— Не стоит благодарности, — ответила она в том же тоне. — Разве могла я бросить брата в беде? В следующий раз будь осторожнее за рулем.
— Можешь не сомневаться, в следующий раз я приму все меры предосторожности. — Она не подозревала, что я понятия не имею, о чем говорю, и я решил этим воспользоваться. — Я пришел, потому что нам есть что сказать друг другу. Ты как считаешь?
— Да. Ты обедал?
— Перекусил в кафе часа два назад.
Она позвонила горничной и приказала накрыть на стол. Потом искоса на меня посмотрела.
— Я знала, что ты выберешься из клиники, но не думала, что так скоро. И все же не понимаю, почему ты пришел именно ко мне.
— Решил сделать тебе сюрприз.
Она задумалась, потом предложила мне сигарету. Мы закурили.
— От тебя всегда можно было ждать чего угодно, — нарушила она затянувшуюся паузу, — и ты всегда выходил сухим из воды. Но боюсь, сейчас этот номер не пройдет.
— Почему? — спросил я.
— Ставки слишком высоки, и мне кажется, ты просто блефуешь, явившись ко мне без предварительной договоренности. Я всегда восхищалась твоей смелостью, Корвин, но будь благоразумен. Ты прекрасно понимаешь, чем это может кончиться.
Корвин? Запомним.
— В данный момент я ничего не понимаю, — сказал я. — Ты забываешь, что на некоторое время я был выключен из игры.
— И ты ни с кем не общался?
— Не успел.
Она посмотрела на меня, склонив голову набок и слегка прищурившись. Ее изумительные глаза заблестели.
— Странно, — задумчиво произнесла она. — Как-то не верится, но, может быть, ты не врешь. Может быть. Тогда, конечно, ты принял единственно правильное решение и обезопасил себя со всех сторон. Дай мне подумать.
Я затянулся сигаретой, надеясь услышать еще что-нибудь, но она молчала, и я решил заговорить первым, начиная игру, в которой ничего не понимал, с партнерами мне неизвестными и по ставкам, о которых не имел ни малейшего представления.
— Мне непонятны твои сомнения, — заявил я. — Главное, что я пришел именно к тебе.
— Да, — ответила она. — Знаю. Но ты слишком умен, и цель твоего визита наверняка неоднозначна. Ну да ладно, не будем спорить. Поживем — увидим.
Спорить? О чем? Увидим? Что? Журавля в небе?
Горничная вошла с подносом, на котором стояли тарелки с бифштексами и кувшин пива, и на некоторое время я был избавлен от необходимости делать загадочные замечания и тонко намекать на обстоятельства, о которых ничего не знал. Бифштекс с кровью был превосходен, и я с жадностью на него набросился, смачно хрустя свежеподжаренным хлебом и запивая галлонами пива мою первую за день роскошную трапезу. Она засмеялась, глядя на меня и нарезая мясо мелкими кусочками.
— Что мне в тебе нравится, так это жажда жизни, Корвин, — сказала она. — Жаль будет, если ты с ней расстанешься.
— Мне тоже, — пробормотал я.
И внезапно я увидел ее в зеленом, как морские глубины, платье с большим вырезом и пышными складками. Звучала музыка, пары кружились в вальсе, отовсюду доносились веселые голоса. Я был одет в черный с серебром… Видение исчезло. Но я твердо знал, что вспомнил часть своего прошлого, и про себя выругался, сетуя на провалы в памяти. О чем мы с ней разговаривали там, в зале, не обращая внимания на веселье и танцы?
Я наполнил кружки пивом и решил проверить на Эвелине свое видение.
— Помнишь тот бал? — спросил я. — Ты была в изумрудном платье, а я в черных с серебром одеждах. Играла музыка, а мы с тобой стояли и разговаривали. Какой прекрасной казалась жизнь…
На лице ее появилось мечтательное выражение, щеки порозовели.
— Да. Много воды утекло с тех пор… Скажи, ты действительно ни с кем не вел переговоров?
— Честное слово, — поклялся я, стараясь удержаться от улыбки.
— Сейчас все изменилось к худшему, — вздохнула она, — и отражения оказались не так безопасны, как мы думали…
— Продолжай.
— Он не изменился. Разве что забот прибавилось.
— Понятно.
— Да. И, как ты понимаешь, ему необходимо знать твои намерения. Что ты собираешься предпринять?
— Ничего, — небрежно ответил я.
— То есть как? — Глаза ее изумленно расширились.
— По крайней мере в данный момент, — торопливо сказал я. — Сначала мне надо во воем разобраться.
— Вот оно что.
Второй ирландский волкодав вошел в библиотеку и тоже улегся у стола. Мы молча допили пиво, доели бифштексы и бросили кости собакам.
Потом нам подали кофе, и неожиданно я понял, что испытываю по отношению к этой женщине самые настоящие братские чувства, которые, однако, я быстро в себе подавил.
— Итак, что новенького? — спросил я, прихлебывая кофе маленькими глоточками. Безобидная фраза, вполне естественная и абсолютно безопасная, ведь вряд ли она спросит в ответ, что я имею в виду.
— Все по-прежнему. — Она откинулась на спинку кресла и рассеянно уставилась в потолок. — Ничего особенного не произошло. Возможно, ты поступил умнее всех нас вместе взятых. Мне и самой здесь нравится. Но… разве можно забыть…
Я опустил голову, не зная, какое выражение придать своему лицу, и на всякий случай сказал замогильным голосом:
— Ты права. Это невозможно.
Пауза затянулась, и я понятия не имел, как вести себя дальше, но, слава богу, она заговорила первой.
— Скажи, ты меня ненавидишь?
— Ты с ума сошла! — воскликнул я. — Что бы между нами ни произошло, как я могу тебя ненавидеть?
Видимо, мой ответ ей понравился, потому что она улыбнулась, обнажив белоснежные зубы.
— Спасибо. Несмотря ни на что, ты — настоящий мужчина.
Я поклонился и расшаркался, не вставая со стула.
— От твоих похвал у меня закружится голова.
— Ну это вряд ли.
И я почувствовал себя неуютно.
Сидевшая передо мной женщина наверняка знала того, кто хотел погубить меня, и ненависть вспыхнула во мне с новой силой. Я едва удержался от желания потребовать у нее ответа.
— И все же, что ты собираешься предпринять? — спросила она, и я невнятно пробормотал, не придумав ничего лучше:
— Все равно ты мне не поверишь.
— Как мы можем тебе верить?
Я решил запомнить это «мы».
— Вот видишь. Но я хочу доказать, что говорю правду, и поэтому останусь жить в твоем доме. Тебе не составит большого труда следить за каждым моим шагом.
— А потом?
— Потом? Поживем — увидим.
— Умно, — сказала она. — Необычайно умно. И ты ставишь меня в неловкое положение. — (Честно говоря, мне просто некуда было идти, а деньги, полученные за шантаж, таяли с каждой минутой.) — Оставайся, конечно, но учти, — она взяла в руки цепочку с брелоком, висевшую у нее на шее, — что это — ультразвуковой свисток для собак. У Доннера и Блитцера четыре брата, каждый из них прошел дрессировку, и они сбегаются по первому моему зову. Если они нападут все вместе, даже тебе не удастся долго продержаться. В Ирландии и волков-то не осталось после того, как там вывели эту породу собак.