Андрей Березняк - Чернильные стрелы

Все.

Между тем желудок все более ощутимо подсасывало, и я уныло жевал тот самый «дирол», пытаясь обмануть чувство голода. Романов же, казалось, и не замечал его, он вскочил и начал ходить вокруг костра, строя планы покорения незнакомого мира.

– Слушай, Мурз, а ты сразу понял, что мы в другом мире?

Я угрюмо кивнул, но поняв, что в темноте приятель моих жестов не видит, сказал «угу».

– По луне? Это ты молодец, наблюдательный. Это нам пригодится. Ты вообще у нас рассудительный. Так что будешь меня притормаживать, если что, – милостиво соизволил Романов.

– Я уже пытаюсь, – буркнул я. – У тебя вот планы обширные, а меня завтра жена дома ждет. И работа.

При упоминании о супруге Коленька остановился и притих. Об этой стороне нашего приключения он как-то не подумал. Все же на то, чтобы вернуться, мой товарищ по попадалову явно рассчитывал, а вот что будет делать его Катерина – роскошная брюнетка двадцати пяти лет – в отсутствие мужа… Экстраполируя собственное поведение и верность на свою вторую половинку, ничего хорошего Романов не ожидал. Да и с бизнесом тоже вопрос: не каждая купи-продай контора выдержит, когда ее хозяин, он же генеральный директор, вдруг возьмет и исчезнет.

– Нормально все будет, – уже не так уверено сказал Николай, но было видно, что он занервничал.

Я подумал о своей Насте, которая сейчас, наверное, уже с ума сходит. Детей у нас пока не было, но жили мы, как говорится, в любви и согласии. Никакие перспективы по завоеванию почета и славы в чужом мире не стоили ее слез и нервов.

– Давай спать, – устало предложил я.

Романов ничего не ответил, но сел напротив и уставился на догорающие ветви. Я потянулся за новой порцией дров, но не достал, поэтому пришлось приподняться. Неуклюже, чуть ли не на четвереньках, перекатился к месту, куда еще при свете солнца свалил наломанный валежник. И тут ситуация в нашем импровизированном лагере круто переменилась.

Хотя я никогда не служил в армии, ограничившись сборами на военной кафедре университета, не сидел в засадах, прислушиваясь к шорохам в темноте, но услышать в ночном девственном лесу топот копыт целого десятка лошадей, несущих всадников, вроде как должен был. Удивительно, но появление всей этой своры оказалось для меня неприятной неожиданностью. Для Романова тоже.

Они возникли из темноты из-за Колиной спины, и враз стало шумно. Чья-то лошадь – самая натуральная, не гигантская ящерица, не ездовой тигр – всхрапнула, люди загомонили на незнакомом языке. Коленька обернулся и начал вставать.

Не было никакого свиста рассекаемого воздуха.

Просто глухой удар.

И голова Романова медленно, как на рапидной съемке, свалилась с шеи и упала в костер.

В ночь взметнулись искры.

Кто-то повелительно крикнул, и один из всадников что-то бросил в огонь. Пламя вмиг раздулось, осветив все вокруг. Я увидел тело своего приятеля и ровный срез чуть выше плеч, из которого текла кровь. Много крови. Мне казалось, что его руки еще дергаются. «Часы, – подумалось вдруг, – я не учел свои и  Коленькины часы, когда писал, что у нас есть».

У него были какие-то дорогущие швейцарские ходики в золотом корпусе, у меня «банальный» «тиссо».

Яркий свет выхватил и лица убийц. Обычные люди, чешуи или вертикальных зрачков не видно. С мечами. Вот тебе и мир, мать его, меча. И, может быть, и магии. Сбылась мечта Романова, только ему уже параллельно до всех параллельных миров.

Раздувшийся костер полыхал, освещая пространство вокруг метров на тридцать. И одного незадачливого попаданца, замершего у кучи хвороста. То, что я отполз за дровами, спасло меня от моментальной смерти – эти уроды просто не видели, что нас двое. Теперь же я был как на ладони.

Главного не узнать было невозможно – одет явно богаче остальных. Он посмотрел на меня. Наши взгляды встретились, и безразлично-брезгливое выражение его морды отпечаталось в моей памяти.

В принципе, он был даже красив – девкам такие нравятся. Треугольное лицо с четкими, но не резкими скулами, прямой нос и тонкие губы, обрамленные аккуратной эспаньолкой. Выразительные глаза, цвет которых я в отсветах пламени не разглядел, смотрели на меня равнодушно. В этих глазах был ответ на вопрос: жить мне или умереть.

Он что-то крикнул, указав на меня рукой в тонкой перчатке. Остальные девять тронули коней в мою сторону.

«Назгулы хреновы», – подумал я и рванул прочь из круга света. Словно сжалившись надо мной, костер вдруг сжался сначала до размера яркой свечи, а потом неожиданно погас, оставив только красные угли, среди которых выделялось что-то круглое. Через секунду я понял, что именно лежало среди прогоревших веток, и осознание этого полоснуло по нервам убойной дозой адреналина.

Я побежал.

Позади послышалась явная ругань, хотя я и не понимал слов. Куда хуже был стук копыт.

Я летел сквозь ночной лес, шестым чувством избегая стволов деревьев и выступающих из земли корней. Продрался сквозь какие-то кусты, скатился с холма, вскочил и, не обращая внимания на ушибы и царапины, понесся дальше. Глаза привыкли к тусклому свету огромной луны, но теперь их качественно застлала паника. Я не думал о том, чтобы равномерно распределить силы, держать дыхание или работать руками в такт шагам. Я просто несся, выкладываясь до последнего, а чужие голоса и лошадиное ржание гнали меня все быстрее без какой-либо стайерской тактики. На кону была отнюдь не олимпийская медаль – жизнь.

И когда я свалился в какой-то овраг, то даже не подумал о том, что могу сломать ногу, а то и спину. Нет, просто вскочил и рванул дальше, тут же оказавшись по пояс в холодной воде. Она чуть-чуть привела мысли в порядок, но единственное, на что хватило этого проблеска разума – не пытаться бежать по волнам, а перейти на мощный кроль. Будь я спокоен, то, скорее всего, поплыл бы вниз по быстрому течению этой небольшой речки. Но ужас, сковавший мои мысли, неотступно гнал вперед. Наверное, это и спасло меня во второй уже раз.

Крутой склон противоположного берега покорился мне за несколько секунд. Легкие горели огнем, резь в боку была невозможной. Сердце кристалликом кварца в часах билось в груди, а голову будто надули насосом как камеру футбольного мяча. Тело требовало хоть несколько секунд отдыха, и мозг, до того гнавший свой организм вперед, не разбирая дороги, сдался. О нет, не было никакой апатии, мне было отнюдь не все равно, что со мной сейчас будет, несмотря на дичайшую усталость. Я был готов продолжить эти соревнования в любой момент и бежать, пока мышцы способны сокращаться. Пока же позволил себе рухнуть за поваленную осинку и затаиться в траве, стараясь сдержать хрип, с которым вгонял в грудь воздух.