Никто из наших преподавателей даже не подозревал, что мне нравилось такое заточение. Пусть там было неуютно, но там было тихо, и никто и не маячил перед глазами. Это были единственные часы, которые позволяли отдохнуть от постоянного гама душных, тесных, переполненных комнат. Наверное, именно в интернате я научилась ненавидеть людей. Нас было слишком много для отведенной площади и потому стычек, претензий и драк было не избежать. Ссоры из-за глупых мелочей, постоянное выяснение отношений и дележка лучших мест в комнатах. Мы были стаей, где имелись свои альфы и свои омеги. Еще тогда я решила, что массовка не для меня, я — одиночка.
Обойдя по периметру своё пристанище, отстранённо слушая гулкий звук шагов, медленно присела, упираясь спиной о стену. Никогда не думала, что придётся оказаться в таком месте вновь. Но и военный изолятор это не детский интернат, потому и методы воздействия были куда жёстче. Через систему вентиляции в маленькую комнату поступал холодный воздух, заставляющий стучать зубами, непрестанно мигающий свет резал глаза, и пронзительный ультразвук не давал покоя в течение всех бесконечных часов которые выпали на мою долю, хорошо хоть наручники сняли. Непередаваемый физический дискомфорт не позволял ни отдохнуть, ни обдумать происходящее. Моё заточение изредка прерывалось короткими допросами и ещё менее продолжительными беседами с адвокатом, которые не приносили ни грамма уверенности в том, что это дело будет рассмотрено по справедливости. По большому счету юрист готовил меня к неутешительному итогу, всем своим видом давая понять, что такой результат его устроит не меньше чем остальных.
Как бы абсурдно не звучало обвинение, его все же выдвинули и судили меня, как предателя. Главным обвинителем был Влад Струдов. Откуда у него ко мне такой негатив узнала на одной из встреч с капитаном Хоуксом. Капитан приходил ко мне с адвокатом и поведал мне то, о чем я в меру своей слепоты к окружающим, даже не подозревала. Влад, оказывается, питал ко мне нежные чувства и довольно долга пытался привлечь моё внимание, но безрезультатно. В итоге его оскорблённое самолюбие сыграло со мной злую шутку.
Я с недоверием смотрела на Хоукса. Влад? Да будь он последний особью мужского пола на всей территории Галактического союза, даже не плюнула бы в его сторону. Да и его поступок окончательно стер в моем представлении его определение как мужчины.
А капитан видимо в силу собственного интереса заступался за меня до последнего. Не могу сказать, что я была ему благодарна, ведь не за меня беспокоился, не хотел терять полезного подчинённого. Да и что он мог обо мне сказать, кроме того, что я отличный программист-техник? Никто из них не знал обо мне ровным счётом ничего, и это тоже оказалось воспринято не в мою пользу. То, что я была нелюдима, представили как скрытность, не желание участвовать в их развлечениях как высокомерие, обширные технические знания и те подверглись провокации, мол, подозрительно откуда.
Я по большей части была в шоке и поэтому мало обращала внимание на происходящее и тем более не верила, что в результате такой глупости могу лишиться воинского звания и любимого занятия. Главной моей стратегией было, как можно меньше говорить, не хотела оправдываться, мне было не за что. Обида на окружающих съедала меня по частям. К моей апатии прибавилась ещё и тоска, я скучала по мужчине, которого даже не знала, но было в нем что-то такое родное и близкое, что мешало мне выбросить его из головы. Пока я капалась в себе, события вокруг меня набирали обороты. Процесс стал показательным и от того быстрым и публичным.
Я снова сидела на неудобном стуле среди зала перед военным советом, устало опустив голову и, практически, не слушая очередное обличительное обвинение одного из членов нашей разведовательно — штурмовой группы. Какая я оказывается подозрительная личность, не знай я как все было на самом деле, сама бы впечатлилась масштабами неординарности собственной натуры.
Лишь немногие виновато опускали глаза, давая свидетельские показания. Среди них был Кир Наулов, который с явной неохотой отвечал на очень хитро сформулированные вопросы.
— Нам известно, что вскоре после поимки неизвестных из закрытой зоны у Вас возникли проблемы с системой навигации.
— Да, — нейтральным тоном ответил Кир.
— Из-за чего возникли неполадки? — продолжал военный прокурор.
— Причин выяснить не удалось.
— Кто занимался устранением неисправности?
— Я, позже мне предложила помощь лейтгард Доз.
— Это была её вахта?
— Нет.
— Тогда что она делала в рубке в свободное от дежурства время?
— Ей не спалось, вот и зашла узнать как дела.
— Часто такое случается.
— Нет, — выдавил Кир.
И я, и он уже понимали, к чему клонит обвинитель.
— Это все, что я хотел спросить, вы свободны.
— Но…
— Вы свободны, — не стал его слушать прокурор.
Кир замялся на месте, пытаясь возразить, но такой возможности ему не дали, охрана сопроводила его на выход. Прокурор, проводив его взглядом, продолжил:
— Так же мне хотелось бы вызвать капитана Струдова для разъяснения некоторых моментов.
Получив согласие военного совета, он перешёл к основной части спектакля.
— Капитан Струдов, я ознакомился с Вашим отчётом, и у меня возникло несколько вопросов.
Влад кивнул.
— Да, сэр, я готов ответить.
— Насколько широко распространяются полномочия штатно программиста — техника на судне капитана Хоукса.
— Достаточно широки, чтобы иметь доступ практически к любым системам корабля.
— Имеет ли она официальный доступ к отсеку, подконтрольному разведывательному отряду.
— Нет.
— Значит ли это, что произведённое ею подключение к видеоустановкам в этом отсеке было несанкционированно.
Влад бросил в мою сторону быстрый взгляд, ответил:
— Совершенно верно.
Больше всего меня в этот момент раздражало то, что они посмели взломать мой личный компьютер. Они своими грязными руками лапали моё детище, над которым я работала столько лет. Впервые за прошедшее время во мне колыхнулись эмоции, которые вылились в гневный взгляд, которым я наградила Струдова.
— Какую оценку можете дать лейтгарду Доз?
— Скрытная, замкнутая, нелюдимая. В редких случаях проявляет вспыльчивость и раздражительность.
— Привести пример можете?
— Конечно. Во время первого допроса, она проявила агрессию к вышестоящему по званию и, проигнорировав прямой приказ, приблизилась к пленным.
— Как вообще программист-техник оказался на допросе?
