— Я учу дикарку говорить…
— Разумеется.
Хель повернулась к девушке, оглядела ее сверху вниз. Дикарка замерла. Лицо ее совсем побелело.
— Что это? — спросила Хель, указав на загон.
— Мед-ведь, — отчетливо произнесла девушка.
Хель усмехнулась.
— Хорошо, Зигмунд. Вижу, ваше обучение продвигается.
— Да, мы добились определенных успехов, — торопливо начал Рашер, но Хель остановила его взмахом руки.
— Но вы не ответили на мой вопрос. Что это за концерт?
— Концерт?
— Если я не ошибаюсь, — сказала Хель, сверля Рашера взглядом, — я просила удалить этого человека от работ с моим медведем?
— Да, но… — Рашер не знал, что сказать. Глядя на лицо Хель, он чувствовал себя как человек, который посреди замерзшего озера вдруг услышал треск ломающегося льда.
— Но фрау начальник станции! — послышался голос Йозефа. — Я ж просто… Черныш, он совсем не ел, а под песни он…
— Как я вижу, аппетит у зверя в норме, — перебила его Хель.
Рашер рискнул повернуться. Медведь был единственным, кто никак не отреагировал на появление начальника станции. Уткнувшись мордой в корыто, он усиленно поглощал мясо, заглатывая его огромными кусками.
— Вот видите! — обрадовался «старик». — Всего одна песенка, и он…
— Следуйте за мной, Йозеф. — Хель опустила голову, разглядывая собственные сапоги.
— Но… — подхватив ведро, Йозеф поплелся к выходу из вольера. — Я же…
Вид у него был как у заключенного, идущего на казнь. Рашер заметил, что «старик» обронил гармонику и та осталась лежать на снегу вольера. Оторвавшись от корыта с едой, медведь что-то проревел ему вслед.
— Прости, старик, — тихо сказал Йозеф. — Может, в другой раз?
— Не задерживайтесь, Йозеф, — сказала Хель. — Вы нужны мне для особого дела.
Пальцы совсем окоченели. Двумя руками Аска держала теплую миску, пытаясь хоть немного согреться. Казалось, мороз пробрался ей глубоко под кожу, добрался до самых костей и превратил их в ледышки. Одежда, которую дал ей старый Сигмун, совсем не согревала. Аска могла лишь с тоской вспоминать накидку из лисьего меха, в которой было тепло даже в самые сильные морозы. И двойные мокасины — мехом внутрь и мехом наружу… Все это осталось в Длинном Доме на берегах Большого Озера. Люди же в черных шкурах ничего не смыслили в том, как нужно одеваться зимой.
Девушка сидела на полу, кутаясь в тонкие сырые шкуры. Чтобы было теплее, приходилось укрываться сразу пятью или шестью. Рядом, также кутаясь, сидели Силки, Тайда и Ули. Над головой тихо гудела светящаяся палка, но тепла от нее не было никакого.
— Ну, — голос Силки дрожал от волнения, — у тебя получилось?
— Я не видела у него ножа, — сказала Аска, опустив голову.
Коричневое месиво в миске сегодня выглядело особо противно. К тому же от еды несло тухлятиной. Но выбирать не приходилось — зачерпнув горсть липкого месива, Аска отправила ее в рот.
— Как нет ножа? — растерялась Силки.
Аска пожала плечами.
— Совсем. Ни ножа, ни копья, ни палицы я у него не увидела. Он совсем без оружия ходит.
Девушки переглянулись. Молчаливая Тайда громко и презрительно фыркнула. Синяк, прежде красовавшийся под ее глазом, почти сошел — осталось лишь темное пятно противного желто-зеленого цвета.
— Верно, подруга. — Ули сплюнула под ноги. — Плохой охотник твой мужчина… И старый, и жирный, и ножа у него нет. Такого звери увидят, так со смеху и передохнут.
— Он не мой мужчина! — Лицо Аски вспыхнуло.
— Ну конечно. — Ули состроила гримасу и тут же принялась яростно чесать живот. — Знаем мы про твоего мужчину, уже в ушах звенит — Вим, Вим, Вим… Где он сейчас, твой мужчина то?
— Он придет. — Аска опустила взгляд.
— Придет, придет, да не торопится. Скорей бы уже явился — глядишь, и меня заодно отогреет. А то я тут уже до кишок окоченела…
— Ули! — возмущенно воскликнула Силки.
— Ага, — хмыкнула светловолосая девушка. — Ули — это я. А что, ей жалко? Раз ее Вим такой хороший охотник, его на всех нас хватит… Тебе первой не помешало бы отогреться.
— Молчи! — резко сказала Силки.
Ули тут же изменилась в лице.
— Прости, прости! — запричитала она. — Я не хотела тебя обидеть. А что она? Сама — Вим да Вим, а со старым все равно ходит… Поди, он не такой, как другие. Может, он ей и еду хорошую дает, а мы все своей с ней делимся?
— Я… — Аска чуть не задохнулась от возмущения.
— Он подарил тебе одежду, — принялась загибать пальцы Ули. — Каждый день он куда-то тебя уводит…
— Он учит меня своему языку!
— Да слышали… Учит-учит, а не получит!
Силки тихо кашлянула, и Ули тут же замолчала. Все девушки повернулись к Силки. Хоть и не намного, но та была старше остальных, и потому ее слово было главнее. Но девушка ничего не сказала. Она снова кашлянула, раз, другой, а потом уже не смогла остановиться. Сил хватило лишь на то, чтобы прикрыть рот ладонью.
Кашляла Силки мучительно долго и громко. Миска выпала у нее из рук, глаза блестели от слез. Остальные девушки сидели, боясь дышать. Все они переживали за подругу, хотели ей помочь, но не представляли, что здесь можно сделать.
Наконец Силки остановилась. Когда девушка убрала руку, оказалось, что ее губы и щеки вымазаны кровью. Ладонь тоже была полной крови — Силки вылила ее на пол.
Некоторое время девушка сидела, уставившись под ноги. Каждый вдох давался ей с трудом. Остальные не проронили ни звука.
— Мы должны скорее уходить отсюда, — наконец сказала Силки. — Иначе… Иначе мы перемрем здесь все, как умерла Дука из рода Росомахи и другие… Или они придут и заберут нас туда, откуда не возвращаются.
Тайда зашипела и тряхнула непослушной челкой. Хоть она не сказала ни слова, было ясно, что она полностью поддерживает подругу.
— Уходить? — спросила Аска. — Но куда? Я видела — вокруг этого селения только снег и лед.
— И что с того? — фыркнула Ули. — Лед не вода, ходить по нему можно.
— Но Вим… — начала было Аска
— Вим-Вим, — передразнила ее Ули. — Где он, твой Вим? Что-то он не торопится, пока нас тут…
— Он придет, — сказала Аска и впервые не услышала уверенности в собственном голосе. Вим ведь придет? Надо лишь чуть-чуть подождать… Но прошло уже так много дней…
— Нельзя больше ждать, Аска из племени навси, — сказала Силки. Она все еще сидела, опустив голову, то и дело сплевывая кровавой слюной.
— Ты ж не знаешь, — сказала Ули, поворачиваясь к Аске, — пока ты со своим лысым язык учила, они опять приходили.
— Они… — Аска проглотила вставший поперек горла комок.
— Нет, — сказала Ули. — Они никого не тронули. Твой старик хорошенько их припугнул… Но они еще вернутся, по рожам было видно. Вот тогда они за все и поквитаются. Тайде не жить; ты уж прости, подруга, но больно крепко ты его за руку тяпнула — не любят они такого.
