— Ты, — сказал Тарик, — почему это произошло?
Мужчина сморгнул выступивший от страха пот.
— С-с-с-с вашего позволения, господин дис-десантник, — заикался тот, — взлетное поле здесь построено прямо над старыми кварталами. Сточные колодцы до сих пор прямо под нашими, э, ногами. Иногда дорога оседает…
Он умолк, его издерганные нервы отняли у него дар речи. Тарик посмотрел мимо него. Некоторые рабочие укрывали центр нового кратера грубой тканью, предпринимая убогие попытки что-то замаскировать.
— Ты там, подожди!
Мужчина потянул руку, чтоб дотронуться до брони Тарика и передумал, отдернув ее, словно обжегся. Орел Обреченности проигнорировал его и шагнул вперед, мерронцы рассеялись как испуганные псы. Тарик одной рукой разорвал ткань и всмотрелся в кратер. Там, где дорога погрузилась в темную пропасть, образовалась маленькая пустота в породе, переходящая ниже в старую канализацию. Из дыры десантника атаковала дюжина ароматов, но один из них был всецело знаком ему, рожденный тысячами полей сражений. В сточном колодце под дорогой виднелись два обнаженных трупа, выпотрошенные и бледные, обесцвеченные месяцами разложения.
— Что это еще за мерзость? — Разворачиваясь лицом к мерронцам, рявкунл Тарик. — Отвечайте мне!
— Не беспокойтесь, Орел Обреченности, — прогудело по общему каналу в коммуникаторе шлема и Тарик поднял взгляд на говорящего. Прибыли шесть Расчленителей, черные и красные цвета их брони мрачно сияли.
— Беспокоится? — Продвигаясь к десантнику, который обратился к нему, Тарик почти рычал. — Кто ты такой, чтоб решать, что будет меня беспокоить?
Расчленитель снял свой шлем и положил его на изгиб руки, небрежный жест, но точно рассчитанный, чтоб показать Тарику нарисованный на плечевой пластине череп и знак различия.
— Я Горн, брат-капитан четвертой роты Расчленителей. Я командую гарнизоном десантников на Мерроне, — тут он сделала паузу, в дикой усмешке немного обнажив зубы, — По крайней мере, до конца этого дня.
— Мои извинения, брат-капитан. Я не узнал вас.
Внутренне Тарик злился на себя из-за своей неосмотрительности. Горн пренебрежительно махнул рукой.
— Не важно, сержант. Мы позаботимся об этом.
Капитан направил своих людей в кратер.
— Если позволите спросить, что тут происходит? — Настаивал Тарик. — Я должен доложить своему командиру.
— Доложить, конечно, — сказал Горн, выплевывая комментарий с едва скрываемым презрением, — были небольшие волнения в городе, относительно недавно подавленные.
— Это, — он указал на кратер, — не более чем досадное напоминание об этом, скорее несколько потерявшихся дурачков, которые вверили свои собственные жизни в руки гибельного договора. Не более.
Горн пристально посмотрел на Тарика. Явно намекая, что беседа закончена, поскольку этим теперь заинтересовался командир роты. Тарик оглянулся на "Носорога". Корик организовал погрузку отделения обратно в транспорт и стоял, ожидая его возвращения.
— Тогда с вашего позволения, брат-капитан.
Горн кивнул.
— Конечно, брат-сержант…?
— Тарик, милорд.
— Тарик. Скажи Консульту, что я приму его в башне гарнизона через час.
— Как пожелаете, милорд.
Когда Тарик уходил, он задумался: я теперь просто мальчик на побегушках? Когда он залез в "Носорога", Корик кажется, хотел о чем-то поговорить, но Тарик пристальным взглядом заткнул его.
— Вывози нас отсюда.
Поторопись вернуться в колонну или я увижу, как ты на себе тащишь в город эту груду никчемного железа. Сержант почти сразу же пожалел о таких резких словах, его гнев был направлен на высокомерного Горна, а не на своих собственных бойцов.
Когда Тарик передал детали происшествия капитану Консульту, тот ничего не сказал. Они оба стояли в каменном флигеле перед гарнизоном космодесантников. Сержант смотрел прямо перед собой пока рассказывал, но даже своим периферическим зрением он заметил как Консульт сжал челюсти при упоминании имени Горна. Тарик служил под командованием капитана больше века и знал, что этот едва заметный знак говорил о раздражении, которое в других людях выразилось бы в виде яростного вопля.
— Странно, что мы пересеклись после стольких лет, — размышлял вслух офицер, — я и не думал, что в жизни еще раз увижу Горна. Я думал, к этому времени Расчленители порвут друг друга на части.
— Этот Горн, брат-капитан, вы дрались вместе с ним?
Консульт кивнул.
— Наши ордены ненадолго встретились на Каллерне. Ты слышал об этом?
— Резня на Каллерне, — Тарик вспомнил записи о конфликте из уроков идеологического воспитания во время обучения, — миллионы погибших. Страх как оружие использовался постоянно.
— И Расчленители в разгаре всего этого. То, что они сделали там, с тех пор и по сей день, привлекает к ним внимание Инквизиции. Они воспользовались тактикой берсеркеров, раздирая и разрушая все на своем пути, как врагов, так и союзников. Если бы я мог отдать приказ, я бы никогда не поставил Орлов Обреченности рядом с ними, даже в тяжелейшие времена.
Тарик почувствовал себя не уютно.
— Братья… рассказывали истории о них. — Сержант почти устыдился, что позволил высказать вслух эту мысль.
— Всегда есть истории, — просто ответил Консульт, — штука в том, чтоб знать какие из них просто истории.
Показавшийся перед Орлами Обреченности зал за открывшимися дверьми заставил беседу утихнуть. Среди прошедших мимо Расчленителей присутствовал кодиций с грубоватым лицом.
— Капитан Горн сейчас вас примет, — сказал он, его серые глаза пробежались по лицу Тарика. Сержант ничего не сказал, задумавшись о том, мог ли псайкер услышать все сказанные ими слова; как бы в ответ, кодиций слегка нахмурился.
Консульт вошел в зал, знаком позвав Тарика с собой. Смена командования была формальным ритуалом и требовала свидетелей. Внутри зала Горн наблюдал за еще одним Расчленителем, снимавшим ротный штандарт со стены. Это было торжественной обязанностью, знамя было священным артефактом, к которому ни один илот не осмелился бы прикоснуться. Когда кроваво-красное знамя было снято, Тарик услышал, как Расчленители забормотали молитву своему прародителю ордена — Лорду Сангвинию. Оба командующих обменялись пристальными взглядами.
— Консульт.
— Горн.
— Мои люди готовы покинуть эту песочницу. Для смены не могу и придумать роту лучше вашей.
Если Консульт и заметил ироничный тон в голосе Горна, то не подал виду.
— Орлы Обреченности будут стремиться оказаться достойными чести этого назначения.
