Амая... (ну, ладно, это почти нормальное имя, пусть даже вызывает нездоровые ассоциации! На счёт Наоми молчу, ибо о своей настоящей спасительнице невозможно отзываться плохо) Амая, ровесница Маньячки, была какая-то странная. Просто удивительно белокожая для своей расы. И слишком светлоглазая. Молчаливо поглядывала на нас из под своей чёрной чёлки, и глаза в закатном солнце поблёскивали оранжевым. Ощущение странности не оставило, даже когда я списал необычную внешность на мутацию со славянскими генами. Они и в тритыщелохматом поколении проявляться будут, не то что в третьем.
Паранойя оживилась, найдя благодатную почву и вгрызлась, не замечая вялых отбрыкиваний.
После ритуала приветствия и знакомства, изрядно сдобренного комментариями Мани, невольно ставшей переводчиком, пустой желудок опять изволил напомнить о себе. Когда Наоми строго отослала всё семейство прочь, а нас с Маней повела в каюту, стало понятно, кто здесь главный. Амая увязалась за нами. Паранойя радостно оскалилась четырьмя рядами острых зубов.
Сметая бутерброды подчистую со стола и запивая то ли чаем, то ли ещё каким-то напитком (вкус был странный), я не переставал вертеть в голове одну мысль. А именно -- как мы отсюда смоемся? Способов была целая куча. Разных. И все неприемлемые.
-- Они знают, что я тёмный? -- спросил я, покосившись на белобрысую Маньячку.
-- Когда ты ругался, рычал и скалился во все клыки в бреду, это трудно было не понять, -- усмехнулась она.
Вечно клыки выдают. Ну да и ладно, зато не будет лишних вопросов.
-- Сколько я был без сознания?
-- Да почти сутки...
....! Сутки!.. И в пути... сколько там получилось? Ночь, сутки в "боевом режиме", потом шторм... сколько он длился? Тоже до глубокой ночи. И сейчас близился вечер. Интересно, с какой скоростью я в "боевом режиме" летаю? Что-то быстро мы на японскую яхту наткнулись.
Судя по направлению, кораблик пока что плыл в ту сторону, которая нам нужна. Значит, пока можно не очень сильно дёргаться. А заняться тем, что откладывать больше нельзя.
-- Маня, спроси у Наоми, знает ли она, что должны делать тёмные, после того, что было со мной, -- сказал я, внимательно глядя в глаза хозяйки яхты.
Маньячка перевела и женщина медленно кивнула, не отрывая от меня своего взгляда.
-- Спроси, насколько Рийо хороший боец.
В ответ японка произнесла какую-то фразу, из которой я различил только "Рийо" и "Кеншин".
-- Она говорит, что Рийо превосходный воин, но мечом Кеншин владеет лучше, -- перевела моя подруга и добавила явно от себя: -- Имя Кеншин означает Сердце Меча.
Что ж... похож. Я поднялся. Наоми приподняла бровь, задавая недвусмысленный вопрос. Я решительно кивнул. Она вышла впереди меня и подозвав сына, объяснила, что от него требуется. Кеншин поглядел на меня сверху вниз и эдак снисходительно улыбнулся. Это ты зря... Не удержавшись, состроил невинно-наивную мину, после чего этот "Сердце Меча" окончательно уверился, что я полный лох и меч использую только чтобы картошку чистить в нарядах на кухне. Его мать, которая, изучив моё с виду очень безобидное телосложение и видев ладони в специфических мозолях, не могла не знать, как на самом деле не прав её старший сын, но только ехидно прищурилась.
Кеншин принёс две катаны и одну протянул мне. Ух ты, классический самурайский меч! Только тупой. Тренировочный видать. Я с сомнением взвесил в руке предложенное оружие. Лёгкий. Гораздо легче моего фламберга и короче. Но может и не стоит сейчас таскать эту боевую тяжесть? Тем более что даже частичной трансформации не будет, а мой фламберг -- оружие очень тяжёлое. Решено, помахаю катаной!
Сомнение на моём лице было истолковано нынешним противником по-своему и не к моей чести. Ну-ну, лыбься дальше. Я тебя за каждый снисходительный взгляд ответить заставлю. Развернув ладонью вверх левую руку, попросил дагу. Парень меня понял, удивился, но притащил из каюты две даги. Сорок пять сантиметров и весьма непривычной конструкции. Моя растерянность и неловкие попытки приспособить это под левую руку опять были истолкованы неверно.
Все собрались посмотреть на этот бой, оставив дела. С Маниной подачи уже заключались пари. Причём, мне кажется, и Наоми поставила на мою победу.
И всё же перед началом боя я решил приятно удивить противника, поклонившись и поприветствовав его по всем самурайским правилам. Этому тоже учат в Академии.
Уже после этого противнику стоило бы задуматься. Но не удосужился. Что ж, не буду разочаровывать, поиграю в неловкость!
Кеншин атаковал первым. Самым простым приёмом, направив удар сверху вниз под углом в шестьдесят пять градусов. Отбив удар я специально оступился, спустив его катану не только по моему мечу, но и отпихнув дагой. Испуганно моргнуть, поглядеть с опаской...
Японец лениво атаковал, я так же лениво отбивался, изображая полную неспособность владеть холодным оружием. Минут через пять меч перестал быть чужим в руке, а мышцы достаточно разогрелись. Теперь можно и по-другому поиграть.
Словив сильный и точный удар голой пяткой в колено, отбросивший его на несколько шагов, противник посмотрел на меня с недоумением. И получил небрежный поклон, скрывший пакостную улыбочку. Когда бой возобновился, я начал втихаря издеваться над несчастной жертвой. Стиль "этот неловкий невинный мальчик наносит удачные удары только чудом" был опробован мною не впервые. Мои пинки и безобидные, но болезненные удары всегда достигавшие цели так, что это выглядело абсолютной случайностью (не забывать нужные эмоции рисовать на лице!) доставили этому... снисходительному... немало неприятных мгновений. Но получив рукоятью даги в зубы он почему-то обиделся. Да не сильно же я стукнул... зубы не выбил, челюсть на месте.
Сплюнув кровь, встал и что-то мне яростно высказал.
-- Кеншин требует, чтобы ты прекратил вводить его в заблуждение и сказал, что так притворяться и обманывать недостойно самурая! -- расшифровала Маньячка.
-- Скажи ему, что я не самурай, а подлый и бесчестный тёмный, -- хмыкнул я. -- А за свою невнимательность надо платить. А ещё первым впечатлениям нельзя доверять.
Она сказала. Кеншин разозлился. Показал себя во всей красе. И я целых полчаса развлекался с полной выкладкой! И даже получил пять... ну, ладно, шесть ощутимых тычков и ударов!
Самурай бился со всем мастерством, на которое был способен, я смог оценить и скорость реакции, редко доступную человеку, точность и силу наносимых ударов, ловкость противника. Кеншин тихо рычал и откровенно был зол. А я хохотал и пел боевые марши, прыгая по палубе, легко балансируя на бортике и взмывая ввысь полётным прыжком. Издеваться над этим человеком было истинным удовольствием! Такой ожидаемо самоуверенный! Но хорош как воин, не могу не признать.
