Не было у Матана и молниевых когтей.
Сжав зубы, Гриссан заставил себя поднять левую руку и охватил верхушку кола, покрытую его засохшей кровью. Не в силах сдержать крик боли, он извернулся всем телом, взмахивая латной перчаткой с укрепленными на ней адамантиевыми лезвиями. Разряды энергии затрещали в воздухе, санилу дернулся в сторону, но опоздал, и молниевые когти Гриссана глубоко распороли покрытый густой шерстью бок зверя.
Взревев от боли, санилу ударил раздвоенным хвостом, вновь целясь в лицо, но уже не смог застать космодесантника врасплох. Призрак Смерти разжал левую руку, сдавленно простонал, когда его тело чуть сползло вниз по колу, и надежно ухватился за шипастый хвост бронированными пальцами. Кончик смертоносного отростка обвился вокруг предплечья Гриссана, но на этот раз шипы беспомощно скользнули по керамиту.
Запаниковав, санилу прянул в воздух, заодно стащив космодесантника с дерева всего лишь за один взмах могучих крыльев. Гриссан убрал когти из брюха зверя, но не ослабил хватку на хвосте даже в тот миг, когда кол вышел из его спины.
— Боли нет, — прорычал он сквозь стиснутые зубы. — Я — смерть воплощенная. Я не чувствую боли.
Санилу над ним визжал, отчаянно хлопая крыльями и пытаясь сбросить Гриссана ударами лап с кривыми когтями. Призрак Смерти подумал, не добить ли хищника ещё одним ударом, но понял, что нужды в этом нет. Дыхание санилу становилось все более прерывистым, тяжесть висящего на хвосте космодесантника и глубина раны делали свое дело. Кровь из четырех параллельных разрезов в боку зверя лилась прямо в лицо Гриссана.
— Всем суждено пасть пред мощью Императора, — провозгласил он, сплевывая вонючий ихор санилу, — от демонов варпа до отродий воздуха!
Издав последний вскрик, санилу сдался, его крылья дрогнули, и хищник рухнул, увлекаемый вниз весом Гриссана. Кол, на котором прежде висел Призрак Смерти, пробил брюхо зверя и вырвался из спины в облачке алого тумана. Пока санилу сползал по стволу, его крылья хлопали все медленнее, и, наконец, бессильно опали.
Слабое дыхание недолго клокотало в груди чудовища, и, когда все было кончено, Гриссан стряхнул с руки виток гладкого хвоста и посмотрел в безжизненные глаза зверя.
— Победа, — пробормотал он, но вкус у слова был хуже, чем у крови санилу.
Спуск вниз, от одного усыпанного щебнем косогора к другому, отнял у Гриссана целую вечность. Незалеченные раны заставляли космодесантника то и дело останавливаться, хватая ртом разреженный воздух.
И все время в его ушах звучал насмешливый хохот Матана.
Гриссан вспомнил, с каким удовольствием старый охотник рассказал ему, что в двух сотнях километров на восток находится ещё одно логово санилу. То, что зверь, за которым прибыл сюда космодесантник, охотился один, не делало его последним представителем вида. В том логове жили другие санилу, возможно, целая семейная стая. «Дурак, дурак, дурак», — распевал Матана до тех пор, пока Гриссан не нажал на спусковой крючок.
— Я буду смеяться последним! — крикнул Призрак Смерти в сторону джунглей, съезжая по очередному склону. Спуск прервался на скальном карнизе. — Мой поход продолжится, и последний санилу умрет от моей руки!
Но сперва нужно было немного отдохнуть. Солнце садилось, и усталость мучила израненное тело.
— Славный будет день, — прохрипел он, опуская голову. — Немало о нем сложат ле… ле…
Окровавленный подбородок Гриссана коснулся нагрудника брони, и он уснул — навсегда.
Энтони Рейнольдс
РАДОСТЬ ОХОТЫ
Он опускает магнокуляры. Увиденного было достаточно. Враг здесь, и Охота начнется до захода двух солнц. Его зовут Аджай-хан. Он родился в седле в мире просторных небес и открытых равнин. Хотя на протяжении последних семидесяти трех лет он не был по-настоящему человеком, но все еще помнит те времена.
Хан щурится из-за блеска низкого желтого солнца, отражающегося от снега. На нем нет шлема, как и всегда во время преследования. У его лица цвет дубленой кожи. Череп выбрит по бокам, но на макушке иссиня-черные волосы собраны в длинный хвост, который свисает до самой спины. Высокие скулы испорчены ритуальными шрамами. Зазубренные отметины напоминают разряды молнии, повторяя символы, вытравленные кислотой на белых пластинах доспеха.
Могучий и крупный Аджай-хан стоит, расставив ноги, над тяжелым мотоциклом, выискивая врага с края лесистого обрыва. Леденящий кровь ветер колышет остроигольные сосны, вызывая у воина приятные ощущения от прикосновения к его коже.
Ветер неожиданно меняется. Это и спасает Белого Шрама.
Космодесантник чует новый, диковинный запах, который не может сразу распознать. Аромат напоминает незнакомую, но довольно приятную смесь специй. Он рядом. И он… чужой.
Враг настиг воина.
Он резко оглядывается и видит одного из них. Близко. Существо приближается к нему под прикрытием обрыва. Оно стройное, почти тщедушное, взбирается при помощи всех четырех раскинутых конечностей, как насекомое. Доспех у него тусклый серо-зеленый и сегментированный, а шлем необычно вытянутый и заканчивается выступающими жвалами. Черные и бездушные линзы блестят.
Аджай-хан целится и стреляет. Болт-пистолет дергается. Раздается отчетливый двойной кашляющий звук — из ствола вылетает болт и запускает реактивный двигатель, устремляясь к цели. В тот же миг под космодесантником с ревом оживает машина, словно зверь, разъяренный тем, что потревожили его сон.
Ксенос нечеловечески быстр. Он отпрыгивает в сторону, увернувшись от первого выстрела. Снаряд взрывается в укрытом снегом камне. Теперь космодесантник видит других ползущих врагов, напоминающих пауков. Время для уловок прошло — ксеносы выскакивают все разом и несутся к нему, с легкостью мчась по тонкому снежному насту.
Аджай-хан разворачивает мотоцикл, подняв белую пыль, и делает еще два выстрела. Оба проходят мимо цели, но, по крайней мере, замедляют врага. Едва.
Вложив пистолет в кобуру, Белый Шрам дает газу. Машина устремляется вперед с хриплым ревом, словно конь с опущенными поводьями. Хан нажимает руны стрельбы, и спаренные болтеры рявкают. Выстрелы задевают самого ближнего ксеноса, скользящим попаданием отрывая руку. На снег брызжет кровь. Даже она пахнет неправильно. Шальные болты валят сосну, которая падает на землю с мучительным скрипом, и поднимают в воздух снег и куски льда.
Враги пытаются перехватить его, жужжат узкие цепные клинки, полыхают пистолеты. Из мандибул бьют вспышки света, и острая боль режет левый бок воина. У него нет ни времени, ни пространства, чтобы обнажить длинную глефу. Он направляет мотоцикл в одного из них, врезаясь с силой, ломающей кости. Чужой отлетает прочь и врезается в дерево. Он оседает с неестественно подогнутыми конечностями. Затем Аджай-хан низко пригибается в седле и добавляет еще мощности. Мотоцикл охотно ускоряется.
