— Ближний бой, брат! — передал по воксу Красная Шкура, перейдя на спринт и бросившись за ним.
Кулак Хель резко пригнулся, уходя от удара приблизившегося рубрикатора, после чего отпрыгнул назад и задействовал свой клинок. Окутанные разрушительными полями лезвия столкнулись, выбросив взрыв скрученной энергии, прежде чем мечи отвели назад.
— Отбросы, — презрительно выпалил Кулак Хель.
В его голосе был странная интонация, скрежещущая и насыщенная кровью.
К этому времени Красная Шкура приблизился на расстояние руки, его меч вибрировал, а болт-пистолет стучал. В этом бою не было смертных. Кровавые Когти Россека делали то же, что и всегда, сражаясь с остервенением, наслаждаясь высвобожденным исполнением их желания убивать, держа Моркаи на расстоянии укуса. Предатели смело встретили их, парируя и нанося удары, ожидая удобного случая и пользуясь им с холодным мастерством, двигаясь дальше. Обе стороны с головой ушли в бой, сцепившись в битве, которая сохранит текущее положение либо сдвинет его с мертвой точки.
Предатель сумел ударить кулаком в лицо Кулака Хель, отправив его на землю. Красная Шкура выстрелил из пистолета, отбросив рубрикатора на несколько шагов в пелене взрывающихся снарядов.
— Небрежно, брат, — усмехнулся он по радиосвязи, развернувшись, чтобы встретить новую угрозу. — Теряешь хватку?
Кулак Хель не ответил. Красная Шкура вскоре вступил в рукопашный бой с другим предателем, и не мог оглянуться, чтобы проверить брата.
Кулак Хель не был так сильно ранен. Что не так?
Следующий рубрикатор вошел в контакт, всего один из дюжин, столпившихся в узком проходе.
— Предательские отбросы! — заревел Красная Шкура и нанос удар цепным мечом, целясь в брешь под правым наплечником.
Рубрикатор отступил, позволив жужжащим зубьям пройти мимо, после чего ударил своим мечом. Движения обоих воинов были завораживающе быстрыми, каждое стремилось к завершению, каждое было способно пробить адамантий. Красная Шкура наступал, в крови пульсировало желание убивать. Удары следовали один за другим, звеня о керамит и отражаясь.
Теперь у него был темп. Предатель хорошо сражался, но его вес был перенесен на отведенную назад ногу. Красная Шкура сделал ложный выпад влево, затем поднял клинки вверх и скрестил их, целясь под толстый нагрудник рубрикатора.
Он сделал бы это. Цепной меч вонзился бы глубоко, пробив броню и войдя в пустую оболочку за ней. Он убил бы очередную жертву, а дисплей шлема внес бы очередную руну рядом с дюжиной, которые там уже были.
Ему помешали, не враг, не взрыв из дальнобойного оружия, но Кулак Хель. Кровавый Коготь бросился между сражающимися воинами, врезался в рубрикатора и покатился по земле вместе с ним. В скорости этого маневра было что-то странное и тревожащее. Прежде чем Красная Шкура среагировал, Кулак Хель вскочил на ноги, вонзил Даусвьер в шею жертвы, вытащил его, схватил шлем пораженного предателя силовым кулаком и оторвал его.
Его движения были ужасающими, как ускоренные перемещения из кошмара. Кулак Хель больше не говорил, больше не шутил по связи. Когда Красная Шкура отступил, внимательно наблюдая за приближающимися целями, он услышал низкий, гортанный хрип.
— Брат… — начал Красная Шкура, почувствовав холод.
Кулак Хель не слушал. Он сражался. Сражался так, как никогда раньше, даже на дорогах. Рубрикаторы напали на него и были разорваны на части. Буквально разорваны на части. Конечности Кулака Хель превратились в серые пятна, разрывающие доспехи, словно те были из кожи, пробивая их и отбрасывая в сторону. Он ворвался в наступающие ряды врагов, как хищник, выпущенный в стадо медленно бредущих травоядных, поглощенный одной мыслью — убить столько, сколько сможет.
— Кир! — закричал Красная Шкура, видя, как его брат все больше отрывается от строя.
Ни один из Когтей не мог последовать за ним так далеко. Если бы они так поступили, то были бы перебиты рубрикаторами, оставшись без прикрытия стационарных орудий и вспомогательных отделений кэрлов. Кулак Хель шел к своей смерти.
Красная Шкура бросился к нему. Он не стал бы стоять и смотреть. Кровавый Коготь врезался в приблизившегося рубрикатора, вкладывая всю возможную силу в каждый удар и чувствуя разочарование от того, что не мог просто отшвырнуть его плечом, как Кулак Хель. Он сражался со всем умением его длительной подготовки, но этого было недостаточно.
Они были окружены. Кулак Хель проклял себя.
Тогда, и только тогда по связи пришли эти слова. Они были произнесены невнятно, словно пьяница пытался вспомнить речь. В них было немного от прежнего, почти исчезнувшего голоса Кулака Хель. Флегматичные тона, искаженные смесью рычания и слюновыделения, подходили больше зверю, чем человеку.
— Уходи, брат, — раздался рычащий, задыхающийся голос. — Я не смогу защитить тебя.
Защитить меня?
И тогда Красная Шкура понял. Кулак Хель убивал все, что приближалось к нему. Он зашел слишком далеко, и пути назад не было. Даже Россек не смог бы остановить его. Волк овладел Кулаком Хель, забрал его в свои темные объятья и уничтожил то, что осталось от его прежней человечности.
Красная Шкура, в конце концов, убил своего врага, но за ним последовало другие. Кулак Хель был теперь глубоко в боевых порядках противника, по-прежнему сражаясь как демон, по-прежнему разрезая их на части, как берсеркер из легенд.
Он не мог пойти за ним. Никто не мог пойти этим путем, пока Волк не выберет и его тоже. Кулак Хель был покойником, хотя в своей смертельной агонии он убьет больше, чем многие из его братьев за всю жизнь.
В глазах Красной Шкуры стояли слезы гнева. Они сражались вместе с самого начала, с полузабытых дней на льду, с тех пор, как волчьи жрецы впервые пришли за ними, чтобы превратить в бессмертных. Они вместе прошли испытания, вместе изучили путь Волков, вместе упивались убийством. Недолгое время, такое недолгое время, казалось, нет силы в галактике, которая сможет сравниться с необузданной мощью их объединенных клинков.
Я не мог пойти за тобой. Слишком медленный. Кровь Русса, я был слишком медленным.
Затем Красная Шкура завыл, воем гнева и утраты, всепоглощающим пронзительным потоком чистой ярости и страдания. На краткий миг он заглушил звуки и эхо стрельбы, и его ужасающий вопль разнесся по длинным туннелям Этта. Проперинские солдаты отвлеклись от боя, подумав, что ожил какой-то демон Клыка, чтобы утащить их во тьму. Даже кэрлы, посвященные в ритуалы и обычаи горы, почувствовали, как стынет их кровь.
Они знали, что значит этот крик. Пришел Волк и забрал одного из них.
