К ним топала женщина в одеяниях распорядительницы флотилии, черноволосая старуха с ястребиным носом, из-под капюшона которой виднелось поблескивание аугметических ячеек. Домаса видела в глазах Кьорга ужас перед ней. Наверное, стоит оставить их вдвоем. Она сделала еще один шаг назад.
– О, конечно, я так и знала, что это ты, Кьорг, мелкий зуднелюбивый предатель… – Занти шипела от ярости, каждое слово вылетало изо рта, словно пуля. – Вот как они поняли, что надо послать собственный образец крови, вот как они узнали, что у нас есть свой претендент. Ты им все сказал, да? Это на тебя работает та уродка?
– Я делал то, что должен был, – выдавил Кьорг, пятясь от Занти. – Думаешь, я не знал, какие у вас на меня планы? Думаешь, я не понимал, что мне ничего не светит, когда все ополчились на меня? Игнорировали меня, разговаривали обо мне?
– Ты сам себя игнорировал, бесполезный ты зудень! Если б ты хотя бы подумал о том, чтоб делать свою работу вместо того, чтоб просто сидеть на трудах Хойона… – она замолкла, когда к ней спешно подбежали четверо корабельных бойцов в бело-серо-зеленой одежде. – А, прекрасно, не придется самой пачкать руки. Знаешь, что я думаю, Кьорг? Я думаю оттащить тебя на «Обещание Каллиака» и забрать с собой, чтобы мы могли рассказать…
Угроза унижения перед флотилией сделала то, чего не добились остальные угрозы. Кьорг выбросил перед собой обе руки, и его вычурные кольца вспыхнули энергией. Занти, которая понимала в скрытом оружии, вовремя отскочила, а двоих бойцов, стоявших сзади прочих, защитили визоры. Другие двое полностью ощутили силу заряда и повалились, воя и прижимая руки к лицам. Еще одно кольцо выплюнуло тонкий как игла лазерный луч, который пронзил горло третьего точно под застежкой шлема, и тот, задыхаясь, начал слепо метаться, врезаясь в стены.
Когда Домаса добежала до аппарели «Дротика Омикрона», ее собственный охранник оттолкнул Кьорга в сторону и поднял короткий тупоносый дробомет, который он вытащил из кармана на пояснице. Он совершил ошибку, решив, что главную опасность представляет последний из корабельных бойцов. Пока он прицелился и выстрелил, Занти стиснула пальцами перед своего длинного, до пола, плаща и взмахнула им в стороны. Заплетенная в косу запоминающая проволока в полах плаща на миг скрутилась, а потом яростно хлестнула в обратном направлении, пытаясь вернуться в первоначальную форму, и металлический грузик, вшитый в полу, разбил охраннику коленную чашечку. Когда он пошатнулся и начал падать, Занти снова дернула плащом, и еще один грузик врезался ему меж глаз с такой силой, которую просто не могло породить столь легкое движение. Третий удар пришелся точно в висок Кьоргу, раздался звук, словно яблоко шлепнулось на бетон. Когда оба осели на пол, Занти выхватила дробомет из обмякшей руки охранника, выпалила ему в лицо, проверила боеприпас, навела оружие на голову Кьорга и выпустила в нее весь остаток магазина.
Когда Бехайя выбежала из дверей зала суда, один-два арбитратора резко повернулись, чтобы навести на нее оружие, но большая их часть оставалась сконцентрирована на бойцах Тразелли, с которыми они вели перестрелку. Бехайя сорвала свой тяжелый форменный медальон и отшвырнула его. Раздался треск раздающейся оболочки, затем шипение разворачивающихся волокон – нити из ксенооружия, которое они захватили много лет назад, нити, которые они добыли из странной пушки телепортирующегося воина ценой жизни двух техников, вырвались на свободу.
Они соприкасались и переплетались, и когда Арбитрес пытались отмести их в сторону или оттянуть, они резали, проходя сквозь броню и плоть. Воздух в коридоре вдруг заполнился воплями, алыми каплями и густым запахом крови.
Но трое бойцов уже пали от снарядов «Палач», и пока Бехайя пробежала вперед, еще двоих сбили с ног. Она резко провела рукой по передней части своего одеяния, сорвав с него декоративные пуговицы, и на бегу швырнула их в сторону: пара из них были не заряжены, но остальные взорвались белым пламенем. Двое арбитраторов погибли мгновенно, их руки и лица обратились в пепел, а тела моментально сварились внутри панцирей. Еще трое зашатались и рухнули, когда смертоносный жар высосал весь кислород из их легких. Через несколько секунд крошечные зажигательные гранулы выгорели, и Бехайя побежала дальше, сквозь дым, по крови, запекшейся от жара на полу.
В густой дымке позади нее по-прежнему двигались силуэты, и бойцы начали вести непрерывный огонь на подавление. Она попыталась окликнуть Тразелли, но ее голос затерялся среди выстрелов, уханья пожарной тревоги и грохота заслонок, сработавших от жара и дыма и отрезавших зал суда от коридора.
– Что? Спрячься за мной и говори, Бехайя.
– Я сказала, все пропало. Занти и Кьорг выбрались, и только, нам надо…
Первый снаряд «палач» вылетел из дыма по дуге и попал ей в поясницу. От удара ноги Бехайи подломились, а потом второй снаряд врезался ей в основание шеи, и она замертво повалилась на пол, несуразно раскинув конечности.
Тразелли громко выругался и выпустил очередь в завесу дыма, едва осознавая, сколько выстрелов, яростно рикошетя, проходит мимо него самого. Казалось, прошел час, пока он стрелял, перекатывался и перезаряжался, прежде чем он осознал, что перед ним больше ничего не двигается. Он встал во внезапно затихшем коридоре, трясущимися руками перезарядил оружие и оглянулся на своих уцелевших людей, пытаясь придумать, что теперь делать. Медленно, осторожно обходя трупы, он прошел вперед, и в этот миг двери зала суда снова начали открываться.
Зал суда, крепость Адептус Арбитрес Селена Секундус, Галата
Варрон Фракс начал двигаться к двери за высокой женщиной в сером, когда драка перешла в перестрелку. Он отбежал в сторону и закрывал руками уши, пока Арбитрес не прикончили всех стражников в белых вуалях, которые по неизвестной причине атаковали своих хозяев. Потом он услышал сзади лязг и обернулся: женщина-арбитр с зелеными глазами перемахнула через край кафедры, на миг зависла, держась одной рукой, потом соскользнула по почти отвесной поверхности, приземлилась на пол и перекатилась. На секунду она исчезла из виду за трибуной, на которой стоял Варрон, и потом очутилась рядом с ним. В ее взгляде не было враждебности, но и особой жалости тоже. Все еще глядя на него, она сделала другим Арбитрес жест двигаться к дверям зала, но как только они начали идти, снаружи раздался хор криков, за которым последовал шквал выстрелов и странный низкий рев.
– Встаньте, – сказала Кальпурния. Он так и сделал. Она была ниже ростом, чем он, меньше, чем он думал. Три шрама, идущие вверх от ее левого глаза, вытянулись, когда она нахмурилась.
