В то что он сумел пропасть из Гультяй-Дола не оставив за собой никаких следов, он не верил совершенно. Более менее уже хорошо зная местную публику следопытов, их возможности и умение находить и читать нужные следы, в том что его рано или поздно найдут, был уверен абсолютно. Ему таиться смысла уже не имело никакого. Он стал слишком заметен.
И то, что кто-нибудь из города за ним уже к этому времени наверняка проследил, он был уверен если и не на все сто, то на пятьдесят процентов — точно.
Как не исключал уже и того, что и в этот момент наверняка кто-нибудь чужой тайно наблюдал за ними с окрестных холмов.
Надо было с кем-то договариваться.
И среди всех прочих, ставка на амазонок была выше всех. По одной простой причине. Он сам, своими руками отрезал себе все дороги назад и у него теперь просто не было выбора.
Впрочем, сидеть на попе ровно и ждать когда амазонки наконец-то покажут свой норов и соберутся его пощипать в удобный для себя момент, или, поняв своё эксклюзивное положение, навяжут ему свои условия, Димон тоже не собирался. Вечером первого же дня, по выходу первого обоза с добычей из болот, он дал тайный сигнал держащимся далеко в стороне от лагеря парням с Ягодного. А дальше уже было всё проще.
Утром лагерь полностью был окружён подошедшими за ночь сдвоенными чёрными фургонами, и две сотни пеших егерей со своей полусотней конных амазонок плотно перекрыли все возможные пути побега из лагеря у болот, лишив возчиц с волокуш любой возможности тайного сношения со своими.
Попытки же возчиц вступить в тайный контакт уже с их амазонками, конно-стрелковой группы поддержки, наткнулись на такой жёсткий ответ, что половина из тех, кто вздумал склонять на предательство, надолго выбыла из строя, так и пролежав в импровизированном лазарете всё то время, пока из болот таскали хабар.
Можно было бы, конечно, и вовсе теперь отказаться от их услуг, сославшись на "неправильное поведение", прогнав и конфисковав транспорт с лошадьми, но… всё то же пресловутое "но".
Димон страшно нуждался в союзниках, пусть даже в таких изменчивых.
Даже в три нитки сформированный караван, растягивался в степи на добрую версту и в любой момент мог стать лёгкой добычей при внезапной атаке с любой из сторон. Двухсот егерей с полусотней конной группы поддержки из своих амазонок, для надёжной охраны полутора сотен сдвоенных фургонов и двадцати огромных волокуш, было крайне мало. Так сложилось, что и в этот раз Димон взял много больше, чем мог сохранить. Увезти — мог, сохранить — нет. Хош, не хош, а надо было договариваться с кем-либо. Либо с амазонками, либо с любым другим.
Потому и доводить дело до открытого конфликта Димон с возчицами не стал, клятвенно пообещав справедливый расчёт в конце.
Правда, судя по характерным гримасам на лицах последних, те не шибко-то в его обещания поверили. Однако и саботаж не стали объявлять, внешне согласившись на отложенный расчёт. Что для любого, знающего натуру амазонок, более чем определённо указало, что у тех ещё есть что-то в загашнике. Амазонки явно не собирались упускать из своих изящных ручек что-либо.
Впрочем, мощный гуляй-город из сцепленных цепями чёрных фургонов, гарантировал отряду Димона определённые козыри в будущем. А четыре пулемётных броневика с мортирой, стреляющей шрапнелью, давали им определённую надежду на успех в будущих переговорах.
Оставалось лишь убедить в том самих амазонок, и тогда можно было спокойно двигаться к реке.
Встречи на марше…*
— О-ля-ля! Вот так сюрприз.
Правая из двух крепких немолодых амазонок, на рослых мощных конях, первыми выехавших на вершину невысокого степного холма, небрежно указала на виднеющуюся далеко впереди их нынешнюю цель.
По какой-то причине остановившийся посреди равнины большой, вытянувшийся в три нитки чуть ли не на целую версту обоз стоял неподвижно, а собравшиеся в одной его стороне толпы мужиков увлечённо с чем-то там возились.
Чем они были там заняты, отсюда, с вершины холма видно было плохо, но судя по матюгам и энтузиазму, возни там было надолго.
— А мы-то всё гадали, какую такую пакость наш дорогой Ляксаныч нам устроит. Вот она, любуйтесь, — снова махнула первая амазонка рукой. — Прошу любить и жаловать.
Мощный гуляй-город, в который сдвоенные высокие чёрные фургоны по бокам превратили обычный степной обоз, навевал самые неприятные мысли.
— Так сколько ты там говорила у него бойцов в отряде? — насмешливо повернулась первая амазонка к подруге. — Десяток? Полтора? Говорила я тебе, бестолочь, что что-то здесь не так. На полтора десятка своих людей взял два десятка волокуш и двадцать возчиц. Дура я дура, старая, — с сожалением покачала она головой. — Дважды два не сложить. Совсем из ума выжила старая перечница.
Вот, — с насмешкой махнула она рукой вниз, в сторону длинной вереницы чёрных высоких фургонов. — Тебе не кажется подруга, — усмехнулась она, — что со времени нашего с Димой последнего разговора количество его людей резко увеличилось? Зуб на холодец конечно дам, но там нас наверняка с нетерпением ждут не менее двух сотен бойцов. А то и все три.
Глянь! Нет, нет, ты только глянь, подруга, сколько тут собралось этих их чёртовых чёрных фургонов. Ой-ё-ёй, — покачала она головой. — Когда же это Ляксаныч то наш подсуетился, прохвост. И ведь всё время же был под наблюдением. А я-то всё, дура, голову ломала. Как это он добро-то всё своё утащит? Неужто на одних наших волокушах? И как же это он умудрится то?
А оно вона что. Фургоны свои чёрные пригнал.
Ох же дура я, дура, — покачала она головой. — Это же просто. Могла б и сразу догадаться.
Хитёр, мужик, — зло прошептала она. — Ох, хитёр….
Глянь ка, Мара, на те гробики на колёсах. Ничего не напоминает? — внезапно помрачнела она. — Пара спереди, и пара сзади. Напрягись, вспомни.
— Надо было брать не две, а пять сотен, — раздражённо отозвалась подруга. — Говорила я тебе, Светик, что трёх сотен мало. Пять надо было сотен брать, пять!
— Ты, подруга не туда смотришь.
— Куда, по-твоему, я должна смотреть? — буквально взорвалась вторая.
— На этот гуляй-город смотри, — жёстко отрезала первая. — Вон на те четыре гробика в первой линии смотри. Знаешь, что это такое?
Пневматические пулемёты левобережцев, провались они пропадом, — мрачно констатировала она. — Всё. Выскользнул, подлец. Теперь его уж не принудишь.
— Это то что они называют тачанками? — раздражённо поинтересовалась вторая, понемногу успокаиваясь.
— Это то, что у них называется пулемётный броневик, — холодно отрезала Светик, бросив презрительный взгляд на подругу. — Пневматика! И ей что три, что твои пять сотен одно…, - запнулась она, не желая материться, — … одинаково. Вся разница — возни больше трупы закапывать.
