применение — например, они могли сопровождать ее, когда она притворялась анонимным дворянином или мелким архонтом.
Она соскочила с Яда и позволила провести себя в роскошный интерьер Вороньего дворца, как называл свой стадион Культ Тринадцатой Ночи. На Лелит было мерцающее платье из темно-зеленого илускского шелка, обильно украшенное дроблеными кристаллами звезд, так что она буквально искрилась при ходьбе, с разрезом до бедра на левой ноге, чтобы дать ей свободу движений. Рукава были длинными и свободными, а на ногах она носила высокие сапоги с заметным каблуком, чтобы подчеркнуть ее рост и в какой-то мере скрыть мускулатуру, которая могла бы выдать ее. Ее волосы были туго заплетены — две рабыни лишились пальцев, извлекая из них различные лезвия, которые послужили ее жажде душ изысканной закуской перед основным блюдом вечера, — и собраны на затылке под гламурной сеткой, которая еще больше сжимала их и меняла цвет на темно-синий.
Ее эскорт тоже был одет в темно-синее, но лишь в качестве акцента и контрастного оттенка к кроваво-красному цвету, которым была окрашена большая часть их брони. Пятеро инкубов, молча шедших с ней, были высокими и внушительными фигурами, каждый из них нес в руках смертоносный клэйв, не уступавший им в росте. Главным стремлением Лелит в этот вечер было не выглядеть так, будто она способна убить всех в считанные секунды.
Она могла бы позволить себе уединенную ложу, из которой можно было бы наблюдать за происходящим, но Лелит хотелось послушать разговоры других, чтобы узнать их мнение о культе в целом и о Моргане в частности. К сожалению, это означало, что нужно находиться рядом с другими, что неизбежно привело бы к светской беседе, а мало что Лелит так ненавидела, как светские разговоры. Она всегда чувствовала себя не в своей тарелке, словно держала в руках слишком тяжелое и громоздкое оружие. В то время как ее собеседники сновали вокруг да около, и каждая фраза, сорвавшаяся с их губ, была потенциально смертоносным выпадом, который она могла не заметить, пока не станет слишком поздно.
И все же ничего не поделаешь. Она заняла отведенное ей место — после того как один из инкубов проверил места на предмет ловушек, таких как ядовитые иглы, скрытый инъектор, содержащий червей-бонбореров, или даже простая, но компактная взрывчатка, — и приготовилась, насколько это было возможно, наслаждаться зрелищем.
— Впервые во дворце? — спросил голос слева от нее. Лелит оглянулась — медленно, непринужденно, как изнеженная аристократка, которой она притворялась, и для которой угрозы — дело рук ее телохранителей, — и увидела гомункула, который с неослабевающим интересом наблюдал за ней. Черты лица существа были необычайно близки к тому, что можно считать друкарийской нормой: кожа без пятен, высокие скулы, череп совершенно гладкий, без волос и шрамов. Остальные части ее тела гораздо больше соответствовали тому, что можно было бы ожидать от её профессии: несколько рук — некоторые со специальным хирургическим оборудованием вместо пальцев, — сгорбленный позвоночник и длинный слой кожи, которая определенно когда-то была кожей существа, прежде чем ее сняли, выдубили и пришили.
— Так и есть, — сказала Лелит, слегка наклонив голову.
— Леди Иммелия, из Ковена Когтистого Разрушения, — сказала гомункул. У нее был любопытный пристальный взгляд, который, казалось, не был особенно намеренным; она просто не моргала и не переводила глаза в другое место.
— Очарована, — с надменной вежливостью произнесла Лелит, проигнорировав возможность назвать свое имя и титул. Все ее лицо ниже глаз закрывала декоративная маска из темно-зеленого лака, украшенная голографической филигранью, которая также содержала продвинутую систему фильтрации, защищающую владельца от токсинов в воздухе. Такое устройство было ценно для тех, кто имел могущественных врагов — или был достаточно параноидален, чтобы полагать, что они у него есть, — но оно также служило для того, чтобы сохранить личность в тайне, и Лелит могла носить его по любой из причин или по обеим. Друкари не стыдились посещать представления на арене, но иногда, чтобы не выдать врагам своего местонахождения, приходилось делать это тайно.
Иммелия слегка скривила губы, и Лелит была уверена, что после этого агенты Ковена Когтистого Разрушения будут задавать вопросы в Комморраге, пытаясь выяснить, кем была таинственная друкари в маске и с эскортом инкубов Красного Рассвета, почему она была здесь именно в эту ночь, а не раньше, почему она хотела скрыть свою личность, и так далее, и тому подобное. Знания были ценны, как для личной выгоды, так и для шантажа. В данном случае даже отказ дать Иммелии информацию само по себе являлось информацией.
— Вас ждет удовольствие, — сказала гомункул, расслабляясь в своем кресле. У нее был свой эскорт, правда, в виде ремешков. Лелит обратила внимание на контрольные ошейники, которые не только обеспечивали их лояльность — даже развалин можно было заставить подчиниться путем достаточно жестких манипуляций с их нервной системой, — но и накачивали их боевыми стимуляторами. Это не слишком способствовало бы их долголетию, но Иммелию это волновало меньше всего. Все, что ей нужно было сделать, — это бросить стену своих мускулов с суперзарядом на любую угрозу и как можно быстрее направиться в другую сторону. Если кто-то из ее подчиненных выживет в этой схватке, это уже будет бонусом.
— Я слышала много хорошего, — признала Лелит. — Говорят, что представления Культа Тринадцатой Ночи — лучшие в Высоком Комморраге в наши дни.
Иммелия облизала губы, прежде чем ответить.
— Полагаю, это зависит от ваших вкусов. Однако они, безусловно, одни из лучших.
Лелит улыбнулась. Она не могла припомнить, сколько времени прошло с тех пор, как кто-нибудь хоть на минуту засомневался, что Культ Раздора — величайшее развлечение во всем Темном городе. Похоже, Моргане и ее культу еще предстояло пройти определенный путь, прежде чем они смогут соперничать с непререкаемыми похвалами, которые веками окружали Лелит, как бы быстро ни восходила их звезда.
— По дикости им нет равных, — раздался голос справа от Лелит. — Возможно, им не хватает некоторого изящества, но, как справедливо замечено, все зависит от предпочтений публики.
Лелит снова лениво повернулась на своем месте, чтобы посмотреть на нового оратора, и нервы, закаленные в бесчисленных поединках, снова пришли ей на помощь. Она научилась никогда не показывать слабость, с чем бы ей ни пришлось столкнуться, а слабость — это удивление. Поэтому ей удалось лишь слегка кивнуть в ответ на это заявление, как бы выражая вежливое согласие.
Его одежда изменилась: длинный белый плащ исчез, а маска исчезла, заменившись украшенной драгоценными камнями повязкой, закрывающей правый глаз. На нем была легкая куртка противоречивых, буйных цветов, которая закрывала примерно две
