Лориан вдруг осознал, что сидит на кровати перед человеком, лично видевшим Первого Наблу — вскочив на ноги, он отключил программу атаки в своём модуле и проговорил:
— Конечно. Если я открыл вам дверь, это значит, что я готов вас впустить.
Эвелин улыбнулась и медленно прошла к окну. Взглянув на песчано-зелёный пейзаж, изрезанный капиллярами кроваво-красных рек, она тихо вздохнула.
— Выходит, ты Лориан Северис, — сказала она с улыбкой. — Франц очень лестно о тебе отзывался. Удивительно, что совершеннолетие у тебя ещё впереди, хотя слава твоя облетела весь Анрион. Не думал ещё, какое имя себе возьмёшь?
Лориан отвёл взгляд и сжал кулаки.
— Я не планирую менять имя, леди Флевис… Эвелин, — ответил он.
— Как знаешь, — Эвелин пожала плечами. — Редкий человек остаётся доволен своим именем к совершеннолетию, и тем ты удивительней. Можно узнать, кто дал тебе его и отчего же оно так важно твоей душе?
Взгляды Лориана и Эвелин снова встретились: стали сдерживаемой ярости коснулась мягкая заинтересованность.
— Я сражаюсь ради того, чтобы все люди жили в покое и справедливости. Я ненавижу Атексетов за то, что они посягают на нашу свободу, на наши миры. Я осуждаю мир, где людям приходится страдать сегодня, чтобы избежать страданий завтра. И я не принимаю решение Агмаила, которое обрекло тысячи людей на жизнь во тьме куполов Дна. Имя это дал мне отец, он же и научил меня — в любое время у человека всегда должно быть представление, как именно мир вокруг него может быть лучше, чем есть сейчас. Это представление я имею, леди Флевис. И имя моё есть символ того, что я от него не отрёкся.
— Ох, дитя моё. Имя тебе не Лориан — ты сама Совесть Вселенной…
Эвелин улыбнулась, прикрыв глаза, подобно Францу: но за этой улыбкой не чувствовалось ни тайны, ни угрозы — наоборот, Лориан почувствовал, будто его ярость, возникшая из болезненных мыслей, медленно сменяется умиротворением. Это умиротворение не было омрачено покалыванием присутствия — и Лориан отметил это.
— Вам ведь что-то было нужно? — осторожно спросил он. — Зачем вы пришли?
Эвелин приподняла бровь, взглянув на Прокси.
— Мне? Я просто пришла взглянуть на тебя, только и всего, — ответила она. — Через пять часов Рыцарям предстоит битва, а я улетаю последним шаттлом на Кубус. Возможно, это последняя возможность познакомиться с тобой.
И тут Лориана посетило странное чувство — оно было подобно тревоге, но словно не имело под собой основания. Он задумчиво посмотрел в окно вслед за взглядом Эвелин и сказал:
— Агмаил позволил мне помнить прошлое. Я помню Франца, помню, как Левен считался обителью Атексетов. Вы ведь близки ему? Почему тогда это благословение пало на меня?
Эвелин выслушала Лориана тихо, не совершая ни движения. В тихом сиянии отражённого от Левена света она вздохнула и закрыла глаза.
— Это не благословение, дитя моё, — сказала она наконец. — В нашем мире память об истине причиняет помнящим лишь боль. То, что он сохранил её тебе, означает, что ты избран нести на себе боль этого мира…
***
«Избран нести на себе боль этого мира».
Истребитель отделился от транспортного корабля, и мысли Лориана заполнила буря ярких ощущений. Среди зрительных образов, сигналов связи, информации о состоянии Истребителя почти не оставалось места лишним мыслям. Но слова Эвелин дьявольским рефреном возвращались к Лориану снова и снова.
«Ты избран нести на себе боль этого мира…»
«Сформировать мультиплеты», — раздался в мысленном пространстве голос капитана Алери, и каждый отряд, состоявший из пяти Рыцарей, разделился на группы по два и три Истребителя. Новая тактика, предложенная адмиралом Рутилом — хладнокровный эксперимент, который позволит выяснить особенности мышления Атексетов. Врагу предоставляется выбор — сосредоточить силы на двоих или троих; если бы группы были одинакового размера, разницы бы не было, однако сейчас результаты боя могут дать важную информацию о свойствах психологии Атексетов.
