Сервитор вернулся к легионерам и посмотрел на планеты, которые Мефистон указал на подносе. Кровавый Ангел прервал молчание:
— Когда-то Неумершие звезды обеспечивали регион богатым источником прометия, но были потеряны столетия назад из-за трижды проклятых некронов. До прибытия ксеносов мы колонизировали некоторые миры и построили великолепные укрепленные шахты, называемые бастионными. Но с возникновением Великого Разлома система была заброшена. Ее оставили гнить. Лишь Император помнил о ней.
Рацел покачал головой:
— Значит, мы отдали целый сектор некронам?
Мефистон кивнул:
— По приказу самого Жиллимана. Все местные полки Астра Милитарум были передислоцированы, чтобы присоединиться к его крестовому походу Индомитус. Этот сектор считался не подлежащим спасению. Лорд-командующий не выделил бы ни души ни тогда, ни сейчас. Пока мы с тобой сражались совместно с командором Данте ради спасения Ваала, некроны получили власть над этим проклятым местом.
Он провел пальцем по символам на пластине, оживляя тела, свисающие с его растянутых кровавых крыльев. Трупы задергались, сплетая из нитей новые узоры, и за рядами сверкающих автоматонов показалась планета.
— Морсус, — выдохнул Мефистон, подходя ближе и глядя на вращающийся шар. — Там причина моей слепоты. — Он протянул руку, чтобы схватить призрачную планету, но пальцы воина прошли сквозь нее. — Тень расходится от этого мира, Рацел. Трон знает, что это, но некроны каким-то образом преградили мне путь. И пока я слеп, Великий Разлом будет расти, не ослабевая. — Он вспомнил некоторые из самых странных образов, увиденных в варпе. — И те, кого накрыла его Чернота, лишены света Императора и находятся в ужасной опасности.
Когда его рука прошла сквозь тенистое изображение, Мефистон ощутил тяжесть своих огромных крыльев, подрагивающих над ним и разбрасывающих кровавые капли по полу. Переборки снова застонали, и опять зазвучал сигнал тревоги. Рацел пошатнулся на краю помоста, когда корабль затрясло с новой силой.
— Калистарий! — предупредил Рацел.
Старший библиарий помолчал, а затем опустил руку, и планета исчезла из виду. Он повернулся к сервитору, парящему в воздухе рядом с ним.
— Помоги мне одеться.
Оракулист достал из-за пазухи псалтырь и начал монотонно молиться, распевая слова пронзительным фальцетом. Пока сервитор пел, Мефистон беззвучно повторял литании. Это заклинание он никогда раньше не произносил, тем не менее слова сами собой складывались в его голове. Вместо того чтобы искать нужные слоги, как ему приходилось, когда он сдирал с себя плоть, теперь он, наоборот, прикладывал определенные усилия, чтобы не дать им заструиться сплошным потоком. С тех пор как Великий Разлом рассек Галактику надвое, эмпирейная мощь даже чересчур легко срывалась с его пальцев.
Пока слова эхом отдавались у него в голове, подкрепленные пронзительными гармониями сервитора, огромная паутина кожи начала стягиваться, со звучными шлепками укладываясь обратно на его обнаженные мышцы.
Через несколько секунд багровая сетка распуталась, и свет вновь хлынул в комнату: показались плывущие над головой люмены. Густая вонь, как на скотобойне, ушла, уступив привычным на корабле запахам ладана, ароматизированного масла и двигателей.
Рацел оглядел комнату и нахмурился:
— А тела?..
Мефистон на мгновение прислушался к голосам, звучащим в глубине его сознания.
— Всё еще здесь, Рацел.
Он посмотрел на свою грудь. Кожу покрывала сеть шрамов, из-за чего казалось, будто Мефистон состоит из частей трупов, грубо сшитых вместе. Но даже в этом он проявил художественный талант. При ближайшем рассмотрении становилось понятно, что линии шрамов образуют замысловатые диаграммы, повторяющие чертежи на медном подносе.
— Мои настоящие доспехи, — объяснил он, заметив, что Рацел узнал рисунки.
— За миром целый мир. — Эпистолярий процитировал свитки Сангвиния — один из трактатов, которые они изучали, будучи послушниками в либрариуме много веков назад. — Сила за пределами мышц.
Мефистон кивнул, довольный, что его старый друг все понял. Там, где другие увидели бы лишь уродство и ересь, Рацел разглядел божественное начало.
