Громовой апперкот попадает стражнику под подбородок с левой стороны. Голова откидывается назад, а за ней и тело, скручиваясь и падая, но время для Гурона замедлилось, и он уже видит, как тварь раскидывает руки, пытаясь ухватиться. Удар отбросил его назад, но сам он не пострадал. Он готовит топор к удару. Колдовская защита имеет свои пределы, а боги непостоянны. То, чего не может достичь сила человека, можно достичь упорством.
Справа от него что-то вспыхивает ослепительно-белой яростью. Гурон различает тяжелые фосфорные бластеры кастеланов Даллакс, но мгновенное отвлечение играет против него: страж, которого он только что ударил, поворачивает тело, пытаясь подтянуть под себя руки и ноги, и в этот момент в Гурона врезается хвост с булавой, которого он даже не видел.
Удар сваливает его с ног и отбрасывает в сторону, а его доспехи, скользя по стеклянному полу пещеры, издают скрипящий звук, похожий на крик измученных душ. Мгновение спустя на него обрушивается боль: слишком сильная даже для его биоинженерии, чтобы подавить ее, и достаточно сильная, чтобы прозвучать на фоне агонии, которая была его привычным существованием. Его правая рука потеряла силу, и если бы оружие не было ее неотъемлемой частью, оно бы выскользнуло из его рук. Он продолжает держать топор, но остальные части его тела отказываются двигаться ни на секунду.
Мириады пятен плывут перед глазами, насмехаясь над его слабостью. Боль — привычный враг для него, но это все равно враг. Сейчас он может вытерпеть больше, чем в те дни, когда подчинялся Императору, но это все равно ограничивает его. Если бы только он был более выносливым и стойким; если бы только боль была лишь воспоминанием, которое никогда больше не должно преследовать его в дни бодрствования, или, что еще лучше, была бы чем-то, в чем он мог бы утешиться…
Гурон рычит, обращаясь то ли к хранителю артефакта, то ли к Повелителю Чумы, пытающемуся соблазнить его обещаниями большей стойкости. Он поднимается на ноги, тяжело опираясь на топор.
Колдуна Гарвака окружает нимб света, когда он использует обильную силу варпа, но его действия пока не дают видимого эффекта: стражи все еще уничтожают Красных Корсаров. Пока Гурон наблюдает, самый дальний из них выпускает из своей шкуры шипы длиной в ярд, которые пробивают силовую броню некоторых последователей Вернгара. Один падает с пробитой головой, другой умирает из-за повреждения множества органов, третий сгорает в огне, когда пробивается и детонирует силовой блок его брони. Вернгар и Туразан пока уклоняются от твари, стреляя в нее из плазменного пистолета и арканной энергией из своих механотендрилов, соответственно, но вскоре им придется либо сблизиться с ней, либо спасаться бегством.
Кастеланы Даллакс сосредоточили свой огонь на среднем существе, и их карающие залпы поставили его на одно колено, но магос просчиталась: когда ее подопечные делают шаг вперед, чтобы продолжить атаку, они подходят слишком близко к стражу, который делает выпад вверх, чтобы схватить одного автоматона и швырнуть его в другого, отправив обоих на землю. Даллакс снова отступает назад, стреляя из гамма-пистолета, но, несмотря на почерневшую и покрытую волдырями кожу, страж начинает продираться сквозь огневую мощь оставшихся трех роботов и их хозяйки, намереваясь покончить с ними.
Автопушка Фракна иссякла, и он бросается на ближайшего стража, того самого, который отправил Гурона в полет, и обрушивает на него свой мощный кулак. Чудовище презрительно отмахивается от его удара и обрушивает свой кулак на голову Фракна, сокрушая его трофеи и повергая могучего воина на колени. Удар Тагрона попадает в солнечное сплетение стража и ошеломляет его, но ответный удар расплющивает не только хускарла, но и двух Корсаров за его спиной.
— Вставай! — рычит Гурон на Яриэля, лежащего в двадцати ярдах от него. Правая поножа чемпиона разбита вдребезги, а возможно, и конечность под ней. — Десять тысяч лет войны, и теперь ты будешь лежать и скулить?
