«Чёрные Корабли! Неужели они явились за мной?»
Учуяв волнение хозяйки, потерянные, что сбились вокруг нее, заскулили и принялись носиться по залу, иногда даже оступаясь и падая в ямы с лавой.
— Страх можно приручить, друг, — сказал вдруг кто — то. — Можно подчинить его себе.
Быстро окинув подопечных взглядом, Ведунья не нашла среди них чужаков. В ее убежище еще не проникли. Усилием воли она вновь направила сознание на самую границу своих владений. Пока ее внимание было направлено на ту темную женщину, еще одна группа чужих подошла к вратам святилища. Их было восемь, и они следовали за тварями. Семеро, пылавшие факелами страстей, изголодались по насилию, но восьмой… За огнём вожака скрывался лёд, бесконечно более холодный, чем у его добычи.
— Ужас — левая рука ярости, — сказал восьмой. Казалось, что его закрытые очками глаза глядят прямо на Ведунью. — Его можно испытать, но можно и напустить.
Стоя в воротах святилища, куда они проследовали за дегенератами, Гхарз почувствовал, как бестелесное внимание ведьмы коснулось его, ощетинившись удивлением и угрозой.
— Искупление — ложь, друг мой, — сказал ей исцеленный, — но тебе не обязательно слушать. — Он поднял руки, протягивая к ней дымящиеся ладони. — Я могу показать…
За его спиной раздался зычный рев. Большинство людей тут же машинально бы обернулись, но чем бы Гхарз теперь ни был, он больше ни имел ничего общего с человеком. Он рухнул вперед и когти, готовые обезглавить его, пронеслись через пустоту. Приземлившись на расставленные ладони, вождь перекатился в сторону, и громадная трехпалая ступня врезалась в пол там, где он был мгновение назад. Затем Искупленные окружили нападавшего и набросились на него с кинжалами и пистолетами, визжа от восторга.
«Спиралерожденные расставили западню, — рассудил Гхарз, плавно вставая на ноги. — Мы охотились, но охотились и на нас».
Выхватив секиру, он оценил тварь, что выбралась из-за уступа, противоположного святилищу. Без сомнений, она принадлежала к числу этих ксенодегенератов, но не походила на чужаков, которых вождь видел раньше. Даже сгорбленное, существо возвышалось над воинами Гхарза, а его покрытое хитином тело бугрилось от уродливых мускулов. Лицо, проступавшее на костяном шаре черепа, было насмешкой над человеческим. Глубоко посаженные глаза косили по сторонам, под ними зияла усыпанная зубами слюнявая пасть. Мерзкие брызги летели по сторонам, когда чудовище размахивало тремя руками. Правая заканчивалась трехпалой когтистой лапой, а пара конечностей слева перерастала в кривые косы. И гигант был быстрым, он наносил удары и рассекал тела в бешенстве, затмевающим ярость Искупленных. Один боец уже был повержен, тут же когти твари зацепили другого, и его голова оказалась в тисках чудовищных челюстей. Ноги жертвы болтались в воздухе, пока монстр вгрызался в её шлем.
— Смотри и учись, — сказал Гхарз невидимой ведьме, но в тот же миг услышал шаги за спиной. Широко взмахнув секирой, он обезглавил трехрукого убийцу, что выполз из храма. Пока вождь оборачивался к воротам, еще больше укрытых капюшонами ксеносов высыпало наружу, выкрикивая свои ядовитые мантры и поливая все пулями.
«Ждали внутри, чтобы захлопнуть ловушку», — осознал Гхарз, готовясь встретить их. Исцеленный не обращал внимания на пули, раздиравшие его защитный костюм. Большинство зарядов расплющились о его укрепленную кожу, остальные же беспомощно застряли в костях и плоти. В нем не осталось ничего, что можно было ранить подобным оружием.
«Воздам им должное позже».
Двигаясь в неестественной тишине, Гхарз вращал секирой в правой руке, левой же чертил в воздухе дымящиеся символы. Обсидиановое лезвие раскалывало выставленные навстречу ему ятаганы и когти, а затем одним взмахом и с равной лёгкостью разрубало плоть, металл и хитин.
— Огонь, иди во мне! — прохрипел он. Восприятие Гхарза на секунду расплылось, когда его внутренний взор охватил всё вокруг на 360 градусов, а затем заострилось снова, когда мир вокруг него пал перед его распаленным варпом метаболизмом.
Враги, замедлившиеся относительно него, словно бы ползли. Гхарз вытянул свободную руку и коснулся головы одного из них.
— Гори, — сказал он.
Капюшон существа загорелся, и пальцы вождя прочертили оплавленные борозды на его черепе. В тот же миг секира Гхарза рухнула вниз, разрубая и голову, и тело очередного дегенерата. Прижженные половинки мягко упали на землю, при этом разделенные глаза существа удивленно моргнули.
— Во имя Спирали! — растянуто и глухо взревел один из ксеносов. Это был их двурукий вожак — тот, которого Гхарз не имел права убивать. Так повелел его бог.
— Мы все здесь еретики, друг, — сказал вождь, отражая замедленный выпад существа и отбрасывая его в сторону. К удивлению Гхарза, костяной меч не сломался от удара о секиру.
«Это живое оружие», — почувствовал он.
Он услышал нарастающий гул, когда тварь с обгоревшим лицом выступила из храма. Дуло её винтовки, наведённой на Гхарза, охватило сияние. Затем из вентиляционных отверстий лениво повалил дым, и оружие выплюнуло комок плазмы. Заряд понесся к нему, словно сгусток жидкого света — медленно, но все же слишком быстро, чтобы успеть увернуться.
— Правда опаляет холодом, — сказал Гхарз Ведунье за секунду до того, как миниатюрное солнце поцеловало его прямо в грудь.
— Ты лжешь! — Прокричала Этелька во тьму. — Я освободила себя!
Стук, поначалу едва заметный, теперь оглушал её. Женщина вновь свернула, затем ещё раз, стремясь уползти куда угодно, лишь бы отсюда… или оттуда… или не сюда… где бы ни лежало это всепожирающее сердце, но каждое движение только приближало Этельку к нему. Она хотела замереть, но обнаружила, что конечности больше не подчиняются ей.
— Каждый из нас — горн, в котором мы выковываем собственную судьбу, — сказала канонисса Авелин. Она говорила тихо, но ее голос легко перекрывал окружающую какофонию. — Нельзя сбежать от себя.
И, в последний миг перед тем, как соскользнуть в небытие, Этелька Арканто поняла, что канонисса не лжет — и также поняла, что пошла против своих сестер не ради надежды и не из ненависти.
— Почему ты предала нас, сестра? — настаивала Авелин.
— Потому что могла и сейчас могу! — злобно крикнула Этелька, а затем рухнула, вопящая, и тень Искупления ринулась заполнить пустоту в ее теле, неся с собой не избавление, но проклятье.
Хоть это было и невозможно, Опалённый Человек остался на ногах. Заряд плазмы пронзил его грудь и вырвался из спины, оставив за собой дымящуюся дыру там, где должна была быть большая часть его грудной клетки. Края дыры все еще светились, озаряя оставшийся нетронутым позвоночник. Азайе показалось, что эта кривая колонна высечена из черного хрусталя. Все остальное, включая сердце и легкие, обратилось в пепел, но враг стоял неподвижно, крепко сжимая секиру.
