В ответ Септим пожал плечами.
— Первый Коготь пообещал, что Легион примет участие в какой-то осаде. Они называют это Виламусом.
— Планета? Вражеский флот? Город-улей?
— У меня не было возможности спросить.
Взгляд Марука вернулся обратно к красивой девушке.
— А таких… людей много?
Септим кивнул.
— Освежевывание плоти — одна из обычных традиций многих культов. Вспомни, так делает даже Легион. Церемониальный плащ лорда Узаса когда-то был королевским семейством какого-то незначительного захолустного мирка, который был разграблен «Заветом».
— Ты имеешь в виду, что плащ когда-то им принадлежал?
— Нет. Он ими был. Впрочем, меняющие кожу довольно заурядный культ. Главным образом мутанты. Избегай их любой ценой.
— Я думал, она хотела…
— Хотела, — живой глаз Септима бросил взгляд на дверь, и слуга поправил серебряное кольцо на пальце. — Но после этого она бы тебя освежевала. Пошли.
Марук последовал за Септимом к дверям. Молодой раб потянулся назад, чтобы распустить хвостик, позволив нечесаным волосам упасть на подбородок и частично скрыть изящную бионику.
— Держи оружие наготове, — произнес он. — Нельзя знать заранее, когда кто-нибудь на нас обидится.
— Ты до сих пор так и не сказал, зачем мы здесь, — прошептал Марук.
— Вот-вот узнаешь.
Октавия вздохнула — после этого ей показалось, будто она стала легче.
Закрыв глаза и откинув голову назад, она выдохнула и словно выпустила наружу месяцы напряжения.
Теплая вода лилась на лицо, щекоча веки, стекая по губам и подбородку приятными ручейками. У нее не было ничего на замену мылу, однако даже это не уменьшало ее энтузиазм. Она терла тело грубой губкой и буквально ощущала, как с кожи слезает грязь от месяцев неряшливости.
Когда «Завет» встал в док и получил свежие запасы воды, заполненные резервуары сняли нагрузку с выработанных очистных систем.
Хотя для этого неожиданно потребовалась смелость, Октавия рискнула глянуть на свое тело. Вопреки ожиданиям, она не походила на чахлое привидение, однако кожа была бледной, а под ней виднелись синие дорожки вен. И все же ей пришлось признать, что чувствует она себя хуже, чем выглядит. Питательная каша, служившая основной пищей на борту корабля, явно была полезнее, чем можно было бы предположить по ее вкусу, напоминавшему наждачную бумагу.
Наморщив нос, она вытащила из пупка небольшую пушинку того же полуночно-синего цвета, как одежда рабов Легиона. "Прелестно".
Тихо рассмеявшись, она смахнула ее прочь.
— Хозяйка? Вы звали?
Октавия, вздрогнув, подняла глаза, инстинктивно прикрывшись руками и пытаясь скрыть наготу от глаз постороннего. Одна рука закрыла обнаженную плоть, а другая взлетела ко лбу, накрыв ладонью все, что было ниже линии волос.
Но неверное зрение, данное генетическим даром, мельком зацепило нечто — проблеск, тень человека или чего-то похожего на него. Она увидела отпечаток его разноцветной души в в мучительно бурлящем повсюду вокруг варпе.
Она поглядела на этого кого-то, прямо на него, пусть даже на мгновение ока, своим истинным глазом.
Слуга, который стоял на краю общего помещения для мытья, издал гортанный, захлебывающийся звук. Он потянулся к горлу трясущимися руками, давясь воздухом, который более не мог вдохнуть. По забинтованному лицу начала двигаться темнота: влажная расползающаяся темнота, исходящая из черных глаз и раскрытого рта слуги. Кровь запятнала грязную ткань за считанные мгновения, залив повязки зловонной краснотой.
Охваченный спазмами, он ударился о стену позади себя, колотясь затылком о сталь. Замотанные руки вцепились в голову, сдирая бинты и открывая поразительно человеческое лицо, ставшее фиолетовым от удушья. С губ старика смрадным потоком хлынула кровавая рвота, забрызгивая влажный пол помещения.
Человек лежал, мыча, подергиваясь и истекая кровью, а на нее все еще лилась теплая вода.
Она сглотнула, не отводя от него человеческих глаз, а в комнату, сгорбившись, вошел другой слуга. Тот не удостоил ее ни единого взгляда и прохромал к умирающему старику, держа в руках потертый дробовик. Он вставил обрезанный ствол в зияющий и извергающий кровь рот старого слуги и нажал на спусковой крючок. Комната на несколько секунд загудела от эха выстрела. Останки старика — а выше шеи очень мало что осталось— осели без движения.
— Это не моя вина, — выдохнула Октавия, испытывая ошеломление, злость и стыд одновременно.
— Я знаю, — сказал Пес. Он повернулся к хозяйке, остановив на ней слепые глаза. Она продолжала испытывать странное нежелание опускать руки. Обе.
— Я велела вам всем ждать снаружи.
— Я это тоже знаю, — Пес дослал патрон с резким «клик-чак». Стреляная гильза зазвенела по грязному полу, дымясь и перекатываясь, пока не остановилась у стены. — Телемаху было очень больно. Я вошел только для того, чтобы это прекратить. Я сейчас уйду, хозяйка.
— Думаю, я закончила… — Она отвернулась от обезглавленного тела и пятна, которое осталось на металлической стене.
Однако она не ушла вместе с Псом. Она осталась в комнате с мертвецом, приложив руки к стене душевой и опустив голову под струю воды. Волосы, которые уже почти достигали локтей, свисали покровом черного бархата.
Раньше ей не доводилось убивать свои глазом. Единственная попытка окончилась неудачей — во время ее пленения много месяцев тому назад, когда Талос уволок ее в новую жизнь, держа рукой за горло. На нее горько-сладкой волной нахлынули все истории, которые она слышала годами. Матросские байки, которые члены экипажа Картана Сина рассказывали друг другу, думая, что она не слышит. Предостерегающие рассказы, передаваемые всем отпрыскам Навис Нобилите во время разностороннего обучения. То, чему ее не обучали учителя, но во что, как оказалось, она поверила после чтения старых семейных записей.
Навигатор не может убить без последствий. Так говорилось в историях.
Кровь моей крови, не дай своей душе запятнать себя подобным деянием. Слова ее отца.
И запись в старинном журнале Мерваллион, более убийственная, чем все остальное: «Каждый смертельный взгляд — маяк для Нерожденных, свет в их тьме».
Она не глядела на тело. В этом не было необходимости. Его спокойная сидячая поза была вытравлена у нее в памяти, выцарапана в сознании с причудливой бесповоротностью.
Пощипывание в горле стало единственным настойчивым предупреждением, в котором она нуждалась — спустя несколько секунд Октавия стояла на коленях, ее рвало в ржавый сливной желоб дневной порцией каши. Слезы смешивались с падающей водой и терялись в потоке, оставаясь тайной для всех, кроме нее самой.
