Лоис Буджолд - Цетаганда

— Как там… «Дипломатия есть военное искусство, реализуемое другими людьми»? — спросил Айвен. — Или там наоборот было? «Война есть дипло…»

— «Дипломатия есть продолжение войны другими средствами», — поправил Майлз. — Чжоу Эньлай, XX век, Земля.

— Ты что, ходячий справочник?

— Не я, а коммодор Танг. Он коллекционирует изречения древних китайских мудрецов и заставляет меня их заучивать.

— Ну и кем был старина Чжоу — воином или дипломатом?

Лейтенант Майлз Форкосиган обдумал этот вопрос.

— Я думаю, он должен был быть дипломатом.

Ремни безопасности на плечах Майлза натянулись: заработали стабилизирующие реактивные двигатели, наклоняя служебную капсулу, в которой они с Айвеном летели, располагаясь друг напротив друга, в роскошном одиночестве. Они сидели на расположенных вдоль бортов короткого фюзеляжа скамьях. Майлз вытянул шею, пытаясь разглядеть через плечо пилота разворачивающуюся под ними планету.

Эта Кита IV, сердце широко раскинувшейся Цетагандийской империи. Слова «широко раскинувшаяся империя», с точки зрения любого здравомыслящего человека, как нельзя лучше описывают восемь освоенных планет и обрамление из такого же количества союзных и марионеточных режимов, полагал Майлз. К тому же цетагандийские гем-лорды были бы не прочь раскинуться и дальше, за счет соседей, если бы могли.

Впрочем, насколько велика их империя значения не имело — перебрасывать войска сквозь червоточины они, как и все остальные, могли лишь по одному кораблю.

Именно поэтому кое у кого чертовски здоровые корабли.

Цветная бахрома ночи скользила по краю планеты, в то время как их капсула продолжала следовать по орбите от курьерского судна Барраярской Империи, которое они только что покинули, к Цетагандийской пересадочной станции. Ночная сторона планеты сплошь сверкала. Сказочные россыпи огней усеивали поверхность континентов. Майлз был готов поклясться, что в этом сиянии цивилизации смог бы читать не хуже, чем при полной луне. Его родной Барраяр внезапно показался монотонным простором полей в сельской глуши, с редкими искорками городов тут и там… Высокотехнологичное убранство Эты Кита было откровенно… кричащим. Да, разодета как увешанная чрезмерным количеством драгоценных побрякушек женщина. «Безвкусица, — попытался он убедить себя. — Я не какая-нибудь захолустная деревенщина. Мне это по зубам. Я — лорд Форкосиган, офицер и дворянин».

Разумеется , таковым же был и лейтенант лорд Айвен Форпатрил, но сей факт не придавал Майлзу уверенности в себе. Майлз стал рассматривать своего высокого кузена: тот тоже вытянул шею и с глазами на выкате, разинув рот, впился взором в пункт их назначения внизу. По крайне мере, Айвен хоть был похож на офицера-дипломата: высокий, темноволосый, аккуратный, с легкой улыбкой, словно навсегда прилепленной к красивому лицу. Его подтянутая фигура вписывалась в зеленый офицерский мундир великолепно. Мысли Майлза, повинуясь старой дурной привычке, как по маслу скатились к оскорбительным сравнениям.

Чтобы собственные мундиры Майлза на нем сидели, а также, насколько это возможно, скрывали значительные врожденные дефекты, на исправление которых ушли годы усердного медикаментозного лечения, их приходилось выполнять индивидуально, на заказ. Ему следовало бы поблагодарить медиков за то, что они сотворили столь многое из столь малого. После целой жизни этих процедур Майлз был ростом в четыре фута и девять дюймов, сгорбленным, с хрупкими костями, но это было в сто раз лучше, чем если бы его носили в ведре. Несомненно.

Зато он мог стоять, ходить и даже, если надо, бегать, достаточно лишь надеть на ноги накладки и все. И Барраярская Имперская служба безопасности, слава Богу, платила ему не за смазливость, а за ум. И все же, его патологически преследовала гаденькая мысль, что его послали участвовать в предстоящем цирке для того, чтобы Айвен на его фоне выглядел еще лучше. Имперская безопасность определено не возлагала на него никаких иных интересных задач, если не считать последнее напутствие шефа службы безопасности Иллиана «…и не лезь на рожон» особым секретным поручением.

С другой стороны, возможно, Айвена послали для того, чтобы речь Майлза на его фоне звучала еще лучше. От этой мысли Майлз слегка повеселел.

Орбитальная пересадочная станция предстала перед ними точно по графику. Даже дипломатическому персоналу не дозволялось садиться непосредственно в атмосферу Эты Киты: здесь считалось дурным тоном выписывать в небе уведомление о своем прибытии шлейфом плазменной струи. Похожие правила существуют в большинстве цивилизованных миров, согласился Майлз, но исключительно в целях предотвращения возможного биологического заражения.

— Интересно, Вдовствующая Императрица действительно умерла своей смертью? — полюбопытствовал Майлз вслух. От Айвена, само собой, едва ли можно было ожидать ответ на этот вопрос. — Скончалась так внезапно…

Айвен пожал плечами:

— Она была старше Великого дяди Петра на целое поколение, а уж он-то, кажется, всегда был стариком. Помнится, в детстве я его до смерти боялся. А вообще, получается симпатичная параноидальная теория, но я так не думаю.

— Боюсь, Иллиан с тобой согласен. Иначе бы он не позволил лететь нам. Все было бы не так скучно, если бы коньки отбросил цетагандийский император, а не какая-то маленькая дряхлая старушка хаут-леди.

— Но тогда нас бы здесь не было, — вполне резонно возразил Айвен. — Мы бы с тобой сейчас, пока кланы принцев-претендентов боролись бы друг с другом, несли службу, прозябая на каком-нибудь оборонном аванпосту. Ну уж нет. Да будут путешествия, вино, женщины и песни…

— Айвен, это государственные похороны.

— Ну хоть надеяться-то я могу?

— Так или иначе, предполагается, что мы будем наблюдать. И докладывать. О чем и зачем, я не знаю, но Иллиан особо подчеркнул, что ждет донесений в письменной форме.

Айвен тяжело вздохнул.

— Сочинение на тему «Как я провел лето» маленького Айвена Форпатрила двадцати двух лет. Словно в школу обратно посылают…

Собственный, двадцать третий день рождения Майлза наступит вскоре после дня рождения Айвена. Если эти утомительные обязанности пройдут по расписанию, то он, наконец-то, ради разнообразия, окажется дома как раз во время, чтобы отпраздновать свой день рождения. Приятная мысль. Глаза Майлза озорно блеснули.