Забыв обо всем, Джексом оперся о каменный барьер и спрыгнул на песок. Теперь он мог видеть крохотные трещины на яйце, мог различить доносившийся изнутри стук, мог наблюдать, как трещинки едва заметно увеличиваются… Он коснулся яйца, и оно показалось ему тяжелым, как камень — таким же тяжелым, как в памятный день их приключения.
— Я помогу тебе, помогу! — закричал Джексом и пнул скорлупу яйца. Появилась большая трещина. Еще два сильных пинка, и она расширилась. Раздался жалобный крик — кончик носа маленького дракона пробил тугую оболочку.
— Ты хочешь жить — как хотел я! И ты нуждаешься только в небольшой помощи — как и я когда-то! — кричал Джексом, вцепившись пальцами в края щели. Большие куски скорлупы падали на песок — они были толще и тяжелее, чем у других новорожденных драконов. — Джексом, что ты там делаешь? — крикнул ему кто-то, но было уже поздно.
Он увидел толстую внутреннюю мембрану — именно с ней не сумело справиться маленькое существо. Выхватив из-за пояса нож, Джексом одним движением разрезал скользкую пленку. Из нее, словно из сумки, выпал крохотный белый комок — не больше, чем тело самого мальчика. Он нагнулся почти инстинктивно, стараясь помочь малышу встать на ноги.
И раньше, чем Ф'лар или кто-то из всадников успел вмешаться, полные обожания глаза белого дракона поднялись на юного лорда холда Руат. Запечатление свершилось.
Не сознавая, какую проблему он только что породил, Джексом с изумлением повернулся к ошеломленным зрителям.
— Он говорит, что его зовут Рут!
Вечер в Вейре Бенден — пир после Запечатления
«Выйти на дневной свет из самых дальних, мрачных туннелей холда. Вот на что это похоже, — думала Брекки. И Берд показал ей дорогу. Воспоминания заставили девушку содрогнуться. — Если мой разум вновь соскользнет во тьму…»
Внезапно она почувствовала крепкое объятие рук Ф'нора, ощутила прикосновение мыслей Канта, услышала щебет двух огненных ящериц.
Берд вывел ее с площадки к Ф'нору и Маноре. Ее поразило, какими усталыми и печальными они были. Брекки попыталась что-то сказать, но они не отвечали. Ф'нор поднял ее на руки и понес в свой вейр. Брекки улыбнулась, глядя на склонившееся к ней лицо любимого. Да, теперь она могла назвать его так — ее любимый, ее друг, радость ее сердца… Но как он изменился! Глубокие морщины сбегали от крыльев орлиного носа к уголкам рта, запавшие, воспаленные глаза потемнели, волосы свалялись и висели космами.
— Бедный мой, что с тобой случилось? — тихо сказала она; собственный голос, хриплый, ломкий, показался ей незнакомым.
Стон — нет, скорее рыдание, вырвалось у него. Ф'нор прижал девушку к груди; сначала осторожно, потом, почувствовав на лице тепло нежных ладоней, обнял ее со всей силой. Брекки вскрикнула — он едва не раздавил ее. Каким крепким было его объятье, какое счастье дарило прикосновение сильных рук!
В порыве радостного облегчения Ф'нор зарылся лицом в ее волосы, прижался губами к шее…
— Брекки, любимая… мы думали, что потеряли тебя… — повторял он снова и снова, пока торжествующий рев Канта не заглушил его голос.
— Что-то случилось с моей головой, — вздрогнув, пробормотала Брекки.
— Словно разум попал в капкан и утратил власть над телом… О, Ф'нор, Ф'нор! — Отчаяние, терзавшее ее все эти дни, внезапно выплеснулось наружу. — Я даже ненавидела Канта!
Слезы текли по ее щекам, рыдания сотрясали изможденное тело. Ф'нор гладил вздрагивавшие плечи девушки, целовал мокрые глаза… Брекки не могла успокоиться. Он встревоженно повернулся к Маноре.
— Пусть поплачет, Ф'нор. Ей станет легче.
Уверенность матери, плавные движения ее сильных рук успокоили Ф'нора. Как она старалась побороть странную болезнь Брекки! Не раз он замечал, что привычное, невозмутимое спокойствие вот-вот готово оставить Манору. Теперь Ф'нор был благодарен ей — ведь именно мать настояла на попытке этого повторного Запечатления. Ф'нор возражал, хотя она не понимала, чем вызваны его сомнения. Или делала вид, что не понимает. Он знал, что немногое может укрыться от взгляда Маноры. Хрупкое тело Брекки трепетало в его руках, боль потери с новой силой терзала сердце девушки. Файры озабоченно носились под сводом туннеля, рев Канта перешел в жалобный свист. Пальцы Брекки судорожно мяли одежду Ф'нора, она пыталась выговорить что-то, но слезы мешали ей.
— Она не может остановиться, Манора. Не может!
— Сейчас… Надо вывести ее из шока…
— Как?
— Старым проверенным способом… — И Манора перешла от слов к делу, несколько раз сильно шлепнув девушку по щекам. — Теперь отнеси ее в бассейн. Теплая вода расслабит мышцы.
— Не стоило бить ее, — сердито сказал Ф'нор.
Отбросив занавес, он шагнул к бассейну и осторожно опустил Брекки в воду. Девушка вздрогнула. Постепенно рыдания ее прекратились, сведенное судорогой тело расслабилось. Манора внимательно наблюдала за ней. Заметив, что Брекки пришла в себя, она насухо вытерла ее нагретыми полотенцами и жестом велела Ф'нору отнести девушку на постель, под теплые шкуры.
— Теперь ей надо поесть, Ф'нор. И тебе тоже, — строго сказала Манора, направляясь к выходу из вейра. — А кроме того, вспомни о своих обязанностях. Сегодня — день Запечатления.
Ф'нор раздраженно фыркнул и вдруг увидел, что Брекки слабо улыбается ему.
— Наверное, ты можешь сейчас побыть со мной, Ф'нор… Хотя бы до ночи…
— Мы останемся с тобой оба — Кант и я, — заверил коричневый всадник. Он наклонился и отбросил со лба Брекки завиток волос — так, словно это было самым важным делом в мире. Девушка накрыла его руку ладонью.
— Я знала, что вы со мной… все время знала… даже когда хотела умереть. — Внезапно ее глаза сердито блеснули: — Но как вы могли снова отвести меня на площадку? К другой королеве?
Кант выразил свое несогласие трубным ревом. Прикрывавший дверной проем занавес был приподнят, и она могла видеть дракона, свернувшегося на каменном ложе. Он повернул голову к девушке, его глаза мерцали в полумраке. Брекки заметила нездоровый зеленоватый оттенок его шкуры.
— Мы не хотели… Ф'лар настоял на этом… И Лесса. Они надеялись, что это поможет…
Собрав все силы, Брекки попыталась не вспоминать этот бесконечный путь по туннелю — вверх, вверх, до самого конца… и там… Горе утраты снова навалилось на нее, боль сжала сердце…
«Нет, нет!» — беззвучно вскричал Кант.
Теплые тела файров прижались к ее лицу и шее; Брекки ощущала их тревогу и страх так остро, словно мысли крохотных существ касались ее обнаженного мозга.
