Он отлично видел в темноте и при слабом освещении. Даже не осознавая того, после пробуждения он провел значительную часть времени в кромешной тьме. Вот почему он думал, что его настоящий глаз ослеп. И вот почему он видел мир в спектральных зеленых тонах, и почему источники света расцветали белыми пятнами болезненного сияния. Большую часть времени Волки Фенриса обитали во тьме. Они не очень нуждались в искусственном освещении.
Тем не менее, его новый глаз плохо видел на расстоянии. Все, что находилось более чем в тридцати метрах, казалось ему немного смазанным, словно он смотрел через широкоугольные оптические линзы, которые вышнеземец использовал в дорогих пиктерах для съемки архитектурных объектов. Но периферийное зрение и чувствительность к движению были просто поразительны.
Именно этого стоило ожидать от глаза хищника.
Держа перед лицом поднос, он закрыл один глаз, другой, потом вновь открыл и закрыл. Открыв волчий глаз в пятый раз, в дверях позади он заметил полутень.
— Лучше тебе зайти, — не оглядываясь, сказал он.
Астартес шагнул в комнату.
Вышнещемец отложил поднос и обернулся. Астартес был столь же крупным, как и все из его рода, и закутан в грифельно-серую шкуру. Меха и доспехи выглядели влажными, словно он только что побывал снаружи. Астартес стянул кожаную маску, под которой оказалось обветренное и покрытое татуировками лицо. Лицо, которое было знакомо вышнеземцу.
— Медведь, — сказал он.
Астартес крякнул.
— Ты — Медведь, — повторил вышнеземец.
— Нет.
— Да. Не скажу, что знаком со многими астартес, со многими Космическими Волками… — от него не укрылось, как скривился астартес, услышав название. — Но мне знакомо твое лицо. Я помню твое лицо. Ты — Медведь.
— Нет, — сказал воин. — Но ты можешь помнить меня. Сейчас я известен как Богобой, из Тра. Но девятнадцать зим назад меня звали Фитом.
Вышнеземец удивленно заморгал.
— Фит? Ты — Фит? Аскоманн?
Астартес кивнул.
— Да.
— Тебя звали Фитом?
— Меня до сих пор зовут Фит. В Стае я известен как Богобой или Божественный Удар, ибо у меня отличный замах, замах, словно у разгневанного бога, а однажды я погрузил секиру в лоб воеводе…
Его голос затих.
— Но это другая история. Почему ты на меня так смотришь?
— Они… они превратили тебя в Волка, — сказал вышнеземец.
— Я хотел этого. Я хотел, чтобы они забрали меня. Моего этта и народа более не существовало. Моя нить была почти свита. Я хотел, чтобы они забрали меня.
— Я говорил им. Я говорил Медведю, чтобы он забрал тебя. Тебя и еще одного.
— Брома.
— Точно, Брома. Я говорил Медведю забрать вас обоих. После того, что вы сделали ради меня, он был обязан забрать вас.
Фит кивнул.
— Они и тебя изменили. Они изменили нас обоих. Сделали нас Сынами Фенриса. Фенрис всегда так поступает. Он изменяет вещи.
Вышнеземец медленно и недоверчиво покачал головой.
— Не могу поверить, что это ты. Я рад этому. Я рад видеть тебя живым. И все же не могу поверить…посмотри на себя!
Он взглянул на стальной поднос.
— Если уж на то пошло, посмотри и на меня. Не могу поверить, что это я.
Он поднялся и протянул руку астартес.
— Я хочу тебя поблагодарить, — сказал вышнеземец.
Фит пожал ему руку.
— Не стоит меня благодарить.
— Нет, стоит. Ты спас мне жизнь, и пожертвовал всем ради этого.
— Я смотрю на это немного иначе.
Вышнеземец пожал плечами и опустил руку.
— А ты не выглядел особо счастливым оттого, что я спас тебе жизнь, — добавил астартес.
— Это было тогда, — ответил вышнеземец, — девятнадцать зим назад. Что ж, теперь все мне кажется несколько странным. Я приспосабливаюсь.
— Все мы приспосабливаемся, — сказал Фит. — Это — часть изменения.
— А Медведь еще жив? — спросил вышнеземец.
— Да. Нить Медведя еще вьется.
— Хорошо. А ему не хочется навестить меня теперь, когда я проснулся?
— Не думаю, что у него есть причины для этого, — ответил астартес. — В смысле, он давно закрыл свой долг перед тобой. Он совершил ошибку, но загладил ее.
— Кстати, насчет этого, — сказал вышнеземец, когда сел обратно и немного расслабился. — Какую ошибку он совершил? Упущение, которое он исправил?
— Ты оказался там по его вине. Из-за него ты стал дурной звездой.
— Правда?
Фит кивнул.
— Все действительно так и было?
Фит снова кивнул.
— Думаю, ты встретишься с Медведем, когда Огвай вызовет тебя к Тра. Возможно, тогда ты его и увидишь.
— А почему Огвай собирается вызвать меня к Тра?
— Он будет решать, как с тобой поступить.
— Ах, — только и сказал вышнеземец.
Фит полез рукой под шкуру и достал из под нее туго затянутый скомканный пластиковый мешок. Это была жалкого вида котомка, покрытая каплями ледяной кашицы и талой воды.
— Когда я услышал, что ты вернулся живым, то отыскал это. Здесь твои пожитки, которые ты привез с собою на Фенрис. Во всяком случае те из них, которые я смог найти. Подумал, ты захочешь получить их обратно.
Вышнеземец взял холодный влажный мешок и принялся развязывать его.
— А где Бром? — спросил он.
— Бром не выжил, — ответил Фит.
Бросив попытки развязать узел, вышнеземец взглянул на астартес.
— Ох. Мне жаль.
— Не стоит. Каждому человеку отведено свое место, и Бром сейчас в Вышнеземье.
— Это слово, — произнес вышнеземец. — Припоминаю его. Когда я оказался здесь, когда аскоманны вытащили меня из-под обломков, они меня так назвали. Вышнеземец.
— Да.
— Этим словом называются небеса, не так ли? Оно означает некое место в выси, над миром? — вышнеземец указал на потолок. — Вышнеземец — это тот, кто спускается на землю, в Земли Живых. Звезды, другие планеты, небо — все это одно и то же, верно? Вы подумали, что я некий бог, упавший с небес.
— Или демон, — добавил Фит.
— Или так. В любом случае, полагаю… ты же теперь знаешь о космосе и звездах. Знаешь о других планетах. Ты даже бывал на них. Ты стал астартес, узнал о вселенной и своем месте в ней.
— Да.
— Но ты до сих пор используешь слово «Вышнеземье». Ты сказал, что Бром сейчас в Вышнеземье. Небеса и ад — это ведь примитивные концепции, верно? Или ты просто находишь успокоение в старых словах?
Какое-то время Фит молчал.
— Насколько я знаю, Вышнеземье пока никуда не исчезло, — наконец сказал он. — Как Земли Мертвых и Живых. И я знаю, что существует Хель. Я видел его несколько раз.