Лориан находился в триплете: капитан Алери был ведущим, Борс нёс комплементарную бомбу, а сам Лориан служил поддержкой. В дуплет же объединились Гвен и Гидеон — Персиваль уже давно заметил, что они отлично работают в команде, и охотно согласился на их предложение организовать боевую пару. Рыцари снова применяли тактику Небоходца: прорваться сквозь оборону оппонента — сбросить бомбу — уйти.
Налетела туча вражеских дронов, и Истребители закружились в разрушительном танце. Всё-таки, мало что поменялось с приходом настоящих Атексетов — дроны всё так же легко разрушались роторным огнём. Война за судьбу Анриона мало чем отличалась от игры, которую Агмаил разыгрывал три тысячелетия, и это внушало Лориану странное чувство меланхоличного фатализма: исход предрешён, Война не опасна, и этот бой — лишь одинокая капля в бесконечном море извечного штиля. Однако…
«Запрос Мениск, дуплет в окружении. Повторяю…»
Дроны Атексетов работали более агрессивно и безрассудно. Нередки были случаи, когда они сталкивались друг с другом лишь для того, чтобы рассыпаться тысячей осколков и повредить технику Айлинерона. А ещё — стоило Атексетам понять, какую угрозу представляют Истребители, как дроны стали набрасываться на них плотной тучей, буквально погребая их под горой собственных обломков. К пятидесятым суткам войны из шестидесяти Истребителей было потеряно девять.
«Северис, на опережение. Сорин, имитируй лидера», — Персиваль обратился к своему триплету, и Истребители разлетелись в разные стороны. И тут…
«Перегрев системы, сильные помехи!» — передавал в эфир Лорикс вместе с тем, как Борс сообщал о том же. Обшивка едва не плавилась, фотоника на миг вышла из строя, с недовольным вздрагиванием вернувшись в рабочее состояние. Истребители сбились с курса, когда какая-то неизвестная сила рывком дёрнула их туда, откуда они только что разошлись. Критическая система всех трёх Истребителей перекачала избыток тепла в водородную капсулу и отстрелила её; это затратило немало энергии, но позволило предотвратить фатальный перегрев.
«Что это было?» — спросил Лориан, когда смог вернуть контроль над Истребителем.
«Фуко-снаряд, — ответил Борс. — Странно, что они не использовали такие раньше».
«Зарегистрировать, бой продолжать», — отдал приказ Персиваль.
***
«Если Война будет продолжаться в том же духе, через полтора года все Истребители будут уничтожены», — тихий мысленный голос Гвен сейчас был слышен лишь Гидеону.
Выстрел, поворот, выстрел, выстрел. Активированы фронтальные двигатели, Истребитель резко сменил направление, отразился от невидимой стенки. Поворот, выстрел, выстрел.
«Значит, надо победить раньше», — ответил Гидеон.
Выстрел, выстрел, магнитное поле активировалось, чтобы защитить Истребитель от осколков. Поворот, выстрел, выстрел…
***
Оставив позади опустошённое поле боя, транспортные корабли с Истребителями отправлялись на станцию Эмингон-3. Позади ещё одно сражение — и на этот раз погибших не было. Рыцари отдыхали в мягкой тьме капсулы Истребителей, приводили в порядок мысли, расслабляли тело.
И одному лишь Персивалю Алери было беспокойно. Этот бой не отличался бы от всех предыдущих сражений — как с людьми Левена, так и с настоящими Атексетами — если не шесть Фуко-снарядов, выпущенных врагом по силам Айлинерона. В этой Войне случились уже тысячи сражений, больших и маленьких, но Фуко-снаряды появились только сейчас. Почему?
Персиваль не знал ответа. И один этот факт заставлял усомниться в этой зыбкой стабильности судьбоносной Войны, где каждый бой похож на предыдущий, а каждый солдат — на товарища справа. Словно единственная капля Кровоцвета, распространившаяся неистребимой заразой по всем водоёмам Левена, Атексетские Фуко-снаряды нарушали картину мира, которую Персиваль выстроил у себя в сознании. Это напоминало ему времена прежнего Кубуса, когда единственной тревогой для него был Франц — загадочный и непостижимый. Тогда казалось, что от знания ответа на эту загадку зависит многое — но теперь Персиваль понимал, что даже если бы он потерял память от Второго Забвения, он бы точно так же сражался на фронте Войны, и точно так же думал о том, как странно видеть резкое появление Фуко-снарядов у Атексетов…
