— Раздели с нами трапезу, грал, — предложил капитан. — Дед этих девочек захочет с тобой поговорить.
Скрипача одолело любопытство, и он кивнул. Капитан повёл его к низким воротам, врезанным в стену вокруг сада. Трое охранников поспешили их отпереть. Первой внутрь пропустили старшую девочку.
За воротами раскинулся на удивление просторный сад, где воздух был влажным и прохладным от дыхания ручья, что тихо звенел где-то среди буйной растительности. Над выложенной камнями дорожкой смыкался полог из крон старых плодовых и ореховых деревьев. С другой стороны видна была высокая стена, возведённая целиком из мутного стекла. Отдельные секции сверкали радужными отблесками под капельками влаги и минеральных потёков. Скрипач никогда прежде не видел сразу столько стекла в одном месте. В стене виднелась одинокая дверь из льняного полотна, натянутого на тонкий металлический каркас. Перед ней стоял старик в помятом оранжевом облачении. Его кожу глубокого, богатого цвета охры оттеняла копна седых волос. Девочка побежала к старику и обняла его. Тот не сводил со Скрипача внимательного взгляда янтарных глаз.
Сапёр упал на одно колено.
— Благослови, духовидец! — прорычал он с самым грубым гральским акцентом, какой только мог изобразить.
Смех таннойского жреца прошелестел, словно песок на ветру.
— Я не могу благословить то, чем ты не являешься, господин, — тихо проговорил он. — Но прошу, раздели со мной и капитаном Туркой скромное угощение. Я полагаю, эти охранники пожелают исцелить свою отвагу тем, что позаботятся о детях здесь, в стенах сада. — Он положил морщинистую руку на лоб спящей девочки. — Сэляль защищается по-своему. Капитан, скажи целителю, что её нужно вернуть в этот мир — и аккуратно.
Капитан передал ребёнка одному из охранников.
— Ты слышал слова господина. Живо!
Обе девочки, а также их провожатый скрылись за льняной дверью. Таннойский духовидец жестом предложил Скрипачу и капитану Турке идти за ним и повёл обоих туда же, но не так поспешно.
В стеклянной комнате стоял низкий железный столик, а вокруг — обтянутые кожей сиденья высотой по щиколотку. В мисках на столике лежали фрукты и холодное мясо — красное от специй. Хрустальный графин с бледно-жёлтым вином был открыт, чтобы вино дышало. У дна графина скопился осадок в два пальца толщиной: бутоны пустынных цветов и тельца беломёдных пчёл. Вино наполняло комнату прохладным, сладковатым ароматом.
Внутренняя дверь в мраморной стене была сделана из крепкого дерева. В небольших альковах горели свечи, каждая — со своим цветом пламени. Отражения огоньков завораживающе поблёскивали в стеклянных плитках напротив.
Жрец сел и указал на остальные стульчики.
— Присаживайся. Я удивлён, что малазанский шпион рискнул своим маскарадом ради двух эрлинских детей. Ты теперь попытаешься вызнать ценные сведения у охваченных благодарностью родных?
Скрипач со вздохом откинул капюшон на спину.
— Я — малазанец, — признался он. — Но не шпион. Я скрываюсь, чтобы меня не нашли… малазанцы.
Старый жрец налил вина и протянул кубок сапёру.
— Ты — солдат.
— Да.
— Дезертир?
Скрипач поморщился.
— Не по своей воле. Императрица решила объявить вне закона моё подразделение. — Он пригубил сладкое цветочное вино.
Капитан Турка зашипел.
— «Мостожог». Солдат из Воинства Однорукого.
— Тебе многое известно, господин.
Духовидец указал на миски с едой.
— Прошу. Если после стольких лет войны ты ищешь мирную обитель, то совершил серьёзную ошибку, когда прибыл в Семь Городов.
— Это я понял, — сказал Скрипач и принялся за фрукты. — Потому и надеюсь как можно скорее купить себе место на корабле до Квон-Тали.
— Кансийский флот ушёл из Эрлитана, — заметил капитан. — Теперь редкий торговец решится плыть через океан. Высокие налоги…
— И возможность быстро разбогатеть, когда начнётся гражданская война, — продолжил, кивая, Скрипач. — Значит, придётся идти по суше, по крайней мере, до Арэна.
— Неразумно, — сказал старый жрец.
— Я знаю.
Но духовидец продолжал качать головой.
— Дело не только в грядущей войне. Чтобы добраться до Арэна, тебе придётся пересечь Пан’потсун-одан, которая граничит со священной пустыней Рараку. Из Рараку явится Вихрь Апокалипсиса. И более того, там состоится схождение.
Скрипач сощурился. Одиночник-дхэнраби.
— Это когда Взошедшие силы собираются в одном месте?
— Именно так.
— Что их притягивает?
— Врата. Пророчество о Тропе Ладоней. Одиночникам и д’иверсам врата обещают… нечто. Притягивают их, словно пламя — мотыльков.
— А чем могут заинтересовать оборотней врата Пути? Они не объединены в братство и не пользуются чародейством, во всяком случае, сколько-нибудь сложным.
— Удивительная глубина познаний для солдата.
Скрипач нахмурился.
— Солдат всегда недооценивают, — буркнул он. — Я не с закрытыми глазами провёл пятнадцать лет, сражаясь на войнах Империи. Император схлестнулся с обоими — Тричем и Рилландарасом — под Ли-Хэном. Я был там.
Таннойский духовидец склонил голову, извиняясь.
— У меня нет ответов на твои вопросы, — тихо проговорил он. — По правде говоря, я не думаю, что даже сами одиночники и д’иверсы точно знают, что́ ищут. Как лосось возвращается в те воды, где родился, так и они действуют инстинктивно, повинуясь грубому влечению и чувственному об́ещанию. — Он сложил руки. — Среди оборотней нет единства. Каждый — сам за себя. Эта Тропа Ладоней… — Старик помолчал, затем продолжил: — Это, вероятно, средство Восхождения — для победителя.
Скрипач медленно и натужно выпустил воздух из лёгких.
— Восхождение означает силу. Сила означает контроль. — Он перехватил взгляд рыжеватых глаз духовидца. — Если один из оборотней совершит Восхождение…
— Власть над своим родом и племенем, да. Такое происшествие будет иметь… последствия. В любом случае, друг мой, пустоши никогда не считались безопасным местом, а в грядущие месяцы одан превратится в обитель дикого ужаса, это я знаю наверняка.
— Благодарю за предупреждение.
— Но оно тебя не удержит.
— Боюсь, что нет.
— В таком случае, мне суждено предложить тебе некоторую защиту на время пути. Капитан, если тебя не затруднит?
Воин поднялся и ушёл.
— Объявленный вне закона солдат… — проговорил через некоторое время старик, — который рискует жизнью, чтобы вернуться в сердце Империи, приговорившей его к смерти. Это должна быть по-настоящему весомая необходимость.
