полный рост, прежде чем он замертво рухнул на пол.
Повар, гротескно распрямившись, в мгновение ока оказался рядом с поверженным телом своей жертвы. Вот она лежит, куртка задралась до подмышек, оголив худющий бок. Господин Свелтер занес секач. О, как долго он этого ждал! Многие, многие месяцы. Он перевел взгляд на свое укутанное в паутину оружие, одновременно веко на левом глазу господина Флэя дрогнуло, и через миг он уже отчетливо видел повара сквозь ресницы. Сил на то, чтобы пошевелиться, у него в эту страшную минуту не было. Он мог только смотреть. Секач вознесся, но тут Свелтер озадаченно уставился на него, заведя брови. И Флэй во второй за эту ночь раз услышал губчатый голос.
— Хочешь, я тебя вытру, хорошенький мой? — произнес Свелтер, словно питая уверенность, что отвратительная стальная голова секача ответит ему. — Ведь хочешь, верно, — прежде чем отужинать? Разумеется. Да и разве б тебе понравилось принимать, не раздевшись, приятную теплую ванну, м-м? Тебя же купание ждет, цветочек мой маленький. Нужно отереть твое личико, дорогой; чтобы оно у тебя стало синенькое, как чернила, а уж тогда и попьешь, правда?
Он прижал узкую металлическую головку к груди.
— Самое то, что требуется, когда в горлышке пересохнет, дорогуша моя. Стаканчик на сон грядущий.
Завершив эту речь утробным курлыканьем, Свелтер начал стягивать паутину с лезвия секача. Он стоял футах в двух от Флэя, распростершегося отчасти в тени, отчасти в лунном свете. На счастье Флэя, в тени оказалась верхняя его половина, а голова так и вовсе терялась во мраке. Пока он всматривался в нависшего над ним повара, почти уже очистившего секач от паутины, внимание его приковала верхушка вражьего лица. Ее, как и все остальное, занавесили вездесущие нити, чудилось впрочем, что над левым ухом повара присутствует что-то еще. Свелтер настолько свыкся уже с щекотанием паутины и с сотней иных язвящих кожу мелочей, что не заметил, как прямо на правый глаз его уселся паук. Голова повара была окутана так плотно, что он принял эту помеху за часть общего неудобства. Флэй, оттуда где он лежал, ясно различал этого паука, однако увиденное им теперь, определенно имело своего рода роковое значение. Увидел же он самку этого самого паука, вылезшую из серого колтуна над левым ухом и пустившуюся, перебирая тонкими ножками, в путь. Супружника, что ли, разыскивать пошла? Коли так, чувству направления ее можно было лишь позавидовать, поскольку двигалась она прямехонько к нему.
Свелтер провел ладонью по глади своего оружия. Поднеся сталь к толстым губам, он поцеловал ее, затем, чуть отступив назад, обеими руками обхватил рукоять секача и поднял его над своей опущенной головой. Привстав на цыпочки, он на мгновение замер — тут-то паучиха и залепила ему левый глаз. Она прочно уселась поверх него, радуясь перекатам накрытого ею глазного яблока. Именно этого дожидался Флэй последние несколько секунд — с того мгновения, как углядел паучиху. Ему казалось уже, что он по меньшей мере час пролежал, беззащитный, под убийственным секачом. Теперь настал его миг и, подхватив меч, упавший с ним рядом, когда и сам он упал, Флэй мгновенно перекатился по полу — подальше от пуза повара и от его оружия.
Повар, покрывшийся от досады испариной, ибо уже вторично столкнулся он в самый миг разрешения своих упований с дурацкой помехой, воображал тем не менее, будто Флэй так и лежит у его ног. Нанеси он удар, невзирая на залепивших ему глаза пауков, Флэю, быть может, и не удалось бы спастись. Но господин Свелтер полагал, что убить врага и не увидеть, как тот умирает — результат просто плачевный, в особенности после всех трудов, какие он положил на достижение оного. Под дверью лорда Сепулькгравия все обстояло иначе. Там и света-то никакого не было. Ныне же, когда прекрасная луна так замечательно все освещает, не время да и не место отдаваться на милость паучьих причуд.
Поэтому он опять прижал секач к груди, высвободив правую руку, стряхнул насекомых, и только вновь занеся орудие убийства, обнаружил, что жертва его испарилась. Он резко развернулся на каблуках, и еще не завершив разворота, ощутил в левой ягодице добела раскаленную боль, а следом и как бы жестокий ожог между виском и щекой. Завизжав, точно свинья, он крутанулся обратно, поднося пальцы к месту, на котором полагалось находиться уху. Ухо отсутствовало. Флэй отсек его, теперь оно раскачивалось взад-вперед примерно в футе над досками пола — в гамаке, подвешенном пауками на дальнем конце залы. И вряд ли сыскался бы на свете сибарит, способный развалиться на своем ложе хотя бы наполовину столько же томно, как это бескостное создание!
Лунный луч, падавший на его охряную мочку, уважительно удалился, ухо укрыла тактичная тьма. Флэй успел нанести подряд два быстрых удара — колющий и секущий. Второй пришелся мимо черепа, но первая кровь все же была пролита, собственно, первая и вторая, поскольку обильно кровоточил и свелтеров зад. Если быть совершенно точным, на левой его ягодице постепенно разрастался целый остров — красный, проступавший сквозь белую ткань. Очертания острова менялись с каждой секундой, но когда стихло эхо свелтерова визга, он более всего напоминал формой перевернутое ангельское крыло.
