— Всё очень просто, — тяжело вздохнул профессор, проходя обратно на своё место за столом и присаживаясь напротив баронессы.
Я позвал Кольку, поскольку подумал, что может быть он, что-то знает о том, как получилась та самая ткань, из которой пошили тюремные робы для амазонок.
Костюмы, костюмы, — успокаивающе повернулся он в сторону сердито зашипевшей в дверях кухни Дашки.
А Дарье это не понравилось. Как же так, её милые костюмчики назвали столь бранным, по её мнению, словом. Вот она Кольку по голове и хряснула подносом, а потом попыталась ещё добавить, — неодобрительно покосился он на Дарью.
Дарья, пару раз шмыгнув носом, тем не менее, упрямо набычила голову и угрюмо уставившись в пол, тихим голосом проговорила:
— А всё равно это не тюремные робы.
— Да, — кивнула головой баронесса, с осуждением глядя на опустившего голову паренька. — Это рабочий костюм. И очень удачный. Очень удобный и красивый. Так что называть его арестантской робой, это несправедливо обижать Дарью. Да и Даше обидно, ведь она приложила столько сил и старанья на его изобретение, на пошив, на отстирывание тканей, испорченных профессором, как она тогда считала. И после всего этого называть её костюмы арестантскими робами, это нехорошо, — Изабелла осуждающе покачала головой, недовольно глядя на Кольку.
— Ну да, — хмыкнул Колька, насмешливо глядя на воспрянувшую духом Дарью. — Много бы она отстирала своим дурацким порошком. Если бы я ей мыльнянки не подсунул в тот порошок, она бы до сегодняшнего дня её отстирывала. Все бы руки до локтей стёрла, дурёха, — ухмыльнулся он.
— Какой мыльнянки? — мгновенно насторожился профессор. — Что-то я не помню такого, чтобы Дарья говорила о какой-то мыльнянке.
— Вот, — возмущённо уставилась на Кольку Дарья, — что я говорила! Это точно он какую-то гадость мне подсунул. Всё испортить хотел! Я знаю! Он никогда не любил амазонок и постоянно мне говорил, чтобы я бросила это дурацкое занятие.
— Расскажи поподробнее, — остановила вновь разошедшуюся Дарью Изабелла, строго взглянув на неё и покачав головой.
Присмиревшая Дарья, мгновенно угомонилась и быстренько перебралась в угол за её спиной, чтобы в ближайшее время не попадаться на глаза.
— Что это за мыльнянка такая, о которой никто из нас ничего не знает, и почему ты добавил её в порошок профессора.
— Да обычный корешок, — недоумевающе глядя на них, пожал паренёк плечами. — Я вообще не понимаю, почему его здесь никто не знает. У нас в семье им постоянно пользовались при стирке. После него вещи становятся мягкими и нежными на ощупь. Мать всегда его имела под рукой, особенно когда надо было много стирать. Мы с отцом его ещё с осени на болотах заготавливали, а потом сушили на печи в противнях. Ну а уже потом он у нас хранился в мешках на чердаке. Вот с тех пор, его у меня немного и осталось. Сейчас то он уже кончился. Всё на Дашкины тряпки извёл, а она дерётся, — снова пожаловался он. — Так что надо уже было бы и сходить за ним, да работа всё не пускает. Дашка застряла у вас в городе, а мне цех нельзя оставить без присмотра.
Сидор в письмах постоянно давит: "Давай, да давай рыбу. Чем больше, тем лучше". Ну я и даю. По двенадцать часов уже в день работаю. А ему всё мало.
И Дашка, ленивка, смылась, всё у вас тут околачивается.
Вот вернётся Сидор, я всё ему расскажу, — сердито пригрозил парень.
— Врёт он всё, — тут же встряла Дашка и, прикрываясь спиной Изабеллы, как щитом, обвинительно ткнула в паренька всё тем же подносом. — Я всю парусину профессорским порошком отстирала, а не его дурацкой мыльнянкой. А рыбу пусть он сам коптит. Мне она надоела. Я уже вся насквозь провоняла этой рыбой, а он только и твердит, Сидор-Сидор, рыба-рыба. Надоело! Я ему не батрачка!
— Да кто ж такую грубую ткань, каким-то порошком отстирывает, — покачал Колька головой, глядя на Дарью с жалостью. — Ты бы с ним ещё года два возилась, я же видел, как ты маялась.
— Неправда! — топнула раздражённо ногой Дарья, чуть ли не со слезами на глазах глядя на него. — Это был профессорский порошок, а не твоя мыльнянка.
— Даша, — осторожно тронул рукой её за плечо профессор. — Он прав. Это был не стиральный порошок. Он ничего не мог отстирать. Совершенно ничего.
Следующие полчаса у них ушли на то, чтобы успокоить разревевшуюся Дарью, всё никак не желающую принять то, что это не она своим порошком отстирала ткани, превратив их в столь важную и нужную всем вещь.
— И всё равно, это я её изобрела, — утирая слёзы, и продолжая ещё изредка судорожно всхлипывать, говорила она, когда всё уже успокоилось.
— Ты, конечно, ты, — улыбнувшись, Изабелла погладила её по голове. — Без тебя бы ничего не было. Ни ткани, ни костюмов этих рабочих, — продолжала успокаивать всхлипывающую Дарью Изабелла. — Вообще ничего. А теперь, если ты не против, то мы продолжим разбираться с тем, что произошло, а ты уж иди, отдыхай, — отпустила она спать утомлённую всеми этими перипетиями Дарью.
Но этой ночью им так и не случилось отдохнуть. Чуть ли не до самого утра они допытывались у Кольки, что это за мыльнянка такая, да где она растёт, да как её заготовлять, да как сушить, и прочее, прочее, прочее. Тысячи вопросов требовали уточнения и прояснения, ибо каждый Колькин ответ порождал десятки, если не сотни уточняющих вопросов профессора и Изабеллы, пытавшихся выяснить всё, вплоть до мельчайших подробностей.
Только поняв, что ничего больше они от него не добьются, когда Колька уже откровенно спал, положа голову на стол, профессор с Изабеллой угомонились и отослали его, вслед за Дашкой отдыхать. Видя абсолютно уже невменяемое состояние пацана, они наказали ему спать спокойно и на всякие мелочи, вроде утренней загрузки коптильного цеха, не отвлекаться, пообещав проследить за соблюдением столь важной для него технологии.
— Ответственный пацан, — тихо заметил профессор, когда за ним закрылась дверь гостевой спальни. — Эх, — выдохнув из груди воздух, и с наслаждением потянувшись, расправил он свою затёкшую за ночь спину.
Подойдя к окну, профессор посмотрел в глухую ночную темень за стеклом, и, грустно вздохнув, заметил:
— Вот и ещё одна длинная зимняя ночь прошла. Скоро рассвет.
Придётся мне теперь вместо Кольки тащиться в засолочный цех, и командовать там вместо него, — устало зевнул он.
— Это ни к чему, — отмахнулась Изабелла, недовольно поджав губы. — Гораздо важнее сейчас найти эту мыльнянку, а в цеху уже и без него справятся. Дело налажено, заменить его там есть кем. В цеху у него помощничков образовалось, прорва. Вы просто об этом ещё не знаете, целиком занятые у себя в лаборатории. Утром пошлём казачка, он передаст, что пока Николая нет, на его место назначается, — Изабелла глубоко задумалась, перебирая в уме имена всех, связанных с цехом, а потом, задумчиво глядя перед собой, медленно проговорила:
