— А нельзя этого добиться каким-нибудь зельем? — спросил Ханд. — По-моему, есть несколько трав, от которых человек перестает быть самим собой, например, думает, что он медведь. Скажем, капелька сока белладонны, хотя в больших количествах это смертельный яд. Говорят, сок белладонны можно смешать со свиным жиром и растираться этой мазью. От этого людям начинает казаться, что они вышли из своего тела. Есть и другие травы с таким же действием.
— Может быть, — сказал Бранд. — Но ты ведь знаешь, что с нашим берсерком было не так. Он ел то же самое, что и мы, и был вполне безумен еще до еды. Не думаю, что это так уж трудно понять. Некоторые люди любят драться. Я и сам люблю — сейчас, может быть, поменьше, чем когда-то. Но раз ты любишь и привык драться, и у тебя получается, шум и крики тебя возбуждают, ты ощущаешь, как что-то распухает внутри тебя, и в этот момент чувствуешь себя в два раза сильнее и в два раза стремительней, чем обычно, ты начинаешь действовать раньше, чем поймешь, что делаешь. С берсерком бывает нечто похожее, только намного сильнее. И по-моему, до этого доходишь, только если у тебя есть особая причина. Потому что большинство людей, даже в пылу боя, где-то глубоко внутри себя помнят, каково пропустить удар, и что не хочется вернуться из боя калекой, и как выглядят твои друзья, когда ты зарываешь их в могилу. Поэтому они носят доспехи и пользуются щитом. А берсерк все это забывает. Чтобы стать берсерком, нужно, чтобы тебе не хотелось жить. Ты должен ненавидеть себя. Я знавал несколько таких людей — родившихся такими или ставших такими. Мы все знаем причину, почему Кутред ненавидит себя и не хочет жить. Он не может вынести позора из-за того, что с ним сделали. Он счастлив, только когда вымещает это на врагах.
— Ты, значит, думаешь, что и в других берсерках, которых ты знал, тоже были какие-то изъяны, — задумчиво проговорил Шеф. — Но не в их теле.
— Именно так было с Иваром Рагнарссоном, — подтвердил Ханд. — Его прозвали Бескостным из-за его импотенции, он ведь ненавидел женщин. Но с его телом все было в порядке, я сам видел. Он ненавидел женщин за то, чего не мог сделать, а мужчин — за то, что они могут то, чего он не может. Наверное, то же самое и с нашим Кутредом, только его таким сделали, а не сам он стал таким. Меня поразило, как быстро на нем заживают раны. Разрез шел через все бедро и в глубь кости. Но рана не кровоточила, пока я не перевязал ее, и зажила она, будто легкая царапина. Мне надо попытаться попробовать его кровь на вкус, нет ли в ней чего-нибудь необычного, — задумчиво прибавил он.
Бранд и Шеф с легкой тревогой переглянулись. Но тут же забыли обо всем. Дорога, огибая пирамиду камней, резко свернула влево, и за поворотом мир, казалось, раскололся надвое.
Там, далеко внизу, обширную долину окаймляла серебристая водная гладь. Превышающая размерами все горные реки, она, расширяясь, уходила к самому горизонту. Дальнозоркий моряк мог бы разглядеть на ней несколько пятнышек.
— Море, — прошептал Бранд, подаваясь вперед и хватая Шефа за плечо. — Море. И посмотри, там суда стоят на якоре. Это Гула-фьорд, а суда стоят в гавани великого Гула-Тинга. Добраться бы туда — может быть, мой «Морж» уже там. Если его не захватил король Хальвдан. Мне кажется — слишком далеко, конечно, — но я почти уверен, что вон тот крайний корабль и есть мой «Морж».
— Ты же не можешь с расстояния в десять миль отличить один корабль от другого, — усомнился Ханд.
— Шкипер даже в тумане может узнать свой корабль за десять миль, — возразил Бранд. Он ударил пятками по бокам своего усталого пони и пустился вниз по склону. Шеф, подав отряду знак подтянуться, последовал за ним.
* * *
Они догнали Бранда, только когда тот совсем запалил своего усталого пони, и с трудом уговорили его остановиться на ночлег в нескольких милях от Гула-Тинга и гавани. Когда на следующее утро они, кто пешком, кто верхом, приблизились наконец к раскинувшемуся на полмили невдалеке от города скопищу палаток, землянок и шалашей, отравлявших атлантический бриз своими дымами, навстречу им вышла группка людей: не вооруженные воины в расцвете сил, отметил про себя Шеф, это пожилые люди, некоторые даже с седыми бородами. Представители общин из округи, находящейся под властью тинга, и таны или ярлы, которые обеспечивали в ней мир и покой.