Кровавый Грабитель поворачивается спиной к бывшему Черному Легионеру и, прихрамывая, возвращается к бою. Механическое чудо, которым является правая сторона его тела, начинает восстанавливать себя, по мере того как схемы разъединяются со сломанными соединениями, а системы перенаправляются. Оно не будет идеальным, но оно никогда и не было идеальным: но все, чем оно было, — вполне удовлетворительно. За его спиной появляется Хамадрия, и Гурон соединяется с варпом. Грубой силы будет недостаточно, чтобы уничтожить этого врага: его нужно разобрать на части, а для этого ему нужно понимание.
Мир темнеет в его глазах, и страж тоже. Теперь он возвышается над ним, как тяжелая тень, но Гурон видит пульсирующие линии силы, проходящие через него, и узловые точки, где они закреплены в его плоти. Для смертного они были бы неразличимы, и удар, случайно попавший в одну из них и показательно поразивший тварь, можно было бы счесть удачей, но Гурон знает лучше. Тзинч может наслаждаться путями случайности, но даже слуги Великого Изменчивого следуют системам и закономерностям. Самые могучие бастионы могут пасть, если известны их слабые места, и теперь у Гурона есть необходимая информация.
Он взвешивает в руке свой топор, выжидая подходящего момента. Много веков назад Гурон предварял свою атаку вдохновляющим боевым кличем с призывом к Императору. В некоторых обстоятельствах он и сейчас так делает, хотя и призывает к его смерти. Здесь это было бы бессмысленно, но старые привычки неискоренимы.
— Будет больно! — прорычал он. Больно ему, больно хранителю, больно всем, кто окажется поблизости. Все, что потребуется. Вот так.
Хранитель поворачивается, обрушивая оба кулака на лежащего Фракна, и Гурон получает шанс. Он замахивается, и его силовой топор вонзается в мясо чудовищно раздутого правого плеча хранителя, впервые пробивая колдовскую ауру вокруг него. Один.
Хранитель ревет от боли и ярости и разворачивается, пытаясь нанести Гурону ответный удар. Он уклоняется, чтобы удар не пришелся ему по голове, и всаживает топор в плоть над правыми ребрами хранителя. Два.
Уклонившись от удара левого кулака твари, он подсекает ее под другое плечо, и топор снова наносит удар и разрубает еще один узел силы. Три. Хвост…!
Он слишком медлителен. Хвост снова наносит ему удар — на этот раз лишь скользящий, но все же достаточный, чтобы опрокинуть его. Гарвак ощущает прилив сил: наконец-то он закончил заклинание, над которым работал, — судя по всему, что-то сложное и мощное, неудивительно, что на это ушло много времени, — и крик, донесшийся из дальнего конца пещеры, свидетельствует о том, что заклинание удалось.
— Левый глаз правой головы! — кричит Гурон, снова поднимаясь на ноги. — Стреляйте!
Оставшиеся воины не теряют времени даром, спрашивая, почему именно эта цель, и почему это должно сработать, если их атаки до сих пор почти не ощущались. В ответ раздается шквальный огонь из болтеров, сконцентрированный на одной цели, как бы ни двигался хранитель, и Гурон, благодаря измененному зрению, видит, как она вспыхивает и темнеет. Четыре.
Хранитель воет — крик боли и ярости, поднимающийся по октавам, пока Гурону не начинает казаться, что вибрируют его кости. Однако пауза, пока он приходил в себя, дала его бионике возможность привыкнуть к повреждениям, и Коготь Тирана снова под его контролем. Он делает шаг вперед и с размаху вонзает его в левую часть груди хранителя. Пять.
Существо пошатывается, и его кулак отскакивает, а не расплющивает Гурона, когда тот парирует отчаянный ответный удар Когтем Тирана.
— Правое колено!
Пушка Тармогрена выплевывает плазму, и сустав исчезает во вспышке хищной энергии. Шесть.
Тварь снова замахивается, целясь в голову Гурона, на этот раз правой рукой, и ответный удар его силового топора перерубает ее у запястья. Семь.
— Основание хвоста! — кричит он. Гурон видит, как Яриэль, используя свою здоровую ногу, бросается на спину стражника с цепным мечом в обеих руках. Лезвие вонзается в спину, и предпоследний узел силы вспыхивает в видении Гурона. Восемь.
