Король больше не держал в руках свой позвоночник. Казалось, он смотрит вниз откуда-то издалека, из места гораздо дальше Хлитскьяльфа, откуда боги Асгарда с таким интересом следят за делами людей. У короля и великомученика Эдмунда были теперь другие интересы. Он ушел куда-то дальше.
— В начале было Слово, — сказал он, и слова его падали как крыльчатки ясеня на ветру. — И Слово было у Бога. — Голос его изменился. — Но Слово не было Богом. Слово создали люди. Библия, Заветы, Талмуд, Тора, hadith, Коран, комментарии. Все они созданы людьми. И это люди превратили свои творения в Слово Божье.
— Труд больше чем простые слова, — мысленно ответил Шеф, вспомнив английскую пословицу.
— Это верно. И поэтому ты можешь быть прощен. Из-за того, что ты сделал, слова могут умереть, потерять свою значительность, ту значительность, в которой отказывали их авторам, простым смертным. Та значительность, которая проистекает от веры, — она может остаться. Те, кто хочет верить в христианское Спасение, в мусульманский Шариат, в Закон иудеев, по-прежнему свободны в своем выборе. Но они не могут заявлять, что их слова священны и неизменны.
* * *
Любое толкование может быть оспорено. Ты доказал это своему другу Торвину. Твоя подруга Свандис доказала это тебе. В Слове есть истина, но не единственная истина.
— Могу я верить твоим словам? — попытался Шеф заговорить с тающей фигурой. — Есть ли истина в моих видениях?
— Спроси Фармана, — донесся голос короля на высокой удаляющейся ноте. — Спроси Фармана.
«Фарман около кораблей, — подумал Шеф. — Около воды. Есть ли здесь вода?» Солнце уже светило ему в скулу. Он попытался крикнуть охраняющим его рыцарям, попросить дать ему пить или дать ему умереть, но вместо голоса вырвался только хрип, как воронье карканье. Рыцари разговаривали, они не слышали его.
— Если он в этот раз их не разобьет, они разобьют его.
— Он их разобьет.
— Итальянцы собираются, чтобы защищать своего антипапу.
Лающий смех.
— Итальяшки!
— Говорят, люди видели арабский флот…
— Греки его потопят. Где же твоя вера?
Молчание. Сомневающийся голос произнес:
— Хотел бы я, чтобы мы сражались вместе с императором.
— Мы здесь, чтобы охранять Грааль. И этого еретика.
— От кого? — буркнул сомневающийся.
* * *
Шеф знал, что теперь он близок к смерти, и жажда перестала его мучить. Чего он хочет? В последний раз увидеть Го-диву? Нет, ей предстоит счастливая жизнь и счастливая смерть, она так же далека от него, как король Эдмунд. Тогда, может быть, он хочет увидеть ребенка, который был бы у них со Свандис? Если ребенок родится, с такой матерью его нет нужды защищать. Он хотел бы, чтобы он не ударил тогда Квикку. Он хотел бы снова увидеть Дом Мудрости и все, что Удд успел придумать за еще одно мирное лето.
* * *
Он увидел не Дом Мудрости, а главу его, Фармана, жреца Фрейра. Странно. Шефу доводилось встречать в видениях других знакомых людей, но только один человек видел его, отвечал ему, словно в самом деле был там, и этим человеком был Фарман — в видении кузницы богов. И сейчас Фарман снова появился, настойчиво его расспрашивал.
— Где ты?
— Я не знаю. Где-то в саду.
— Рим от тебя на востоке, — сказал Фарман. — Акведук на юге. Посмотри на тени.
Шеф открыл глаз, посмотрел на тень от дерева, на котором он висел, сейчас уже довольно длинную. Будь у него костяшки на проволоке, он мог бы сосчитать, мог бы сосчитать…
— Этого достаточно. Этого достаточно.
Нога Шефа соскользнула с крошечной перекладины, приделанной не из жалости, а для того, чтобы продлить мучения. Вес его тела переместился на запястья и на больную ногу. На этот раз боль не заставила его очнуться, она милосердно опустила его ниже всех уровней сознания.
