— Возможно, но это убийство на другой раз, — сказал Русс. — Лучше направить пушки моего флота на самого Гора.
— Итак, ты твердо нацелен на это?
— Как проклятый ледолаз brodirgrata обречен следовать за дурной звездой.
— Дорн предпочел бы, чтоб ты остался, — произнес Малкадор, передавая Руссу красные фигуры. — Тебе известно, что Терра стала бы сильнее с Великим Волком, лежащим в ожидании, оскалив клыки и наточив когти.
— Если я так нужен Рогалу, пусть сам попросит.
— Сейчас он отсутствует.
— Я знаю, где он, — сказал Русс. — Думаешь, я пробивался назад от Алакса и не оставил в тени бесшумных охотников, чтобы посмотреть, кто следует за мной? Мне известно о вторгшемся корабле, и я видел, как люди Рогала его захватили.
— Рогал гордый, — произнес Малкадор. — Но я — нет. Останься, Леман. Расставь своих волков на стенах Терры.
Волчий Король покачал головой.
— Я не создан для ожидания, Сигиллит. Я плохо сражаюсь из-под прикрытия камня, выжидая, пока враг попытается выбить меня. Я палач, а палач наносит первый удар: смертельный взмах, который завершает спор еще до его начала.
Малкадор кивнул. Он подозревал, что ответ Русса будет именно таким, но все равно должен был предложить альтернативу. Он поднял взгляд к вершине купола, где далекие восходящие ветры гнали облака. Прорицатель или астромант могли бы разгадать в их очертаниях знамения и знаки, но Малкадор видел только облака.
— Позвали изгнанного щенка? — спросил Русс, откидываясь назад и допивая вино, будто воду.
Малкадор снова посмотрел на Русса.
— Друг мой, не следует его так называть. Он столкнулся с решением Магистра Войны предать Императора, и отказался ему следовать. Не нужно недооценивать подобную силу характера. Силу, которую по отдельности не проявило множество прочих.
Русс кивнул, уступая, и Малкадор продолжил.
— Челнок из цитадели Сомнус прибыл на виллу Ясу этим утром. Пока мы беседуем, он приближается к Гегемону.
— И ты все еще веришь, что он лучший?
— Лучший? — переспросил Малкадор. — Сложно определить. Несомненно, у него уникальный дар, но лучший ли он? Лучший в чем? Лучший боец, лучший стрелок, лучшее сердце? Не знаю, лучший ли он, но он тебя не подведет.
Русс тяжело, по-звериному вздохнул.
— Я читал разовые планшеты, которые ты мне дал, и они не успокаивают. Когда Натаниэль Гарро нашел его, он был обезумевшим убийцей, губителем невинных.
— Чудо, что он вообще пережил резню.
— Да, может и так, — произнес Русс.
— Поверь мне, Леман, этот с нами столь же твердо, как и все, кого я встречал.
— А если ты ошибаешься? — спросил Русс, наклоняясь над доской и роняя собственного короля. — Что если он вернется к Магистру Войны? То, что он видел и делал. То, что он знает. Даже если он так верен, как ты считаешь, ты не можешь знать, что случится, когда он войдет во чрево зверя. Тебе известно, как много от этого зависит.
— Прекрасно известно, старый друг, — произнес Малкадор. — Твоя жизнь, жизнь Императора. Возможно, жизни всех нас. Император создал тебя для ужасной, однако необходимой цели. Если кто и сможет остановить Гора, пока он не добрался до Терры, так это ты.
Русс резко вскинул голову, и его верхняя губа приподнялась, обнажив зубы, как у животного, почуявшего опасность.
— Он здесь.
Малкадор взглянул в долину и увидел одинокую фигурку, поднимающуюся на мост Сигиллита далеко внизу. На таком расстоянии она была немногим больше серо-стального пятнышка на белом фоне утесов, однако ее осанка не оставляла места для сомнений.
Русс поднялся на ноги, глядя на приближение далекой фигуры так, будто это раненый пес, который в любой момент может броситься на хозяина.
— Итак, это Гарвель Локен, — произнес Волчий Король.
С появлением криоцилиндров Купол Возрождения заполнился мерцающим флюоресцентным светом, и Аксиманд ощутил небезосновательную тревогу при виде тех, кто был жив, но должен был быть мертв. Мысль вызывала воспоминание о сне, недослышанное эхо чего-то, что следовало забыть.
— Кто они? — спросил Мортарион, смертельная бледность которого стала еще более трупной в свечении жизнеподдерживающих машин Мавзолитики.
— Величайшее сокровище Двелла, — отозвался Гор. Фулгрим двинулся среди подвешенных цилиндров, его противоестественная плоть кожисто поскрипывала о битое стекло. — Тысяча поколений его лучших умов, навеки удержанных на пороге смерти в последний миг жизни.
Гор подал Аксиманду знак выйти вперед, и тот занял место по правую руку от Магистра Войны. Гор положил ему на наплечник свою когтистую перчатку.
— Вот Аксиманд, который руководил захватом округа Мавзолитика, — с гордостью произнес Гор. — Он сам немало заплатил за это.
Фулгрим повернулся к Аксиманду, и тот увидел, что преображение Фениксийца зашло гораздо дальше физической трансформации. В Фулгриме буйно расцвел тот нарциссизм, который, как всегда подозревал Маленький Гор, лежал в основе навязчивого стремления Детей Императора к совершенству. Ничто из сказанного им нельзя было принимать за чистую монету, и Аксиманд задумался, не доверие ли к Фулгриму привело Пертурабо к падению. Гор ведь наверняка не совершит подобной ошибки?
— Твое лицо, — произнес Фениксиец. — Что с ним случилось?
— Проявил беспечность рядом с клинком с Медузы.
Фулгрим протянул одну из верхних рук и взял Аксиманда за подбородок, повертев его голову из стороны в сторону. Прикосновение отталкивало и опьяняло.
— Лицо целиком срезало одним ударом, — сказал Фулгрим с завистливым восхищением. — Каково это было?
— Болезненно.
— Люций бы одобрил, — заметил Фулгрим. — Но тебе не следовало возвращать его на место. Только представь блаженство от боли каждый раз, когда надеваешь шлем. И нет ничего плохого в том, что ты стал бы меньше похож на моего брата.
Фениксиец двинулся дальше, и Аксиманд ощутил странную смесь облегчения и сожаления, что примарх более к нему не прикасается.
— Так ты говоришь с ними? — спросил Мортарион, изучая механизмы управления криоцилиндром. Техноадепт возле него повалился на колени, обделавшись и рыдая от ужаса.
Магистр Войны кивнул.
— Все, что знали эти люди, сохранено и перемешано с сотнями летописцев и итераторов, которые прибыли на этот мир после того, как Жиллиман вернул его в Империум.
— И что же они говорят?
Гор направился к мягко светящемся цилиндру, в котором навзничь лежало тело пожилого мужчины. Морниваль двинулся следом, и Аксиманд увидел, что оно завернуто в красно-золотое знамя с аквилой, а судя по чертам лица, человек происходил родом не с Двелла.
