Корин на секунду замолчал и отдал несколько распоряжений своим людям. Все они были исполнительны, хорошо обучены и внимательны. Хавсер понимал, что Корин из тех офицеров, которые требовали от своих бойцов абсолютной дисциплины, дабы войско действовало подобно отлаженному механизму. К Корину подошел грузный солдат второго класса с эспаньолкой и вручил ему инфопланшет, бросив при этом на Хавсера враждебный взгляд.
Корин вернул устройство обратно офицеру.
— Полная эвакуация с планеты, — произнес он. Корин казался сломленным. – Все силы. Нам приказано очистить территорию и оставить Волков одних. Вот дерьмо. Штурм стоил нам тысяч бойцов, а мы лишь слегка повредили укрепления.
— Это лучше, чем еще тысячи смертей.
Корин открыл вещмешок и достал из него помятую металлическую флягу. Немного жидкости он налил в крышечку и передал ее Хавсеру, а сам отхлебнул из фляги.
— Когда мы поняли, что против Тишины нам могут помочь лишь Волки, то едва не отказались от их предложения. Я услышал это от одного старшего офицера при командующем флота. Нам совершенно не хотелось вновь действовать совместно с Волками.
— Вы бы скорее согласились на поражение?
— Все дело в том, чем это окончится, и в том, почему вы здесь, — ответил Корин. – Подумай, для чего существуют Волки? Почему Император создал их именно такими? Зачем ему нужно было создавать что-то столь нечеловеческое?
— У тебя есть ответы на эти вопросы, Корин? – спросил Хавсер.
— Или Император не столь идеальный зодчий новой эры, как все считают, или же он предвидел опасности, о которых мы пока и понятия не имеем.
— И какой вариант ты бы предпочел?
— Оба открывают не очень радужные перспективы будущего, — признался Корин. – А каково твое мнение, ведь ты водишь с ними дружбу?
— Даже не знаю, — ответил Хавсер. Он одним махом осушил крышечку, и Корин опять наполнил ее. Напиток был крепким, что-то вроде амасека или шнапса. На щеках Корина уже зарделся румянец, хотя Хавсер не чувствовал ничего, кроме слабого жжения в горле. Жизнь на Фенрисе определенно закалила его.
— Существа, против которых мы сражались в космическом пространстве Кобольда, — тихо начал Корин, — они были смертоносными и гордыми. Их едва ли заботили человеческие дела, и при желании они смогли бы остановить нас. Эти существа обитали на гигантских кораблях, походивших на настоящие города. Я даже видел один из них. Из-за блеска кое-кто прозвал его Искрящимся Градом, словно он был создан из стекла. Позже выяснилось, что на их языке он назывался Туельса, а сама конструкция – искусственный мир. К сожалению, мы так и не поняли, почему они сражались с нами или что пытались защитить. Скорее всего, они хотели нас задержать, дабы что-то сберечь, то, что наверняка стоило оборонять, даже ценою собственных жизней. Наследие, историю, культуру. И все это они утратили.
Корин заглянул во флягу, будто на ее дне могла скрываться некая истина. Хавсер подозревал, что он искал ее там уже довольно долго.
— В конце они молили нас о пощаде, — тяжело продолжил Корин. – Волки продвигались все дальше, город-корабль разваливался на части, и те осознали, что это конец. Мы так и не поняли, что они хотели поведать нам или как именно сдаться. По-моему, они бы без раздумий отдали свои жизни, лишь бы Искрящийся Град уцелел. Но было слишком поздно. Волки уже добивали свою добычу. Их было невозможно отозвать. Волки уничтожили все. От искусственного мира не осталось камня на камне, они не сохранили ничего, что можно было бы забрать в качестве трофея. Волки уничтожили все.
Жезл-маяк Хавсера тихо пикнул.
Хавсер отложил крышечку и кивнул строевому инструктору.
— Спасибо за выпивку и беседу.
Корин пожал плечами.
— Но, по-моему, ты все же несправедлив к Волкам, — добавил Хавсер. – Возможно, их просто никто не в силах постичь.
Корин странно усмехнулся.
— А разве чудовища именно этим и не оправдываются? – спросил он.
Хавсер вышел из-под климат-тента G9K. Персонал уже разбирал лагерь, готовясь к эвакуации.
Он сверился с индикатором направления маяка и собирался уже идти, когда кто-то за его спиной громко выругался.
Хавсер резко обернулся.
Боец второго класса с эспаньолкой и еще несколько человек из G9K грузили противоударные ящики в грузовик.
— Ты это мне? – спросил Хавсер.
Боец с эспаньолкой одарил его злобным взглядом, а затем поставил свой ящик и подошел к Хавсеру. Остальные также прекратили работать и просто наблюдали.
— Да, тебе, кусок собачьего дерьма, — прошипел он.
— Что?
— Возвращайся к своим тварям. Они ведь даже не люди!
Хавсер отвернулся. Крупный, злобного вида солдат был определенно чем-то раздосадован. Хавсер большую часть жизни старался избегать подобных людей.
Боец с эспаньолкой схватил Хавсера за руку. Его хватка оказалась до боли крепкой.
— Слушай сюда, — прорычал он. – За один день погибло тысяча семьсот солдат Убойного дивизиона, а эти тупые животные теперь говорят нам проваливать отсюда? Тысяча семьсот жизней к чертям собачьим?
— Ты очень расстроен, — примирительно сказал Хавсер. – Бой выдался тяжелым, и я искренне сочувствую…
— Да пошел ты.
Остальные солдаты уже стояли вокруг них плотным кольцом.
— Отпусти руку, — произнес Хавсер.
— Или что? – спросил боец с эспаньолкой.
— Беги! – крикнул Мурза.
Как правило, он не ошибался в подобных случаях. Не сказать, что Мурза был трусом, просто он мыслил рационально. Как ни крути, их обоих едва ли можно было назвать бойцами. Они были учеными, полевыми археологами, обычными людьми с обычными потребностями. Никто из них не проходил военную подготовку и не оканчивал курсы по самозащите. Из оружия у них была лишь собственная храбрость да аккредитационные документы, в которых были указаны их имена, то, что им недавно исполнилось по тридцать лет, а также что они были консерваторами, работавшими в Лютеции по поручению Объединительного Совета.
И все это едва ли могло им сейчас помочь.
— Им нельзя позволить уйти с этими… — начал Хавсер.
— Просто беги, идиот! – заорал в ответ Мурза.
Остальные члены группы уже давно бросились наутек. Их ботинки гремели по вымощенному плиткой темному переулку, когда они разбежались по перенаселенным улочкам бедняцкого квартала Лютеции, который раскинулся вокруг древнего собора.
Само здание собора походило на огромный труп. Он перестал быть местом поклонения три тысячи лет назад во время девятнадцатой войны за Уропанское наследство, после чего строение использовалось в самых разных целях: три столетия в качестве здания парламента, мавзолеем, ледовым карьером, богадельней, а когда обрушились остатки крыши – рынком. Последние восемьсот лет он был просто остовом, облеченным в камень воспоминанием, протягивающим в пасмурное небо проржавелые балки.