Глава 35
Император собирал оставшиеся у него войска у подножия лестницы, от которой его недавно эвакуировали. На этот раз противники не делали попыток обмануть друг друга или застать врасплох. Это было похоже на игру, в которую любят играть солдаты. Два человека садятся напротив друг друга за столом, сцепляются руками, и каждый старается положить руку противника на стол. Соревнование на силу, а в случае равных по силе соперников — соревнование на силу воли. Если солдаты играют достаточно пьяными, они вбивают гвозди, чтобы их острия торчали из стола и прокололи ладонь проигравшего. Это чрезвычайно стимулирует силу воли. И именно так дела обстояли сейчас. Весь день циркулировали разнообразные слухи, одна за другой вспыхивала вдруг паника: итальянцы восстали, у берега видели арабский флот, король язычников улетел на своих волшебных крыльях, чтобы привести новую армию. Все это не имело значения. Король язычников мертв или скоро будет мертв. Его армия будет к завтрашнему утру разгромлена. После этого Бруно намеревался уйти в горы, отступать до самой Германии, где можно будет собрать силы для возвращения. Но нынешнее дело нельзя оставлять неоконченным, нельзя давать повод для легенд о победе над императором.
Бранд после полудня чистил свои доспехи и обдумывал, какое оружие выбрать. У него был такой же настрой, как у императора. Большая часть его армии, вернее, того, что от нее осталось, превратилась в простых зрителей из-за ранений или нехватки боеприпасов и оружия. Он рассчитывал, что большая часть армии противника находится в таком же состоянии. Бранд видел, что сторожевые посты снаружи от стены все время тают — из-за дезертирства и оттого, что надежные части отзывают для неотложных надобностей внутри городских стен. «В конце концов все дело решится в схватке нескольких ратоборцев. Может быть, только двоих ратоборцев», — подумал Бранд.
Вопрос был, каким оружием драться с ублюдком. Бранд не думал, что Бруно окажется так же стремителен, как Ивар, или так же силен, как он сам. Но император определенно был быстрее, чем Стирр и Бранд, и сильнее, чем Ивар. Бранд решил не брать свой топор «Боевой тролль». Против действительно искусного мечника, в отличие от просто хорошего или среднего, топор не давал преимуществ. Бранд взял меч у Гудмунда, помял его в руках и вежливо отказался. В конце концов Бранд решил полагаться на голую силу, а по силе он превосходил любого человека. Он позаимствовал у одного из английских коротышек алебарду и, отпилив половину древка, сделал из нее невероятно массивный топор. Никакой другой человек не сумел бы управляться с ним одной рукой. Это и будет его, Бранда, преимущество. Топор с одной стороны рукояти, шип с другой и наконечник копья впереди. Три оружия сразу, и все три довольно громоздкие. Бранд также отказался от своего щита, взял у кого-то из убитых другой щит и, обкорнав его до половины диаметра, накрепко привязал к левому предплечью, так что кисть руки оставалась свободна. Поверх кольчуги он надел кожаную куртку с еще одного убитого, у нее на левой стороне слой кожи был двойным, это позволяло хотя бы немного обезопасить область, которая должна быть прикрыта нормальным щитом.
Когда у неприятеля опять затрубили в трубы, набычившийся Бранд вышел к вершине лестничного марша. Ему было жарко и хотелось пить — враги давно перекрыли поток воды в акведуке. Бранд уже ничего не боялся.
Император стоял во главе своих отборных тяжеловооруженных пехотинцев. В первых рядах у германцев появились какие-то непонятные устройства.
— Это что ж у них такое? — спросил Бранд у Стеффи, взявшего в руки один из последних трех огненных снарядов.
— Я вижу, у них там навроде шланги, — сказал Стеффи. — Небось для воды. Какие-то водяные насосы. Наверное, чтобы тушить пламя.
И действительно, люди Бруно разыскали муниципальных пожарных и заставили их принести противопожарное оборудование.