— Мы слышали, что вы все грабители и воры, — без лишних предисловий начал один из них. — Если это правда, на вас может напасть и безнаказанно убить любой, кто придет в наш тинг, и у вас здесь нет никаких прав.
— Мы ничего не украли, — сказал Шеф. Это было правдой — он знал, что его люди таскали цыплят на каждом хуторе и без зазрения совести варили баранью похлебку, но он считал, что такие пустяки к делу не относятся. Как сказал Озмод, они бы заплатили за еду, если бы кто-нибудь предложил ее купить.
— Вы украли людей.
— Эти люди были украдены раньше. Они пришли к нам по своей доброй воле — мы их не искали. Если они сами себя освободили, кто может обвинять их?
Люди из Гула-Тинга выглядели сбитыми с толку. Бранд продолжал более примирительным тоном:
— Мы ничего не украли в границах вашего тинга и никоим образом не нарушим его мир и покой. Смотрите, у нас есть серебро. Много серебра и еще золото, — он похлопал по зазвеневшей седельной сумке, указал на браслеты, сиявшие на руках у Шефа и у него самого.
— Вы обещаете не красть трэлей?
— Мы не будем красть и укрывать трэлей, — твердо заявил Бранд, сделав Шефу знак помалкивать. — Но коль скоро любой человек, пришедший в Гула-Тинг или уже находящийся в нем, выдвинет обвинение, что кто-либо из нас является или когда-либо являлся его трэлем, мы выдвинем встречное обвинение в совершенном против закона и справедливости захвате в рабство свободных людей и предъявим иск за все оскорбления, побои, телесные повреждения и прочий ущерб, последовавший в результате этого неправого дела. Потребуем плату' за каждый год, проведенный в рабстве, и за упущенную в этот период законную выгоду. Более того…
Зная о страсти к законности, которую викинги проявляли даже в самых простых делах, Шеф поспешил прервать его.
— Споры в установленном порядке будут решать ратоборцы на земле для поединков, — вставил он.
Норвежские представители нерешительно переглянулись.
— Более того, мы покинем тинг так быстро, как только сможем, — продолжал Бранд.
— Хорошо. Но имейте в виду — если кто-то из вас распустит руки, — старик глянул за плечо Шефа на мрачную фигуру Кутреда, набычившегося в седле, по одной руке его нежно гладила Марта, а по другой Эдтеов, — отвечать будете вы все. Нас тут пятьсот человек, если понадобится, мы справимся со всеми вами.
— Хорошо, — в свою очередь сказал Шеф. — Покажите, где нам остановиться, где брать воду, и позвольте нам покупать еду. И еще мне нужно на один день снять кузницу.
Норвежцы расступились, пропуская маленькую кавалькаду.
* * *
Добрые серебряные пенни короля Альфреда были встречены в тинге с явным одобрением, и через несколько часов Шеф, снова раздетый до пояса и в кожаном фартуке, работал молотом в нанятой вместе с инструментами кузнице. Бранд прямиком отправился в гавань, расположенную в одной миле от лагеря, остальным было приказано отгородить стоянку веревками на столбах и никуда не выходить; рядом с Кутредом все время находилась кучка доброхотов. Его симпатии и антипатии были уже всем прекрасно известны. По какой-то причине он неплохо относился к Удду, видимо, потому, что от маленького человечка не исходило никакой угрозы, и часами мог слушать его занудные разглагольствования о трудностях обработки металлов. Ему нравилась материнская забота женщин постарше и попроще. Любой намек на близость или заигрывание со стороны женщин молодых, и даже их случайные покачивания бедер или мелькнувшие коленки вызывали на его лице смертную муку. Он терпимо относился к слабейшим из рабов и свободных, подчинялся Шефу, фыркал на Бранда, вспыхивал при любом признаке силы или соперничества, выказанном другими мужчинами. Если Карли, молодой, сильный и любимый женщинами, появлялся в поле зрения, Кутред не сводил с него глаз. Заметив это, Шеф приказал Карли держаться от берсерка подальше. Он также приказал Квикке и Озмоду установить дежурство: чтобы два человека с арбалетами следили за Кутред ом неотступно, но незаметно для него. Дисциплинированный берсерк просто неоценим, особенно когда находишься во враждебной стране. К несчастью, дисциплинированных берсерков не бывает.
