В глубине души Майлз тоже на это надеялся, но он скорее дал бы выдернуть себе ногти клещами в старомодной манере ведения допросов Имперской безопасностью пару поколений назад, чем признался бы в этом вслух.
Айвен испустил тяжелый вздох:
— Я все равно буду скучать по гем-леди и угощениям.
— Дома тоже есть леди и угощения, Айвен.
— Верно. — Айвен слегка просветлел лицом.
— Забавно. — Майлз откинулся на свою койку, подпихнув подушку под плечи, чтобы полу сидя было на что опереться. — Если бы покойный Небесный Отец Флетчира Джияджи послал покорять Барраяр хаут-женщин вместо гем-лордов, думаю, Цетаганда уже давно обладала бы нашей планетой.
— Гем-лорды были грубиянами, и ничего более, — заявил Айвен. — Но мы оказались грубее. — Он уставился в потолок. — Как ты думаешь, сколько еще поколений сменится, прежде чем мы не сможем считать хаут-лордов людьми?
— Мне кажется, куда эффективней ставить вопрос так: сколько еще поколений сменится, прежде чем хаут-лорды перестанут рассматривать как людей нас. — „Ладно, к этому я привык уже с рождения. В своем роде, некий обзор будущего“. — Мне кажется… Цетаганда будет оставаться потенциальной угрозой для своих соседей до тех пор, пока хауты движутся… к чему там они идут. Императрица Лизбет и ее предшественницы, — „и ее наследницы“, — ведут эту эволюционную гонку по двум трассам: полностью контролируемую у хаутов, и гемов, используемых как источник генетических неожиданностей, как пространство вариаций. Как селекционные компании, хранящие образцы диких растений, даже если они продают только монокультуру, чтобы иметь возможность развития перед лицом непредвиденного. Величайшая опасность для всех остальных, это если хауты утратят контроль над гемами. Если гемам позволят вести представление… Что ж, Барраяр знает, на что это похоже, когда полмиллиона социальных дарвинистов-практиков с оружием, вырываются на волю на чьей-нибудь родной планете.
Айвен поморщился:
— Верно. Как твой почтенный покойный дедушка, бывало, рассказывал нам в кровавых подробностях.
— Однако если… гемы последовательно будут терпеть военные поражения в течение следующего поколения, или около того… если их маленькие экспансионистские приключения по прежнему будут причиной для стыда и будут столь же дороги, как разгром верванского вторжения, то возможно хауты в своем крестовом походе к совершенству переключатся с военных путей развития на другие сферы. Возможно, даже мирные. Возможно, такие, что мы едва можем их себе представить.
— Удачи, — фыркнул Айвен.
— Удача — это нечто, что ты делаешь для себя сам, если этого хочешь. — „А я хочу, хочу еще, о да“. Приглядывая одним глазом за кузеном, чтобы тот не делал резких движений, Майлз повесил медальон обратно.
— Ты собираешься его носить? Я бы не посмел.
— Нет. Пока мне когда-нибудь не понадобиться казаться особенно гадким.
— Но ты намерен его сохранить?
— О, да.
Айвен уставился в пространство, точнее в стену каюты, и в пространство за ней, судя по последовавшему выводу:
— Сеть червоточин — это большое место, и оно постоянно становится больше. Даже хаутам составит труда заполонить ее всю, я…
— Надеюсь, что так. Монокультуры скучны и уязвимы. Лизбет об этом знала.
Айвен хихикнул:
— А ты не слишком низкорослый, чтобы думать о перепланировке Вселенной?
— Айвен, — Майлз сделал так, что его голос стал неожиданно холоден, — С чего это Флетчир Джияджа решил, что ему нужно быть со мной любезным? Или ты правда считаешь, что только ради моего отца? — Он качнул медальон, заставив его вращаться, и пристально посмотрел на кузена. — Это не банальная безделушка. Подумай хорошенько, обо всех тех вещах, что он может значить. Подкуп, саботаж, истинное уважение — все в одной странной связке… Мы еще не закончили друг с другом, Джияджа и я.
Айвен первым отвел взгляд.
— Ты чертов псих, ты знаешь об этом?
После минута неуютной тишины, он поднялся со стула Майлза, и побрел прочь, бормоча что-то насчет поисков какой-нибудь настоящий еды на этой лодке.
Майлз откинулся назад, сощурив глаза, и стал наблюдать, как сияющие круги кружатся подобно планетам.