Ночью они становились на якорь, утром снова продолжали упорные поиски… И наконец-то судьба им улыбнулась!
Офицер рассказал Клейтону, что они стреляли из пушек еще вчера, но далеко за мысом, и, вероятно, эти звуки не были услышаны обитателями хижины.
— Если бы знать!.. — мрачно проговорил молодой офицер, но не закончил фразы, взглянув на окаменевшее лицо Уильяма Клейтона.
Клейтону казалось, что время остановилось, что они попусту теряют драгоценные секунды, но наконец-то все приготовления к спасательной экспедиции были завершены, и небольшой отряд во главе с двумя офицерами и с профессором Портером в арьергарде отправился на почти безнадежные поиски.
XX. Наследственность и инстинкт
Джейн Портер наконец отказалась от отчаянных и бесплодных попыток вырваться. Теперь она в полубеспамятстве лежала в объятьях лесного дикаря, запрокинув голову и глядя сквозь ресницы в лицо того, кто нес ее на руках, легко шагая через заросли.
И она не могла не признать, что то было лицо необычайной красоты. Оно являлось идеальным типом мужественности и силы, который так хорошо умели передавать резцы ваятелей Ренесанса. Хотя Тарзан и был убийцей людей и животных, он (за редким исключением) убивал, как убивает охотник, не по злобе, а чтобы поддержать свою жизнь. Ни разгульная жизнь, ни темные страсти не наложили печать на это прекрасное лицо.
В тот миг, когда Тарзан напал на Теркоза, девушку поразила яркая красная полоса на его лбу, идущая от левого глаза до начала волос. Теперь, когда она внимательно рассматривала черты своего спасителя, полоса исчезла, только узкий белый шрам отмечал то место, где она проступала.
Ярко-синие глаза в обрамлении длинных мохнатых ресниц, губы, в уголках которых таилась улыбка, буйная грива черных спутанных волос — вот что сумела разглядеть девушка, снизу вверх смотревшая на странного лесного полубога.
Тарзан взглянул ей в глаза и неожиданно улыбнулся, а Джейн невольно ответила ему улыбкой… И внезапно страх оставил ее — она давно уже не чувствовала себя в такой безопасности, как в кольце этих сильных загорелых рук.
Должно быть, Тарзану передались ее чувства, потому что он улыбнулся еще раз, показав ровные белые зубы, и, остановившись, осторожно поставил девушку на землю.
Джейн не призналась бы даже самой себе, что почувствовала некоторое разочарование, когда путешествие в объятьях лесного божества так внезапно закончилось.
Она опустилась на мягкую траву небольшой полянки, куда ее принесли, и странный юноша по-звериному гибко уселся перед ней.
Нет, его явно не следует бояться! В этом она все более и более убеждалась, пытливо разглядывая тонкие черты и краснея под таким же пристальным изучающим взглядом синих глаз, ярко поблескивающих на загорелом лице.
А Тарзан в это время решал для себя вопросы, от которых могла бы закружиться голова у любого цивилизованного человека. Ему же, приемышу обезьян, не имеющему никакой возможности поговорить с этим восхитительным созданием, сидящим на расстоянии вытянутой руки, хотелось скулить и выть от сознания собственного бессилия — но даже этого он не мог сделать, чтобы не напугать девушку еще больше.
Как бы узнать, нравится ли он ей хоть немного? Он с тоской подумал, что она уже ответила на этот вопрос, сопротивляясь и пытаясь его оттолкнуть… Но потом Тарзан с надеждой вспомнил, как непонятно порой ведут себя белые люди — никогда не знаешь точно, что у них на уме! Если он так противен этой девушке, почему теперь, когда он больше ее не держит, она не пытается убежать?
Тарзан знал имя своей прекрасной пленницы — много раз он слышал, как белые мужчины окликали ее: «Джейн!» Он почти собрался с духом, чтобы попытаться выговорить эти звуки, но…
Джейн, донельзя измученная пережитыми волнениями, вдруг склонилась на шелковистую густую траву и по-детски положила ладонь под щеку. Она еще раз взглянула на сидящего рядом победителя ужасной обезьяны — и с давно позабытым чувством полнейшей безопасности погрузилась в глубокий сон.
Когда она проснулась, Тарзан ходил по поляне, и девушка невольно отметила изящество его походки, совершенство высокой фигуры и гордую посадку прекрасной головы на широких плечах.
Что за изумительное создание! Ни жестокость, ни низость не могут таиться под такой богоподобной внешностью. «Никогда еще, — подумала она, — подобное совершенство не ступало по этой грешной земле!»
Тарзан услышал, что она села, и приветствовал ее пробуждение улыбкой, снова вызвавшей ответную улыбку Джейн. Девушка собралась с духом, и, преодолев робость, впервые попробовала заговорить со своим спасителем.
Юноша напряженно всматривался в ее шевелящиеся губы, причем любая смена интонации вызывала всплеск эмоций его в темно-синих глазах — так, как ветер заставляет волны играть всеми цветами лазури и ультрамарина. Но он не ответил ни единым словом, и у Джейн упало сердце. Может быть, он немой? Но тогда он мог бы хоть показать жестами, что понимает!
Она попробовала снова, на этот раз заговорив по-французски. Тщетно!
Синеглазый бог только грустно покачал головой, и от этой грусти у Джейн защемило сердце.
— Ничего, — ласково сказала она, робко положив ручку на большую загорелую руку. — Мы обязательно сумеем договориться!
Грусти в синих глаза как не бывало.
Юноша вскочил со звериной грацией пантеры и выразительными знаками объяснил, что они должны оставить это место. Скоро ночь, и здесь небезопасно — так поняла его жестикуляцию Джейн и, не раздумывая, кивнула. Несмотря на неудачную попытку вступить а разговор, теперь она безраздельно доверяла этому странному человеку. Она уже поняла, почувствовала всем сердцем, что именно он — их вечный спаситель, защитник и «посланник небес», как упорно именовала его Эсмеральда.
Но к тому, что произошло вслед за ее кивком, Джейн все-таки оказалась неподготовлена.
В следующий миг она оказалась в объятьях лесного бога, а тот, крепко прижимая девушку к себе, птицей взлетел с ней на дерево.
Джейн невольно вскрикнула… Но тут же страх ушел, и осталось только захватывающее ощущение полета. Если на протяжение их пути ей и доводилось кричать, то не от страха, а восторга — она продолжала чувствовать себя в абсолютной безопасности, пока загорелая мощная рука обвивала ее талию, а ее руки держались за шею мчащегося по деревьям Тарзана.
И когда человек-обезьяна вместе со своей ношей спрыгнул в амфитеатре, где гориллы обычно танцевали Дум-Дум (трудно было найти более безопасное место в джунглях) и опустил девушку на землю, Джейн воскликнула задыхающимся от восхищения голоса:
