Вскоре после того, как судно отчалило из Фритауна, лорду Грейстоку и леди Элис довелось быть свидетелями таких отвратительных сцен, какие они издавна привыкли считать досужими выдумками беллетристов.
Как ни странно, но то, что произошло на палубе «Фувальды» на третий день пути, явилось первым звеном в той цепи удивительных событий, о которой я хочу рассказать. Поэтому остановлюсь на этом происшествии поподробпее.
Итак, два матроса драили палубу, а капитан стоял неподалеку и разговаривал о чем-то с лордом Клейтоном и его юной супругой.
Все трое стояли спиной к матросам, поэтому не видели, как те придвигались к ним все ближе и ближе. Наконец капитан, окончив разговор с пассажирами, сделал шаг назад, чтобы уйти, но наткнулся на щуплого рыжеволосого моряка, стоявшего за его спиной, упал и растянулся на мокрой палубе. Мало того — падая, капитан зацепил ногой ведро, оно опрокинулось и окатило его грязной водой.
На минуту эта сцена показалась зрителям забавной, но только на минуту.
Красный от унижения и ярости капитан вскочил, осыпая несчастного матроса бешеными ругательствами, и нанес ему страшный удар кулаком в челюсть. Бедняга рухнул на палубу и остался лежать без движения.
Лорд и леди Грейсток еще не успели вмешаться, как к ним подскочил второй моряк — широкоплечий детина, здоровенный, как медведь, с черными усами и толстой шеей. Увидев, что его товарищ упал, он зарычал, как собака, бросился на капитана и одним ударом кулака повалил его на мокрую палубу.
Капитан упал с красным лицом, а вскочил с темно-багровым.
Бунт! Мятеж!
Что ж, усмирять мятежи было ему не в диковинку. В мгновение ока капитан выхватил револьвер и хотел выстрелить в своего могучего врага, но Джон Клейтон оказался проворнее: он ударил по сверкнувшему на солнце оружию, и пуля угодила матросу не в сердце, а гораздо ниже — под колено.
Потом лорд Грейсток отобрал у капитана револьвер и заявил, что не допустит такого зверского обращения с командой, а убийство безоружного человека и вовсе считает возмутительным. За такое преступление по справедливости полагается королевский суд!
Капитан, все еще дрожащий от бешенства, явно хотел ответить на слова Клейтона новым залпом ругательств, но совладал с собой и с невнятным рычаньем ретировался на корму.
Этот человек обладал достаточной практической сметкой, чтобы понимать, как опасно раздражать британского чиновника, ибо могучая рука королевы в два счета может направить на него грозное неотвратимое орудие кары — вездесущий английский флот.
Матросы тем временем встали с палубы: рыжеволосый, оправившийся от удара капитанского кулака, помог раненому товарищу подняться, и оба неуклюже выразили лорду Грейстоку свою благодарность. Широкоплечий великан, который среди матросов был известен под кличкой Черный Майкл, казалось, сам застеснялся непривычных для него теплых слов, резко оборвал свою краткую речь и, прихрамывая, зашагал по направлению к кубрику.
Несколько дней после этого инцидента Клейтон и его жена не видели Черного Майкла и не разговаривали с капитаном. Смертельно разобиженный владыка судна больше не подходил к своим пассажирам, а когда ему все же необходимо было им что-то сказать, только сердито и отрывисто буркал.
Хотя молодые супруги по-прежнему завтракали и обедали в кают-компании, хозяин «Фувальды» теперь не являлся к столу, всякий раз ссылаясь на неотложное дело.
Помощники капитана тоже не баловали пассажиров своим обществом. Все они, как на подбор, были неграмотными бесшабашными головорезами, вполне подстать тому темному сброду, которым командовали. Вполне понятно, что люди такого толка чувствовали себя не в своей тарелке рядом с прекрасно воспитанными аристократами и избегали встреч с ними.
Таким образом, супруги Клейтоны оказались на «Фувальде» в одиночестве, и были этому даже рады, вполне довольствуясь обществом друг друга.
Но изоляция, в которой они очутились, сделала их совершенно неподготовленными к той кровавой трагедии, которая разыгралась на судне несколько дней спустя.
Если бы лорд Клейтон и леди Элис продолжали беседовать с капитаном, они, несомненно, поняли бы, что надвигается катастрофа. Но даже наблюдая жизнь на корабле со стороны, Грейсток и его жена интуитивно чувствовали, что в маленьком мирке «Фувальды» что-то разладилось и грозит великой бедой. Да, они оба ощущали это, но не говорили друг другу ни слова: он — чтобы не пугать молодую женщину, она — чтобы муж не заподозрил ее в позорной трусости.
На другой день после того, как пуля капитана прострелила ногу Черному Майклу, Клейтон, выйдя на палубу, увидел, как четыре матроса с угрюмыми лицами несут завернутое в парусину бездыханное тело, а сзади шествует старший помощник, держа в руке тяжелую плетку.
Все расспросы пассажира ни к чему не привели: рыжий моряк, чье ведро стало причиной капитанского позора, свалился с реи и сломал себе спину — и все тут!
Клейтон предпочел не вникать в темное дело, но на следующий день, увидев на горизонте очертания британского военного судна, потребовал, чтобы капитан немедленно просигналил ему. Лорду Грейстоку было ясно, что при той обстановке, которая царит на «Фувальде», его экспедиция может окончиться весьма плачевно.
Около полудня они подошли к военному судну так близко, что могли бы вступить с ним в переговоры; но, почти уже решившись объявить капитану о своем желании покинуть «Фувальду», Клейтон внезапно передумал.
Вдруг все его страхи — вздор и он только выставит себя на посмешище? В самом деле, какие у него основания просить командующего военным кораблем офицера изменить свой курс и вернуться туда, откуда он только что прибыл? А если он, чиновник Британского Министерства Колоний, заявит, что не желает остаться на борту своего корабля, так как его капитан сурово наказал двух нарушивших дисциплину матросов, такое объяснение наверняка покажется офицерам военного судна до смешного нелепым. Да и все моряки втихомолку позабавятся над чувствительным лордом, и, пожалуй, сочтут его трусом!
Самолюбие и гордость одержали верх: Джон Клейтон, лорд Грейсток, не стал просить, чтобы его доставили на военный корабль. Но уже к вечеру, когда трубы броненосца скрылись за далеким горизонтом, он горько раскаялся в своем амбициозном эгоизме, так как на «Фувальде» разыгрались ужасные события.
Часа в два или три пополудни, когда супруги вышли на палубу, один матрос, приблизившись к ним, еле слышно пробормотал:
— Будет ему нахлобучка… Попомните мои слова: старому мерзавцу скоро припомнятся все его делишки…
