Но Курц сражался не так. Его движения, настолько быстрые и резкие, что за ними невозможно было уследить, чередовались мгновениями пугающей неподвижности. И каждый миг бездействия длился ровно столько, чтобы зритель мог убедиться в его реальности — после чего хохочущий убийца вновь начинал свою смертоносную рваную пляску.
Таким был отец Севатара в первые годы после того, как принял на себя мантию примарха. Костлявое существо с ввалившимися щеками и глазами, чье тело питала неизвестная сила. Она разжигала искры в его глазах — предвестниц темного пламени. По плечам его рассыпались длинные черные волосы, омываемые лишь пролитой кровью врагов, и ничем другим. Его улыбка обнажала жуткий оскал заточенных зубов между двух мертвенно-белых, тонких, как нити, губ. Севатар видел, как Курц сражался с Кораксом на смертных полях Исстваана-V, когда примарх Гвардии Ворона был измотан многочасовым боем и сломлен осознанием того, что их предали. Он дважды видел Курца в поединке со Львом. В первый раз в пыли у подножия их крепости на далекой Тсагуальсе, и второй, всего лишь несколько недель назад — тот бой под проливным дождем никому не нужного мира длился меньше шестидесяти секунд.
И здесь, впервые за все это время, его отец вступил в честный поединок. Он не бил ниже пояса, не бросался на ослабевшего или деморализованного противника и не нападал из засады, воспользовавшись преимуществом неожиданности.
Движения Льва были экономными и хирургически отточенными: ни одна мышца не сокращалась впустую, каждый выпад и защита были доведены до совершенства, без лишней дерзости и желания покрасоваться. Курц, дергаясь, словно марионетка на нитях, кромсал воздух когтистыми руками. Каждое лезвие на секунду блокировало длинный клинок противника, а в следующую уже ускользало.
Гудение молота-метеора Рушаля вернуло Севатара к реальности. Он оторвал взгляд от искрящихся божеств, пытающихся прикончить друг друга на платформе наверху. Ворон раскрутил свой цеп над головой, как лопасть пропеллера. Наполненный электричеством воздух трещал. Кровь шипела на железном шаре, свисающем с конца цепи — она сгорала в энергетическом поле оружия, испаряясь вонючим облаком.
Ворон поднял свободную руку, указывая на что-то. Из двадцати коридоров, открывающихся в этот проходной зал с цепями на потолке и высокими мостиками, продолжали выбегать воины в такой же, как у него, черной броне.
Севатар перевалился через перила и спрыгнул на нижний уровень. Он угодил прямо в гущу боя, где несколько его братьев-терминаторов сражались с превосходящими их числом Темными Ангелами. Первый противник тут же упал, обезглавленный единственным ударом цепной глефы первого капитана. Второй потерял руку, а затем и большую часть лица. Третий и четвертый рухнули на колени — Севатар вспорол им животы одним широким круговым движением.
Это происходило вновь. Был ли он быстрее других, или они были медленней? Каждый враг выдавал себя какой-то малостью. Он видел, как чуть заметно напрягаются сочленения доспехов, предупреждая о следующем ударе. Севатар парировал с легкостью солдата, предвидящего каждый выпад противников, и бил прежде, чем те успевали ответить.
Нет, это не просто происходило вновь — это было хуже, чем раньше. Или… лучше? Молочная кислота обжигала мышцы, и давление за глазами грозило взорвать череп, но с каждым биением сердца окружающие двигались все медленней и медленней. Он блокировал удар цепного меча древком глефы, крутанулся на месте, сжав зубы, вогнал наконечник копья в грудь паладина в белом плаще — и у него еще осталось время, чтобы развернуться и перехватить следующий удар первого противника. Он успел заметить, как тот слегка сместил центр тяжести, и это позволило точно определить направление грядущей атаки. Севатар насадил Ангела на копье еще до начала движения. Стоя лицом к лицу с умирающим, он смотрел, как цепная глефа прогрызает дорогу сквозь его внутренности.
По его ретинальному дисплею поползла чернота. Прошло несколько секунд, прежде чем первый капитан понял, что виной не текущая со лба кровь. У него действительно потемнело в глазах. Что-то взорвалось в его черепе, лопнуло, как наполненный жидкостью волдырь. Его жизненные показатели на глазных линзах задергались не хуже бьющегося в бешенстве примарха.
Он слышал, как братья выкрикивают его имя. Они решили, что капитан ранен, и, возможно, были недалеки от истины.
Предостережение Треза вспыхнуло перед глазами, словно выжженное в его собственной плоти, а не вынырнувшее из памяти.
«Это может убить тебя, Яго».
«У тебя хватит на это сил, но не умения».
«Обратного пути не будет. Если ты высвободишь дар, о котором так долго старался забыть… Некоторые двери закрыть нельзя».
Пошатнувшись, он рухнул на одно колено — успев при этом подрубить ноги ближайшему Темному Ангелу. Воин вскрикнул и умер в следующую секунду, когда глефа Севатара пронзила его грудь.
«Возможно, и я умираю», — подумал первый капитан и расхохотался.
— Вальзен! — вопил кто-то неподалеку. — Вальзен, Севатар упал! Апотекарий!
Повернув голову, Севатар увидел стоящего над ним Рушаля, стража в черном. Ворон раскрутил молот-метеор. Шар полетел по дуге, завершившейся вспышкой смертоносного света и разбитым шлемом еще одного Ангела.
Воин Первого легиона беззвучно упал на палубу, потому что звук вообще исчез. Молот-метеор Рушаля больше не гремел при каждом ударе. Цепочки жизненных показателей Севатара на дисплее больше не сопровождались тревожным писком. В его мире больше не было грохота ботинок, взрывов болтерных снарядов и скрежета доспехов. Странным образом, там воцарился покой.
Севатара стошнило в шлем. Ему пришлось давиться собственной желчью, потому что он никак не мог перестать смеяться.
А затем он вновь очутился дома.
Дома. В ночном городе. На крыше, куда приходил прятаться.
Значит, мир без солнца все-таки не сгорел в напрасной и бессмысленной ярости примарха. Он был дома, и в облаках над ним собирался дождь — предвестник настоящей грозы. В висках давило так же, как когда он был ребенком: давление нарастало и грозило выплеснуться припадком, оставив после себя тошноту и дрожь.
«Еда, еда, еда», — кричали они.
Он обернулся к ним, клюющим рокритовую крышу. Их драные перья ворошил ветер.
«Мальчик, мальчик, мальчик, — прокаркали они. — Еда, еда, еда. Сейчас, сейчас, сейчас».
Яго сунул руку в карман и вытащил горсть хлебных крошек.
«Вот, — сказал он воронам. — Еда на сегодня».
