Тем временем в центре стрелки Суллы состязались с баронскими лучниками. Щиты на колёсах превратились в подобия ежей, однако легионеры не останавливались. Данное старым воякой перед боем обещание они сдержали – всё меньше и меньше мятежников дерзало подниматься над палисадами.
…Первый легион так и не дождался приказа. Гномы врубились во вражеские палисады, опрокидывая их и выворачивая из земли. Они пробили преграду, словно гигантский таран ворота крепости. Лучники бежали, и баронские наёмники двинулись было встретить хирд; через головы гномов били арбалетчики Суллы, собирая щедрую дань со смельчаков.
Далеко не все из солдат удачи намеревались класть свои головы за обожаемых нанимателей. Хватило одного столкновения с длинными пиками хирда, окованными для вящей прочности железными полосами. Центр баронского войска рухнул; какой-то нобиль в роскошных доспехах и с пышным белым плюмажем на высоком шлеме пытался остановить бегущих, прикрытый с боков тремя сквайрами; кто-то из гномов метко метнул боевой молот, угодив прямо по белому плюмажу. Бесчувственного барона подхватили на руки оруженосцы; гномы не препятствовали. Император не приказывал устраивать истребление. Ему не нужны груды трупов его собственных подданных. Равно как и толпы кровников, и менестрели, поющие по баронским замкам баллады о «святой мести».
Сражение было выиграно. Огрызаясь, уползала с поля боя баронская конница, растрёпанная, очень уменьшившаяся в числе; пехота обратилась в бегство, торопясь спасти жизни; и Император повернулся к проконсулу, чтобы поздравить с очередной победой, когда…
Что-то ярко блеснуло на вершине холма, там, где только что гордо развевался штандарт победоносного хирда. И Император с болезненным стоном схватился за левую руку – перчатка вспыхнула, раскалившись, словно в кузнечном горне.
Взвыли за спинами волки – сотни голодных волчьих глоток.
– Они нападают! – выкрикнул побелевший Кер-Тинор.
Вольные мгновенно сомкнули кольцо вокруг Императора, бесцеремонно отпихнув даже проконсула. Они присягали Императору и защищали только его. До всех прочих им дела не было.
А из-за спин отступающей баронской кавалерии прямо в сомкнутые ряды центурий с шипением полетели огненные ядра. Простое и верное боевое заклятье. Доступное даже адепту невысоких степеней посвящения.
Там, где только что виднелся хирд, тоже вспыхнуло пламя, и строй гномов рассыпался. Под ногами пылала влажная, ещё напитанная вешними водами земля, горело то, что гореть никак не могло, и подземные воители кинулись в разные стороны, пытаясь разделиться на несколько меньших хирдов – без правильного строя гномов сомнут. Длинные пики хороши, когда налетают всадники, но в поединках один на один такое копьё почти наверняка проиграет мечу.
– Магия, повелитель! – завопил кто-то из младших легатов, однако Император уже выпрямлялся. Лицо повелителя Мельина побелело от боли, левая рука повисла плетью, но взгляд оставался ясен.
Радуга. Её победитель узнал заклятия, он готов был поклясться, что смог бы различить даже стиль разных орденов, каждый из которых следовал собственным правилам в базовом чародействе. Что ж, вполне разумно. Маги примкнули к баронам-мятежникам. Само собой, любовь между нобилитетом и волшебниками цвела и пахла далеко не всегда, но океан пролитых слёз – пролитых по поводу навсегда скрывшихся в орденских башнях сыновей и дочерей знатных родов – оказался недостаточно глубок. Общая ненависть сближает. А уж что до причин ненависти – Радуга бы с лихвой оставила в этом позади всех баронов Империи, вместе взятых.
Но они сглупили и тут, с холодной яростью подумал Император, поднимая правой рукой безжизненную левую. Им бы с самого начала атаковать с магами в боевых порядках. А они ждали до самого последнего момента… и опоздали.
От плеча до кончиков пальцев левой руки пробежала огненная дрожь. Уже привычно вздулись вены, готовые лопнуть, щедро отдавая сплетающемуся заклинанию собственную кровь Императора.
– Первому легиону. Общая атака! – прорычал Император, ударяя коня.
Вновь, как и в битве с семандрийцами, ему придётся решать исход боя.
– Скачем! – выкрикнул он, и свита вырвалась из леса.
Легионеры Второго легиона стоически встретили огненную смерть. Боевые порядки нескольких когорт разорвало и расшвыряло, на дымящейся, обугленной земле валялись тела – от чародейского огня не могли спасти никакие доспехи. Но на поле сегодня вышли многие из тех, кто уцелел в мельинской мясорубке, кто вместе с когортой Аврамия шёл сквозь пламя в Чёрном городе, и именно они спасли положение.
– А-а, бей магиков! – пронеслось над расстроенными шеренгами легионеров. Центурионы и младшие легаты большей частью погибли, приняв смерть в первых рядах; их места заняли легионеры постарше, ветераны множества схваток, в том числе – и дикой бойни против гномов и Дану возле сожжённой столицы.
Выдвинувшиеся на подмогу собратьям Шестой и Девятый легионы тоже не дрогнули. Воины перешли на бег, повисая на плечах отступающей баронской конницы. Кое-где бой превратился в беспорядочную свалку, но зато не показывавшиеся до сих пор маги Радуги лишились чёткой цели. Впрочем, похоже, только Гай и Скаррон думали, что чародеи не станут бить по своим. Ударили, и ещё как.
Огненные шары летели над полем даже несколько медленнее обычной стрелы. Касаясь преграды, всё равно какой, они с треском взрывались, обдавая всё вокруг волнами испепеляющего пламени. Гибли легионеры, но гибли и оказавшиеся рядом кавалеристы. Тем не менее в когортах второй линии потери были высоки.
– Рассыпаться! – хором орали одно и то же в разных частях поля и Сципион, и Гай, и Скаррон, и Публий.
Император со свитой скакали прямо туда, где гномы с упорством своей расы вцепились в вершину холма, кое-как отбиваясь от перешедшего в контратаку баронского резерва – отборных пеших дружин, людей, связанных с благородными домами давними и чуть ли не семейными узами. С вытянутой левой руки Императора срывались капли огневеющей крови – его собственное заклятье работало, сознание захлёстывала пьянящая ярость, смешанная с болью; он видел сейчас всех магиков, тщательно укрытых в самой дальней линии мятежников, не тратящих время и силы на сложные заклинания, бомбардирующих его легионы разящими пламенными ядрами; и он ненавидел их. Она, эта ненависть, раскрывала сейчас его жилы на левой руке, она, а даже не белая перчатка, просто захлёбывавшаяся в потоках небывалой силы, вдруг обрушившихся на неё.
А потом Император ощутил, что и за его спиной волки наконец ринулись в последнюю атаку – их погнало в бой нечто большее, чем просто страх. Могучие звери метнулись к ограждавшему лагерь частоколу, иным удавалось перемахнуть через колья, но куда больше зверья повисало и корчилось на остриях, марая их кровью и кишками из распоротых животов.