Крылатый сервитор облачал покрытое шрамами тело Мефистона в пластины силовой брони, описывая петли и ныряя в серии изящных и тщательно отрепетированных движений, при этом не переставая напевать даже тогда, когда уже закреплял поножи и наплечники.
Багровые латы Мефистона были рельефно оформлены, чтобы напоминать освежеванный труп, так что к тому времени, как сервитор закончил, Властелин Смерти выглядел почти так же устрашающе, как и тогда, когда Рацел только вошел в комнату.
Наконец, сервитор вынырнул из тени, неся другое материальное воплощение мысли Мефистона — его древний силовой меч Витарус. Старший библиарий крепко сжал его, взвешивая в руке и проверяя баланс, наслаждаясь обществом старого приятеля. Он прочел литанию — молитву духу машины, питающему древние электросхемы клинка, — и его пульс участился при взаимодействии с оружием. Кровавый Ангел слышал бессловесный голос Витаруса, чувствовал мощную неразрывную связь с мечом.
Каждый из них наделял энергией и усиливал другого.
Рацел смиренно опустился перед повелителем на колени.
Мефистон кивнул и жестом приказал ему встать. Затем он нахмурился, почувствовав какое-то движение в дальнем конце комнаты. Видиенс по-прежнему стоял у трона, держа в руках поднос, а других слуг рядом не было.
Мефистон поднял Витаруса и, сойдя по ступеням помоста в середину комнаты, быстро миновал сумрачные ниши, где хранились его книги. Шуршание доносилось из-за двери. В нескольких шагах от стены появилась лужа свежей крови. Она растекалась и блестела, отражая несуществующий свет.
Мефистон зашел с одного бока, а Рацел с воздетым мечом с другого. Библиариям оставалось пройти полметра, когда красная лужа взметнулась вверх алым смерчем, обрызгавшим их обоих кровью. Мефистон прикрывал глаза, пока брызги не стали менее свирепыми и не явили жидкое, рябящее подобие космического десантника.
— Антрос, — догадался Мефистон, вспомнив, что Рацел был не единственным членом его либрариума, путешествующим на борту «Клятвы».
Луций Антрос был его самым доверенным кодицием и весьма талантливым библиарием. Пока этот окровавленный, полупрозрачный симулякр волнообразно катился к нему, Мефистон пытался вспомнить их последнюю встречу и обнаружил, что его память все еще затуманена.
Рацел шагнул вперед, сердито глядя на кровавое изваяние.
— Где, во имя Трона, ты был?! — Его голубые глаза вспыхнули от гнева. — На нас напали. Почему ты не докладывал мне с тех пор, как мы перенеслись в реальный космос?
Лицо Антроса сгустилось, а затем снова расплылось, когда он попытался ответить, и все, что он сумел извлечь из себя, — набор булькающих звуков. Луций сжимал посох, пытаясь произнести заклинание, но всякий раз, когда воин поднимал его, тот падал в поток крови. Попытка дотянуться до библиариев явно причиняла ему сильную боль; он кривился и дергался, стараясь заговорить.
— Я приказал ему покинуть корабль, — сказал Мефистон, когда память наконец вернулась.
Рацел покачал головой.
— Когда, милорд?
— Трудно сказать. Я пересек сразу несколько потоков. Мои отношения со временем усложнились.
— Когда мы достигли Неумерших звезд, — сказал Антрос, наконец-то сумев произнести разборчивые слова, и поплыл к Рацелу, разливая кровь. — Простите меня, лорд Рацел. — Его голос звучал отдаленно и приглушенно, как будто он говорил под водой. — Я путешествовал к краю разлома. Уже несколько недель пытаюсь связаться с вами, но штормы так свирепы, что все мои сигналы искажались. Я ощутил присутствие старшего библиария, когда он вернулся в Материум, и решил предпринять еще одну попытку.
— Великого Разлома? — Эпистолярий взглянул на Мефистона. — Мой господин, вы действительно отдали ему такой приказ? Вы отправили его в пасть Хаоса?
Мефистон неопределенно кивнул, лишь наполовину слушая разговор. Он рылся в памяти в поисках всего, что знал о технологии некронов, которая могла быть использована для блокирования психических сил. Он подозвал Видиенса и вцепился в поднос, снова изучая свой рисунок и стараясь не обращать внимания на разговоры боевых братьев.
