Русс взглянул на своих последователей и объявил им, что Вульфен оказался недостоин избрания и что таковой будет судьба всех, кто выпьет из потира, храня зло в сердце. Он сказал присутствующим, что все желающие могут уйти, не испив из чаши. К чести наших предков, ни один из них не удалился, все они поднесли потир к губам и обрели назначенную им силу. Так был основан наш Орден. Его первые бойцы вписали свои имена в историю всех миров человечества. Тех, кто выпьет из потира сейчас, ждет та же участь — но только если они достойны. Подумайте об этом, прежде чем приложиться к волшебной чаше.
Рагнар задумался. Была ли эта история просто древней легендой? Вряд ли. До сих пор им ничего не рассказывали просто так, и Ранек не походил на человека, который собирается рассказывать сказки несмышленым детям. Тем временем двое воинов в доспехах стали наливать удивительный напиток в потир, который Ранек держал на вытянутых руках. Ингредиенты были в двух отдельных флягах, смешиваясь в чаше, они стали булькать. Над сосудом образовался пар. Жрец произносил странные слова на чужом языке, которого Рагнар никогда раньше не слышал.
Итак, если он выпьет из этого потира со злом в сердце, то превратится в чудовище — и, без сомнения, будет убит, подобно тому самому легендарному Вульфену. Но откуда же тогда берутся монстры, которых называют вульфенами? Если они были недостойными кандидатами, почему же тогда остались живы? Как им удалось удрать из Клыка? Рагнар почувствовал, что здесь кроется какая-то тайна. И он пока не в состоянии раскрыть ее.
Другой вопрос тоже не давал ему покоя. Есть ли у него в сердце зло? Постигнет ли его ужасная судьба Вульфена? Он вспомнил, что ему говорили о ненависти к Стрибьорну. Зло ли это? Он так не думал. Любой воин Фенриса испытывает подобные чувства к тем, кто уничтожил его племя. И все же зачем тогда старики предупредили его?
Жрецы закончили смешивать содержимое фляг, и Ранек поставил чашу на алтарь. Все присутствующие видели, как напиток бурлит внутри, словно дьявольский отвар. Волчий Жрец оглядел кандидатов, затем полез в свой мешок и вытащил оттуда горсть деревянных лучинок.
— Каждый из вас должен испить из чаши. Вас не просят вызываться добровольно. Это было бы бессмысленно. Пусть Русс определит порядок. У меня в руке деревянные лучинки. На каждой — несколько зарубок. Каждый из вас возьмет одну лучинку. Первым возьмет чашу тот, на чьей лучинке окажется наибольшее количество зарубок. Вы будете выходить по порядку, преклонять колени перед алтарем и отпивать священный мед из потира. Ясно?
Все хором выразили свое согласие, но в голосе каждого чувствовалось волнение. Рагнар почувствовал, что каждый из присутствующих думает о возможности превратиться в ненасытную тварь. Ранек подошел к кандидатам, вытянув вперед руку. Один за другим кандидаты вытаскивали лучинки из сжатого кулака. Рагнар внимательно следил за реакцией, отражавшейся на их лицах. Его порадовало, когда лицо Стрибьорна отразило что-то вроде смятения.
Когда пришел его черед, рука юноши, протянутая за маленькой щепкой, была тверда. Рагнар не успел даже взглянуть на нее, а пальцы уже ощупали лучинку и обнаружили там только одну зарубку. Значит, он пойдет последним. Он не знал, радоваться этому или печалиться.
Ранек велел им всем открыть ладони и просмотрел выбранные лучинки. Он построил кандидатов по порядку и вернулся к алтарю. Рагнар увидел, что Стрибьорн оказался впереди. Далее стоял Свен, потом Кьел и другие воины. Сам он шел последним.
— Подойдите к алтарю, — велел Ранек.
Стрибьорн вышел вперед. Его лицо было бледным, но решительным. Беспощадный Череп знал, что все взоры сейчас обращены к нему, и не собирался проявлять страха. Ненависть в душе Рагнара боролась с восхищением мужеством врага. Стрибьорн твердыми шагами подошел к алтарю, преклонил пред ним колени, затем гордо поднялся и недрогнувшей рукой взял Чашу Вульфена. Он поднял ее к губам, откинул назад голову и стал пить. Ранек был вынужден протянуть руку и опустить чашу, чтобы не дать Стрибьорну осушить ее до дна.
Беспощадный Череп неподвижно постоял еще минуту. Все наблюдали за ним затаив дыхание, желая увидеть, что же произойдет. Рагнар слышал, как бьется его сердце, чувствовал, как взмокли ладони. Он был готов прыгнуть вперед и убить Стрибьорна голыми руками, если в нем проявятся малейшие признаки изменений. Юноша сомневался, что у него окажется время сделать что-либо прежде Ранека, но по крайней мере он попытается…
Мгновения шли. Ничего не происходило. Ранек жестом велел Стрибьорну отойти, и тот повиновался. Следующим вышел Свен. Его движения были резкими, подбородок задран высоко. Однако он забыл преклонить колени, и Ранек, сильно сжав его плечо, заставил воина опуститься. Свен покачал головой, беззлобно усмехнулся Волчьему Жрецу и поднялся, протянув руки к чаше. Закончив пить, он причмокнул губами и даже умудрился рыгнуть. Рагнар был поражен, что Ранек не ударил его. Вместо этого жрец просто засмеялся и велел Свену отойти. Вновь не произошло никакого изменения.
Вперед вышел Кьел. Он выглядел бледным и потрясенным, но взял потир и выпил. Закончив, он состроил гримасу — будто ему хотелось выплюнуть выпитое, и пришлось пересиливать себя, чтобы проглотить мед. Затем Кьел тоже отступил назад. С ним не произошло никаких перемен.
Кандидаты выходили вперед один за другим, друг за другом пили из чаши, и никто пока не превратился в монстра Затем, очень быстро, пришел черед Рагнара. Он вышел вперед, ощущая, как его спину жгут взгляды остальных. Все они смотрели теперь на него, думая, не ему ли предстоит потерпеть неудачу. Все они уже прошли испытание. Они были в безопасности. Он — нет.
Когда юноша шел к алтарю, его поступь была твердой. Он преклонил колени, вознес безмолвную молитву Руссу, а затем поднялся, чтобы взять Чашу Вульфена из рук Ранека. Она оказалась тяжелее, чем Рагнар ожидал. Металл был холодным на ощупь, и руки стало ощутимо покалывать. Конечно, здесь есть магия, подумал он. Грохочущий Кулак поднес потир к губам и на мгновение замер. В его голове вспыхнуло предупреждение, которое он получил, пройдя через Врата Моркаи. Его ненависть к Стрибьорну — не тот ли это изъян, который высвободит зверя внутри него?
Молнией промелькнуло желание бросить чашу, отшвырнуть ее в сторону, словно она превратилась в ядовитую змею в его руках. Если бы эта жидкость разлилась, ему не пришлось бы ее пить, он не смог бы превратиться в монстра. А все остальные — они тоже чувствовали что-то подобное? Явилось ли им искушение отбросить потир? Размышляли они над своими изъянами перед тем, как выпить мед, или такие мысли даже не приходили им в голову?
