— Надо добраться до места катастрофы, — предлагает Головко. — И взять след.
— Согласен, но для успешной охоты мы должны понимать свою дичь, — говорит Нагасена. — Мы преследуем астропата и семерых космодесантников. Хотел бы я знать, почему их только семь? Почему при побеге они не освободили всех остальных?
— Разве это важно? — спрашивает Сатурналий. — Семь предателей на Терре — это уже слишком много.
— Важно все, — заявляет Нагасена. — Были освобождены воины только тех легионов, которые перешли на сторону Хоруса. Я уверен, что Атхарва встал во главе этой группы, а он знает достаточно, чтобы понимать, кто из заключенных пойдет за ним. Тогда возникает вопрос: почему побег организовал Астартес из Тысячи Сынов? Его легион до сих пор считается верным Трону, разве не так?
Сатурналий, стиснув древко алебарды обеими руками, шагает вперед.
— Нет, это не так.
Хирико и Дийос удивленно ахают, и даже Картоно резко втягивает воздух.
— Не потрудитесь ли это объяснить? — спрашивает Нагасена.
— Император во всеуслышание осудил Тысячу Сынов и их примарха, — говорит Сатурналий. — И мои братья кустодии совместно с Руссом и его воинами уже приближаются к Просперо. Примарх Магнус должен быть доставлен на Терру в цепях.
— Почему? — спрашивает Нагасена.
— Потому что он нарушил Никейский эдикт и воспользовался колдовством, лично запрещенным Императором, — поясняет Сатурналий. — Сам Вальдор обнажил оружие.
— В таком случае Магнусу повезет, если он покинет Просперо живым, — говорит Нагасена и видит, что Сатурналий не знает, оскорбил ли он Кустодиев или нет.
— Мы зря теряем время, — напоминает им Головко. — Я за тридцать минут могу наводнить Город Просителей Черными Часовыми. Мы разнесем в клочья эту чертову дыру, разберем по кирпичику все до последнего дома и отыщем беглецов.
Нагасена качает головой. Бесцеремонность Головко уже начинает его раздражать.
— Максим, выбери три десятка своих лучших людей, — говорит он. — Большее количество нам будет только мешать.
— Тридцать? Ты ведь видел, как сильно они нас помяли при первом столкновении.
— На этот раз все будет иначе, — обещает Нагасена.
— Как это?
— Сейчас им придется выбирать между жизнью и смертью, — говорит он.
Часом раньше Кай Зулан с мучительной болью очнулся в горящем стальном гробу. Казалось, что у него исковеркано все тело, а какая-то тяжесть на груди не дает вдохнуть. Слабый ветерок дохнул на него едким дымом, и Кай закашлялся, а потом среди рева пламени услышал скрежет искореженного металла и треск искр, рассыпаемых оборванными кабелями.
Он повернул голову, чтобы осмотреться, но даже это малое усилие заставило его поморщиться от боли.
Кабина катера сплющилась от удара и теперь представляла собой овальную трубу, пронизанную обломками металлических стоек и увешанную гофрированными трубами, из которых с шипением выходил газ или сочилась жидкость гидравлических систем. Атхарва лежал рядом с ним, и Кай понял, что это его рука лежит у него на груди и прижимает к земле.
Сквозь клубы дыма в кабину проникал свет, фюзеляж катера был полностью оторван, и Кай удивился, как ему удалось выжить после такого ужасного удара. Напротив него из обломков поднялась голова с грязно-белыми волосами.
— Так вот как Пожиратели Миров представляют себе посадку, — пробормотал Аргент Кирон.
В передней части катера из-под груды оторванных панелей выбрался почерневший силуэт.
— Всякая посадка хороша, если ты можешь сойти на землю на своих ногах, — с широкой ухмылкой заявил Ашубха.
Каю даже показалось, что крушение катера доставило ему удовольствие.
— А если ты можешь только ползти? — спросил Шубха, поднимаясь на колени и сплевывая осколки зубов.
— Главное, что жив, — заметил Тагоре.
Он вытер кровь с многочисленных царапин на груди и размазал ее по лицу и плечам, словно нанося ритуальную боевую раскраску. Кай попытался освободиться от руки Атхарвы, но был еще слишком слаб, а рука Астартес слишком тяжела. Над ним нависла фигура Севериана. Волк разглядывал Кая с таким видом, словно перед ним был угодивший в капкан зверек.
— Меня придавило, — пожаловался Кай.
Севериан сдвинул руку Атхарвы с его груди и отошел, прежде чем Кай успел его поблагодарить. Движение потревожило Атхарву, и он со стоном перевернулся на бок. Его лицо и руки были покрыты уже свернувшейся кровью, а из раны в боку Астартес выдернул осколок металла величиной с хороший кинжал.
Неожиданный возглас так испугал Кая, что он подпрыгнул и стукнулся головой в смятую стенку. Он увидел, что Кирон стоит на коленях рядом с длинной трещиной в корпусе катера, образовавшейся то ли при взрыве ракеты, то ли при ударе о землю. Сквозь заваленный обломками отсек Кай стал пробираться к свету и наткнулся на Джитию, лежащего в луже собственной крови с торчащими из живота и груди обломками металла.
— Похоже, что Голиаф говорил правду, — произнес Шубха. — Он может умереть.
— Не смей так говорить! — злобно бросил ему Кирон.
Севериан присел рядом с воином Гвардии Смерти и осмотрел кровавую мешанину его внутренностей.
— Рана смертельная, — сказал он. — Нам придется его оставить.
— Он прав, — с болезненной гримасой произнес Джития.
— Я его не брошу, — возмутился Кирон.
— Я знал, что рана смертельная, — заговорил Астартес Гвардии Смерти. — Я умру, но не оставляйте меня этим проклятым охотникам.
— Мы никого не оставляем охотникам, — согласился Тагоре.
Эти сентиментальные слова из уст Пожирателя Миров удивили Кая. Судя по доходившим до него слухам, воины Ангрона были жестокими убийцами, не знающими сострадания и жалости. Трудно было поверить, что воин столь грозного вида способен на милосердие, но сталь в голосе Тагоре исключала вероятность каких бы то ни было возражений.
Севериан тоже это понял и в знак согласия пожал плечами.
— Тогда придется снять его с этих железных кольев, — сказал он.
— Давайте его поднимем, — согласился Тагоре и махнул рукой близнецам.
Когда Шубха и Ашубха наклонились над Джитией, Кай отвернулся.
— Сделайте это быстро, Пожиратели Миров, — попросил Джития.
— Не беспокойся за нас, — сказал ему Шубха. — Думай о себе.
Кай зажал уши руками, но все равно услышал ужасный скрип металла по кости и жуткие всхлипы израненной плоти. Пожирателям Миров пришлось напрячь все силы, чтобы сдернуть тело Джитии с обломков стоек, но, к чести Астартес Гвардии Смерти, с его губ сорвался только сдавленный стон.
